Андрей Посняков - Последняя битва

– Видать, дорогу через болотце мостить собрались, – пояснил Отто. – Не знаю только, зачем? Мельница-то заброшенная.

– Так, может, ее собираются восстановить?

– Восстановить? – Браконьер оглянулся и окинул Ивана тяжелым взглядом. – Не думаю.

– А что так?

– Да так… – Видно было, что жестянщик не очень-то охотно поддерживает эту тему. – Про эту мельницу болтают всякое…

– Что же?

– Говорю – всякое. – Отто нахмурился. – И ведьмы туда на метлах летают, и рычит по ночам кто-то страшный.

– Рычит?

– Рычит! Я сам слыхал. – Жестянщик пробормотал про себя что-то похожее на молитву. – И скажу тебе, Хуан, лучше бы никому и никогда не слышать того жуткого рыка! Ну хватит об этом… Пойдем-ка ловить рыбку.

Нырнув в кусты, Отто вытащил из захоронки сеть, довольно большую, и с помощью Раничева поставил ее у впадения реки в озеро. После чего с ухмылкой взвел самострел:

– Ну вот, теперь можно и уточек пострелять! Пойдешь со мной?

– Нет. – Иван помотал головой. – Лучше прогуляюсь, посмотрю земли. Где, ты говоришь, мельница-то?

– Во-он, вдоль реки, тропка… Только сам я с тобой не пойду, Хуан. Да и тебе не советую.

– Да я быстро. Только взгляну.

– Смотри-и-и…

Подмигнув проводнику, Раничев спустился к реке.

Тропинка, то сужаясь, то расширяясь, а то на некоторое время и пропадая вовсе, вела вдоль реки, едва не спускаясь в воду. Иван пару раз чуть не сорвался – уж больно крут был бережок, хорошо, успел уцепиться за подвернувшуюся под руку иву. Перевел дух, огляделся… и увидел мельницу. Полуразрушенная плотина уже давно не держала воду, почти полностью обнажив могучее верхнебойное колесо, когда-то способное явить невиданную в этом обществе силу. Перед мельницей был устроен амбар – хранилище для зерна или муки, к амбару вела достаточно широкая для того, чтобы могли проехать возы, дорога, ныне заросшая густой травой, лопухами и чертополохом. Впрочем… Иван подтянулся и прыжком взобрался на насыпь… четко разглядев на дороге следы гусениц!

Следы вели в амбар. Раничев настороженно осмотрелся: похоже, амбар никак не охранялся, скорее всего, кто-то просто положился на слухи о творившейся на мельнице чертовщине, весьма действенные в это время. А может, просто уже было нечего охранять.

Еще раз оглянувшись, Раничев подошел к амбару, запертому на огромный замок, судя по общей надежности и изысканным кованым узорам – работы знаменитых нюрнбергских мастеров. Такой замок не откроешь отмычкой, а перекусить стальную дужку – занятие малопродуктивное. Так-то оно так… Только вот петли, в которые был продет замок, оказались вполне обычные и даже ржавые.

Вытащив из-за пояса нож, тот самый, разбойничий, подобранный в грязи, Иван тихонько поддел петли, выскрябывая старое дерево. Сложенный из крепких бревен амбар был надежен, очень надежен. Щели, конечно, имелись, но довольно узкие, к тому же внутри было темно – мало что можно увидеть. Но Иван все же почувствовал, ощутил слабый запах бензина. Ага! Значит, все ж таки что-то есть?

Один из гвоздей заскрипел, поддался, за ним другой – и вот уже снята вся петелька. Вытерев выступивший от волнения пот, Раничев распахнул тяжелую створку и присвистнул. Не то чтобы разочарованно, но все-таки. И стоило такое дерьмо прятать?

В полутьме амбара стоял… нет, даже не танк, скорее танкетка, хотя официально эта груда металлолома когда-то гордо именовалась танком. Легким танком. Легчайшим. Этот выкрашенный в серый цвет «Панцер-1», кажется, весил около пяти тонн, а высотой вместе с башней, пожалуй что, уступал человеку среднего роста, да и прочие размеры «танка» не впечатляли – два на четыре. Короче «Жигулей», правда чуть пошире. Вооружение чисто пулеметное, вон они, торчат из смещенной к правому борту машины башенки, два почти восьмимиллиметровых ствола МГ-13, броня… Раничев точно не помнил про броню, но очень тонкая, чуть больше сантиметра – не особенно-то и толще здешних доспехов. Интересно, арбалетная стрела ее со скольки метров пробьет? Не выдержав, Иван на всякий случай чуть прикрыл дверь амбара и полез в люк. Вот командирское место, в башне – пулеметы, рукоять поворота – башенка вращалась вручную. А вот, ниже, слева – место водителя. Скрипучее креслице, сцепление, тормоз, фрикционы. Приборная панель – тахометр, спидометр… Раничев еле-еле подавил в себе вдруг возникшее желание завестись и проехаться. Гораздо разумнее было бы спрятаться где-нибудь неподалеку да понаблюдать, когда явятся хозяева машины. Танкисты, мать их за ногу! Не очень-то изменишь ход истории подобной машинкой, застрянет она где-нибудь на поле, стопудово застрянет, а под пулеметы воины не побегут – не дураки ведь, знакомы уже с огнестрельным оружием, пусть даже и примитивным. Ну и техника! И кому понадобилось ее сюда притащить? Правда, нужно поторопиться и осмотреть весь амбар, может, здесь и еще что-нибудь имеется?

Выбравшись из танка, Иван тщательно осмотрел амбар, обнаружив у задней стенки аккуратно развешенную на плечиках одежду, два комплекта униформы – коричневые рубашки с нашивками, шорты, короткие черные галстуки. Размер маленький, подростковый… Господи! Иван наконец понял! Ну конечно, подростки! Подростки из «Гитлерюгенд». И танк этот – наверняка учебный. Притащили, что было, гитлереныши чертовы. Ладно, подождем…

Иван прикрыл дверь, аккуратно приставив на свое место петельку и, отойдя, затаился в кустах. Ждать, слава богу, пришлось недолго – где-то совсем рядом, в лесочке, заржали кони, послышалась негромкая речь… И к старой мельнице вышли… двое подростков-близнецов, тех самых, которых Раничев видел на рынке. Это, впрочем, было еще не все, за подростками, ведя под уздцы коня, шагал орденский рыцарь Гуго фон Райхенбах, а за ним маячила коренастая фигура брата Альбрехта и еще какого-то прихрамывающего на левую ногу человечка…

Глава 15

Май—июнь 1944 г. Восточная Пруссия. Год добровольца

Необычайно активная, властная, жестокая молодежь – вот что я оставлю после себя.

В наших рыцарских замках мы вырастим молодежь, перед которой содрогнется мир…

…с узким неприятным лицом.

Да, лицо у баннфюрера Мюллера было очень неприятное, слишком уж узковатое для такого широкого носа, с маленькими бесцветными глазками, злое. Герхард это только сейчас заметил, когда баннфюрер оглянулся на бегу, чтобы подогнать отставших. Он, Герхард Майер, как раз и был среди отстающих… как и всегда.

– Быстрее, быстрее! – на бегу кричал Мюллер. – Быстрее, иначе скоро вас перегонят пимпфы!

Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди, липкий горячий пот струился по всему телу, нет… нет, Герхард не мог больше бежать.

– Быстрей, слабаки! – снова заорал баннфюрер. – Нет, вы недостойны Великой Германии!

Ну уж так-то зачем?

Вытащив стек, Мюллер принялся хлестать им бегущих, досталось и Герхарду – по ногам, по спине. Было больно, но он стиснул зубы – только не закричать. Крикнешь – будет хуже! Немецкий подросток должен терпеть боль молча. Любую боль.

Ну где же этот чертов лагерь, где? Должно быть, во-он за той корявой сосною. И не надо было сюда ехать! Ага… Не поедешь, как же! Родителей живо напрягут… Родителей. Мать. Отец год назад пропал без вести на Восточном фронте. Где-то под Курском.

– Быстрее, куски мяса! Быстрее!

Герхард старался держаться из последних сил, не обращая внимания на только что поднявшееся в небо солнце. Еще хорошо, что они бежали кросс ранним утром, да еще в одних шортах и босиком, а это совсем не то, что в тяжелых ботинках и с полной армейской выкладкой за плечами. Впрочем, Мюллер наверняка устроит и такое. Ой, Господи, дай силы выдержать! Хорошо Эриху, брату – вчера во время военной игры подвернул ногу – сегодня никуда не побежал, остался дежурить при полевой кухне. Варит, поди, сейчас, сосиски или компот…

– Пошевеливайтесь! Унтерменши и то лучше вас бегают!

Ну сравнил, спасибо. Унтерменшей – пленных русских недочеловеков – Герхард видел трижды, два раза – в кино, в хронике «Зи Дойче Вохеншау», там они выглядели такими страшными – скуластыми, узкоглазыми, кривоногими, – что невольно вызвали ненависть. Третий же раз Герхард увидел русских совсем недавно – на разборе завалов после вражеской бомбардировки – и тогда они произвели на него совсем другое впечатление, впечатление несчастных и сильно истощенных людей, которых не ненавидеть можно было, а пожалеть, хоть жалость – и не немецкое чувство, как сказал фюрер – «в молодежи не должно быть ни слабости, ни нежности»!

– Эй, куски мяса! Вон там, за сосной – финиш. А ну-ка, ускорьтесь! Ап! Ап! Ап!

Бегущий перед Герхардом худенький белобрысый парнишка – Карл Фишер, – собравшись с силами, рванулся вперед… и вдруг споткнулся, полетел прямо в грязную лужу.

– Вставай! – тут же заорал молодежный руководитель. – Поднимайся, свинья!