Константин Костинов - Джип, ноутбук, прошлое
Казалось бы, ну чего в обычном колесе может быть такого? Руслан тоже так думал.
Штампованные диски. Сейчас, в 1910 году, колеса напоминали велосипедные, блестя множеством спиц. Которые нужно сделать, натянуть, укрепить. А штампованные делались одним ударом штампа. Ну почти одним. Первый патент.
Способ крепления колес на четыре болта и две шпильки. Второй патент.
Цепи противоскольжения. Когда Руслан увидел высоту протектора, он сразу понял, что ни о какой проходимости не пойдет и речи. Не то что о повышенной: эти колеса будут буксовать даже на сырой траве. Третий патент.
Внутренний корд. Мастера с «Дукса» очень заинтересовались этой идеей и даже пытались уговорить Руслана разрезать одно из колес УАЗа и показать, как это выглядит. Руслан колеса резать не дал, а заодно – идея-то довольно проста – вместе с Фрезе взял на корд четвертый патент. «Дукс» тут же приобрел лицензию и теперь пытался сделать кордные покрышки самостоятельно. И пока безуспешно. Как говорится, «вроде и простая вещь, а как подступишься – прямо черт возьми!».
Ну и по мелочи: колпачки с хвостовиками для вывинчивания ниппелей, резиновые «грибки» для заклеивания проколов…
Правда, если уж есть мед вместе с дегтем, продать Фрезе удалось только две лицензии на патент: «Дуксу» на корд и несколько лицензий кузовным мастерским, на зеркала заднего вида. Уж очень простая и легкоосуществимая идея, так что теперь в газетах нет-нет да и попадалось объявление вроде: «Новинка! Зеркало для автомобиля! Нет нужды оглядываться во время движения!»
Ноутбук постоянно был оккупирован Аней, тосковавшей и скучающей. Теперь она целыми днями просиживала за ним, читая книги одну за другой и рисуя по очереди эльфов и орков в альбоме.
Оживлялась девочка разве что на выходных, когда появлялась возможность встретиться и поговорить со своим приятелем Володей. О чем они там болтали, Аня не рассказывала, разве только упомянула, что отец Володи служит околоточным надзирателем, то есть кем-то вроде участкового.
Юля все же не стала возвращаться к своей идее изменения истории и непременной победы в Первой мировой. Во-первых, Руслан строго-настрого запретил ей даже приближаться к любым людям, имеющим хоть какое-то отношение к государственной службе. Во-вторых, она опасалась, что в случае активизации деятельности по изменению истории все-таки появится патруль времени. Ведь кто убил Мациевича, до сих пор точно неизвестно. Правда, с Котельниковым ничего не случилось, несмотря на то что они подкинули ему идею насчет парашюта. Однако пока было неясно, уловил ли он вообще эту идею. Может, потому и жив, что не уловил. Ну и наконец, Юля пока не смогла придумать, как что-то менять в истории – внедрять те же танки – с учетом вышеназванных условий.
Деятельная натура госпожи Лазаревич не позволяла долго сидеть без действия, так что Юля очень скоро придумала себе занятие.
– Руслан, – сказала она как-то в конце октября за завтраком, – я тут подумала…
– Смотри не увлекайся, – пошутил он. – А то привыкнешь.
– Руслан!
– Юля! Ну что ты там подумала?
– Вот смотри. Мы – в прошлом.
– Ну?
– Здесь живет множество людей, исторических личностей, которые уже известны или станут известны в будущем. Давай находить таких людей.
– Зачем?
– Будем собирать у них автографы.
– Юля, ты же никогда ничем таким не увлекалась.
– Ну одно дело автограф какой-нибудь певицы Альбины или Изабеллы, которую через неделю не вспомнят, и совсем другое, скажем, собственноручно подписанная картина Гитлера. Представляешь, сколько можно будет получить лет через тридцать за картину Гитлера с надписью «Дорогой Юле на добрую память»?
– Лет через тридцать? Представляю. Десять лет без права переписки.
– Ну не Гитлера, ну не картину. Скажем, просто автограф художника. Репина, например…
– Почему Репина?
– Просто я его первым вспомнила.
Руслан подумал. А правда, почему нет?
– Ну и кого первого будем ловить?
– Репина.
– Почему Репина?
– Потому, – хитро прищурилась Юля, – что я ему уже написала письмо, и он ответил, что может уделить нам время для беседы восьмого ноября на своей даче в Куоккале.
– Ни фига себе дача!
Аня наотрез отказалась смотреть на «Бурлаков на Волге», поэтому, посомневавшись, Лазаревичи оставили ее дома, под присмотром Танюши, и приехали в дачный поселок вдвоем.
Дачка у художника действительно была дай бог каждому: двухэтажная, большая, с выступами-эркерами и крутыми стеклянными крышами, видимо, над студией.
– А швейцар здесь есть?
– Нет, – ответила Юля, – у Репина не было швейцара. В смысле нет. Он писал.
Они поднялись на крыльцо и вошли в прихожую с огромным узорным окном во всю стену. У окна висел блестящий медный гонг, над ним – плакат: «Самопомощь. Сами снимайте пальто – калоши. Бейте весело, крепче в тамтам».
Руслан помог жене раздеться, повесил пальто на вешалку, снял калоши.
«Удобная, кстати, штука эти калоши. Весело блестящие черным резиновым блеском, с теплой красной подкладкой, они надевались на обувь и берегли ее от грязи, а ноги – от сырости. И здоровье бережется, и ходить по дому можно на американский манер – в обуви. Куда они, спрашивается, пропали в наше время?»
Руслан поставил калоши на стойку и прошел с Юлей внутрь дачи.
В увешанной картинами и набросками студии на втором этаже, куда вела крутая деревянная лестница с резными перилами, находились три человека. Две женщины, также присутствовавшие здесь, хором охнули и куда-то убежали.
– Доброе утро, – с тревогой поздоровался Руслан. Хмурые лица присутствующих как-то настораживали.
Справа сидел на стуле седой мужчина с газетой в руках, слева примостился в низком кресле нескладный высокий человек с большим носом и аккуратными усами. Кресло ему было мало и низко, поэтому человек сложился, как столярный метр.
Рядом с Лазаревичами наклонился над огромным фотоаппаратом на треноге еще один мужчина лет пятидесяти, в черном костюме, с подкрученными усиками. Ему бы еще котелок – вылитая статуя фотографа, что стоит – или будет стоять? – в двадцать первом веке неподалеку от Невского проспекта.
– Доброе утро. Вы, видимо, господин Лазаревич с супругой? – отложил газету и встал седой.
– Совершенно верно. Лазаревич Руслан Аркадьевич, инженер с фабрики Фрезе, моя супруга Юлия. Илья Ефимович, если не ошибаюсь?
Репин наклонил голову:
– Не ошибаетесь. Меня вы знаете. Мой старый знакомый, Николай Эммануилович Корнейчуков…
Юля вздрогнула и впилась глазами в усатого.
– …Господин фотограф Карл Карлович Булла.
– Илья Ефимович, что-то произошло?
Усатый откинулся на кресле и неосознанно приобрел ту же позу, что и на висящей за ним картине, где, похоже, он сам и был изображен.
По выражению лица Репина можно было прочитать: «Стыдно, молодой человек…» – однако он сдержался:
– Лев Николаевич умер.
Глава 13
Долго задерживаться у Репина Лазаревичи не стали. Тот был явственно расстроен смертью Толстого, хотя и не отпустил Руслана с Юлей без кружки чая с печеньем. Неразговорчивый Карл Карлович сделал несколько снимков семьи Лазаревичей вместе с Репиным и журналистом Корнейчуковым, что несколько утешило Юлю, не ставшую доставать свой цифровик для фотографирования. Рядом с фотографом, который, несомненно, заинтересуется последними изысками американской мысли, это было просто неосторожно. Однако, к некоторому удивлению Руслана, Юля нисколечко не расстроилась, выпросив у знаменитого художника и удивленного журналиста возможность получить личный автограф на фотографиях, когда они будут получены.
На полпути к дому Руслан вспомнил кое о чем и сказал извозчику ехать в Эртелев переулок, чтобы обсудить с Фрезе одну идейку.
– Добрый день, Руслан Аркадьевич.
– Добрый день, Равиль. Петр Александрович у себя?
– Нет, уехал.
– Сегодня вернется?
– Да, обещал в скором времени.
– Спасибо. Я подожду его в кабинете.
Запасной ключ от кабинета у Руслана был.
Кузнечный мастер Равиль задумчиво смотрел вслед странной семейке.
«Интересно, зачем они нужны охранке? Никакого отношения к революционерам…»
– Эй, стой, ты куда?
– К господину Лазаревичу. Он просил, как только появится, чтобы я к нему подошел.
– Ну смотри.
– Равиль…
– Мастер Шарафутдинов.
– Он просил поторопиться.
– Ладно, иди. Только быстро.
Неприметный человек тенью прокрался по коридору и остановился у двери кабинета хозяина. Остановился, прислушался. Наклонился и приник ухом к замочной скважине.
– Юля, ты чего такая довольная? – Руслан оторвался от бумаг, на которых с увлечением набрасывал эскиз, и посмотрел на сидящую в кресле жену.
Юля только что не напевала.
– Руслан, ты хоть понял, что мы сегодня встретились с живой историей?
