Василий Сахаров - Степные Волки (СИ)
До расположения штангордского пехотного батальона оставалось около трех километров, когда едущий на невысоком и уставшем от жизни крестьянском коньке жрец Фриге Нойм услышал отдаленный шум боя. А потом навстречу ему из зарослей кустарника выскочил испуганный невысокий солдатик и, чуть не попав под копыта, резко шарахнулся в сторону. Фриге Нойм не был большим специалистом в армейской иерархии. Однако, судя по нашивке на мундире солдатика, изображавшей черпак и ложку, это был ротный кашевар.
Пришпорив конька, Нойм догнал воина и, чуть перегнувшись с седла, слегка толкнул его вперед. Испуганный солдат упал на сырую землю, пропахал ее носом и взвыл:
— Не убивайте меня! Сдаюсь! Я только кашевар!
Фриге Нойм спрыгнул с коня и, держа одной рукой повод, другой встряхнул солдата за воротник форменного серого мундира:
— Что случилось!?
Солдат приподнял взгляд, узнал жреца и быстро затараторил:
— Горцы на наш берег прорвались. Все побежали и я побежал.
— Кто все!? — выкрикнул жрец.
— Ну, наши, обозные…
— А остальные?
— На баррикадах засели, отбиваются от горцев.
— Другие отряды рядом есть?
Кашевар приподнялся и взмахнул рукой в сторону тропы, уходящей вдоль берега вправо:
— Там конный эскадрон наших лучников, — солдат посмотрел на жреца и страдальчески простонал: — Бежать надо, господин жрец.
— Тьфу на тебя, позорище, — жрец сплюнул в сторону и, взгромоздившись на конька, помчался по тропе.
В расположение эскадрона конных лучников, Фриге Нойм влетел через несколько минут. По всему лагерю метались встревоженные бойцы, прислушивающиеся к еле слышному шуму в расположении соседнего батальона, а командир, молодой капитан, увидел жреца и тут же подбежал к нему.
— Достопочтенный, — с надеждой в голосе, спросил он, — вы знаете, что происходит?
— Батальон виконта Борюса в опасности, ему нужна помощь, капитан. Поднимай эскадрон!
— Но как же без приказа, достопочтенный? — капитан сомневался.
— Меня зовут Фриге Нойм, и я доверенное лицо верховного жреца Хайтли Дортраса. Беру всю ответственность на себя. Посылайте срочно гонцов за помощью, а сами вперед, на выручку пехотинцам. Если рахи получат на этом берегу плацдарм, туго нам придется. Решайтесь, капитан, и если ваша помощь окажется своевременной, то быть вам представленным к награде, я за этим прослежу.
— По коням! — зычный голос капитана разнесся по рощице, в которой стоял эскадрон, предназначенный для патрулирования берегов Саны.
Больше сотни конных лучников, все как один в кожаных доспехах, войлочных шапках с кокардами, у каждого по тугому боевому луку, небольшой круглый щит на боку и сабля, вскочили на коней и, со всей возможной скоростью, устремились на помощь погибающему в неравной схватке батальону пехотинцев.
Когда эскадрон капитана, которого звали виконт Сагина, вылетел на небольшое поле перед речным бродом, то стало ясно, батальон не спасти, ибо уже некого спасать. Около двух тысяч горцев–гарля растаскивали баррикаду, за которой пряталось несколько десятков израненных пехотинцев, и остатки заграждений, перекрывающих проход к реке. Еще несколько минут, горцы поймут что победили, и рванутся вперед, выходя на оперативный простор и закрепляясь для обороны. А если гарля дать возможность очистить берег, то им на помощь незамедлительно подойдет подкрепление со стороны степного берега.
— Воины, спешиться! Коноводам увести лошадей! — выкрикнул капитан, и когда конники исполнили его команду, дал следующую: — К бою!
Воины немного приподняли луки и застыли в ожидании следующей команды. Коноводы шустро отводили лошадей в тыл, за невысокий холмик, а кто–то из горских командиров, видимо, осознав, что сейчас они попадут под обстрел, и уничтожение лучников более приоритетная задача, чем добивание пехотинцев, направил своих бойцов на них. Поле, на котором происходило действо, было не очень большим. Один рывок и гарля растопчут конных лучников массой. Но они опоздали.
— Бей! — выкрикнул капитан и больше сотни стрел, одним залпом, одновременно, ударили в скопище людей на берегу.
Промахнуться было невозможно. Залп за залпом, по команде капитана, накрывал горцев, одетых только в тяжелые дубленые шкуры и, задевая уцелевших пехотинцев Борюса. Тяжелые стрелы пробивали тела и калечили их. Множество мертвых, а еще больше раненых валялось на грязной и раскисшей земле. Стальная метель — так определил для себя происходящее жрец.
— Достопочтенный, — к нему обернулся капитан, — уходите! Вы опустошены, помощи от вас никакой! А у нас боезапас на исходе. Мы второй тул стрел добьем, и в рукопашную схлестнемся. Видите, — он махнул рукой в сторону переправы, — к врагам подмога идет, а наших не видать! Мы в вплотную сойдемся, и сколько–то времени отыграем! Но не слишком много! Уходите!
В самом деле, через реку в районе брода, превратившегося в большую грязную лужу, по осыпавшимся от ног тысяч людей берегам, по раскисшему и размолоченному дну, на подмогу гарля, прячущимся от обстрела за развалинами засечной баррикады, шла подмога. Врагов было много, очень много. Как минимум пять тысяч воинов облепили левый берег, и если штангордцам подмоги не будет, то продержатся они минут пятнадцать, не больше.
Жрец нащупал заветный амулет–поисковик, заряженный еще до боя с рахами, под завязку, свой последний резерв, и решил, что покинуть эскадрон лучников на произвол судьбы было бы не честно. В конце концов, он привел конников сюда и в какой–то мере за них в ответе.
— Я остаюсь, капитан, — ответил он. — Некоторый запас силы у меня есть, и когда они подойдут вплотную, дам вам время на отход к холму позади нашей позиции, а потом отойду сам.
— Как знаете, достопочтенный, но шансов дождаться помощи, у нас почти нет, — голос виконта Сагина был глух.
В запасе у каждого лучника оставалось по три–четыре стрелы, и теперь, когда интенсивность стрельбы резко упала, гарля вновь перешли в атаку. Тем более что позади горцев подпирали выползающие на берег грязные и мокрые сородичи.
— Отход на взгорок! — выкрикнул капитан, и весь эскадрон рванулся назад.
Фриге Нойм остался один. На него бежали тысячи вооруженных людей. Они потрясали мечами, топорами и палицами. Над полем боя не смолкал гневный рев идущих в атаку горцев, но он их не слышал. Молитвы возносить было бесполезно, помощи свыше не будет, и крепко обхватив амулет левой рукой, правую жрец выставил перед собой. Пятьдесят метров до противника. Сорок. Тридцать. Пора!
— Ха–а–а! — выдохнул жрец, перерабатывая и пропуская через себя силу, а затем посылая в противника свою ненависть.
Из его руки выплеснулось немалое, метров восемьдесят в окружности, кольцо газа, которое метнулось в сторону гарля. Оно ударило в толпу людей и разметало его, и это было только начало. Поскольку следующим фокусом данного приема, разработанного лично жрецом, было то, что газ ядовит. Он всего лишь выкинул его перед собой, а ветер понес облако дальше, к реке. При этом сил потрачено немного, а эффективность поражала. Десятки, а за ними сотни горских бойцов падали на колени и обхватывали сведенные судорогой шеи. Лица их приобретали зеленоватый оттенок и, в корчах, они умирали. Волна смерти прокатилась по вражескому войску, а заряда поисковика жрецу должно было хватить еще на пару подобных ударов.
Новый выдох, со смещением влево, и еще один вправо. Два ядовитых облака исторгла рука жреца и, не тратя времени на то чтобы увидеть результат своего чародейства, жрец развернулся и бросился бежать на взгорок, где строились в боевой порядок лучники виконта Сагина. Амулет пуст, а стоять на месте без всякой защиты Фриге Нойм смысла не видел. Все что мог он сделал, и теперь вновь только клинки решат исход боя.
Запыхавшись, жрец забежал по склону наверх и обернулся.
Картина, которую он увидел, поражала. Сотни вражеских бойцов умирали от ядовитого газа. Наступление прекратилось, а самое главное — замешательство и паника наемников были настолько велики, что многие из них попытались отступить. Однако сделать это им не дали. Так как на степном берегу появились рахские гвардейцы бордзу, которые, орудуя длинными бичами, стали гнать гарля обратно в реку. Они еще поднажали, и скопище людей просто рухнуло с осклизлого речного берега. Бичи грозно свистели, а тяжелые мощные кони бордзу давили на горцев, и они вновь пошли в атаку.
— Ну, что капитан, — жрец обернулся к виконту Сагину. — Пришла пора прощаться. Я пуст, а твои воины долго не выстоят. Был рад знакомству.
— Достопочтенный, — капитан протянул жрецу руку, — для меня честь, быть лично знакомым с вами. Благословите.
Фриге Нойм крепко пожал капитану руку и, обернувшись к застывшим в едином строю воинам эскадрона, выкрикнул:
— С нами Белгор, воины! Верьте в него, и спасение придет, ибо сказано — кто верует истинно в своего предка–прародителя, тому воздастся!
