Опричник - Геннадий Борчанинов
Хотя можно было бы, конечно, поднять всех в ружьё. Обложить подворье Хохолкова со всех сторон, чтобы не ушёл ни огородами, ни через забор, навалиться со всех сторон одновременно, поднять суматоху, начать пальбу и погром.
Вот только это простейший, но не лучший вариант. Учитывая склонность служилого сословия к сопротивлению и побегу. Поэтому я хотел сперва попытаться решить дело мирно, вызвать Хохолкова, так сказать, с вещами на выход. Дескать, царь желает видеть. Не уверен, что князь мне поверит, учитывая, что он и выступал заказчиком распускаемых слухов обо мне, но попытаться стоило. Скорее всего, меня даже не пустят на порог.
Мы ехали верхом по московским улочкам, горожане провожали нас настороженными взглядами. К нам ещё не успели привыкнуть, но уже понимали, что процессия всадников в чёрном — это не иноки, едущие к монастырю, а царёвы опричники. И едут они для того, чтобы арестовать ещё одного изменника и предателя.
Ярыга тоже ехал верхом на меринке, впереди нашей процессии. Формально он тоже состоял на опричной службе, но я не считал его одним из нас. Харитон указывал дорогу к подворью князя Хохолкова, из всех нас он единственный знал Москву настолько хорошо. Уверен, её злачные места Харитон знал ещё лучше.
— Далеко ли до него ещё? — спросил я.
— Неблизко, — сказал ярыга.
Мы и так добрались уже до самого Китай-города. Похоже, княжеское подворье находилось с другой стороны, на западе Москвы, хотя в моё время это всё могло считаться центром. В любом случае, повезём мы его не в слободу, а в Кремль, всё в ту же Беклемишевскую башню, вновь подкидывая работы царским заплечных дел мастерам. Царь, впрочем, велел мне самому поспрашивать князя, и я допрошу его со всей изобретательностью. ТА-57 ещё не изобрели, другу позвонить не получится, но помощь зала и другие подсказки позволят князю ответить на любые мои вопросы.
Подворье Хохолковых находилось под защитой стен Китай-города, довольно близко к Кремлю, по соседству ещё с несколькими похожими подворьями. Князья и бояре, приезжая в Москву, останавливались не на постоялых дворах и не в гостях у кого-то, а предпочитали иметь собственное жильё, пусть даже большую часть года оно пустовало. И недвижимость в центре Москвы показывала высокий статус ничуть не хуже, чем в моём времени. Стоила она тоже баснословных денег.
Высокий тын из ошкуренных жердей, аккуратно подогнанных друг к другу, не позволял заглянуть внутрь, ворота с надвратной иконой оказались затворены. Мы дважды проехали мимо, разглядывая подворье со всех сторон.
— Оно? Уверен? — спросил я у Харитона.
— Вот те крест, боярин, — размашисто перекрестился он.
— Может, сбежать успел?.. — предположил я. — А ну, Харитон, иди у местных разузнай тихонько. Тут князь или нет. Государь говорил, что в Москве он.
Ярыга кивнул, спешился, поправил мятую шапку на голове, трусцой отправился к соседнему двору. Я, сидя в седле, разглядывал забор и ворота, поправлял пистоли, пытался заглянуть в окна двухэтажного дома, хотя заглядывать в них было бесполезно. Через маленькие слюдяные пластинки, вставленные в решётчатую раму, даже изнутри что-то разглядеть было сложно. Хохолков был не настолько богат, чтобы позволить себе стекло. На Руси стекольных заводов пока не было, а закупать импортное не мог себе позволить даже князь. Вот и ещё одна идея для внедрения. Научиться выдувать стекло, и можно озолотиться.
Остальные опричники напряжённо ёрзали в сёдлах, с подозрением глядя на прохожих и местных жителей. Мимо нас величаво прошла дородная женщина с вёдрами на коромысле. С полными, к счастью.
Вскоре вернулся Харитон.
— Говорят, у себя, не видели, чтоб отъезжал куда, — торопливо сказал он. — Оно ведь, этсамое, свиту княжескую вся улица видит, тайком не уйти.
Я бы с этим поспорил. Было бы желание, а уж сбежать можно хоть под личиной нищего, хоть в женском платье, как Керенский.
— Ну, зовите, — сказал я.
Один из опричников подошёл к воротам, постучал рукоятью плети. Никто не ответил. Мы все переглянулись. Я жестом приказал постучать снова. Постучали громче.
— Уходите! Лихоманка у нас! — хрипло прокричал кто-то из-за ворот.
Мы переглянулись снова. Болезнь — это серьёзно. А про самоизоляцию тут знали и без ковидных сертификатов. Но скорее всего это просто уловка.
— Открывайте, — потребовал я.
— Не велено открывать! — крикнули оттуда. — Лихоманка! Больные все!
— Никит Степаныч, может, не будем? — робко спросил у меня Харитон.
— Надо, — проворчал я, понимая, что и так, и этак получается какое-нибудь дерьмо.
Либо контакт с заболевшими, либо Хохолков благополучно сбежит. Я всё-таки не верил в лихоманку, очень кстати посетившую княжеское подворье.
— Открывайте, не то ломать будем! — крикнул я.
Угроза сработала, калитка чуть приоткрылась, оттуда, прикрывая лицо, высунулся седобородый холоп в сером вытертом зипуне.
— Богом клянусь, лихоманка у нас, — шмыгнув носом, сказал он.
— Прочь с дороги, — проворчал опричник.
— Князь где? — спросил я.
— Лежит он, с постели не встаёт! Смилуйся, боярин! — заканючил холоп, сорвав шапку с головы.
Опричники въехали на подворье верхом, как к себе домой. Явное неуважение к хозяевам, но мы и не скрывали цели своего визита. Тем более, встречать нас не хотели. Три тройки обученных штурмовиков спешились, первая тройка взяла под контроль ворота, вторая пошла к конюшне, третья — к крыльцу. Я спешился последним, внимательно оглядывая внутреннее убранство двора.
На первый взгляд, двор казался покинутым, пустым, безжизненным. Большая лужа посередине, брошенное ведро, одиноко бродящая курица, кучка мелко наколотых дров и топор, воткнутый в чурбак. Совсем недавно здесь кипела жизнь. Скорее всего, до самого нашего прибытия.
— Веди к нему, значит, — приказал я.
— Никак нельзя, боярин… — чуть ли не затрясся старик. — Немочный он, слабый, болезный, лихоманка душит!
Я пристально посмотрел ему в глаза, пытаясь понять, лжёт холоп, выгораживая своего хозяина, или же говорит правду. То, что он изрядно нервничал, было и так понятно. Снятую шапку он теребил в руках, глаза заискивающе бегали в поисках хоть кого-нибудь, кого можно разжалобить и убедить, дыхание неглубокое, прерывистое, а постоянно бегущие сопли он утирал рукавом, ничуть не смущаясь.
— Значит, сами найдём, — сказал