Генеральный попаданец - Ал Коруд
* с бронированным «мерседесом» стоимостью $500 000 и спецсвязью семье экс-президента, вероятно, придется расстаться. Но на пять лет спецтранспорт всем ее членам был положен.
Как говорится, оцените разницу. Кто-то остался человеком, а кто-то превратился в алкаша с непомерной гордыней. До чего же мерзкая и гибельная для страны оказалась у него семейка!
Остаток вечера провел с Витей и кино. Ничего не писал и не читал. Надо дать мозгу и памяти двух личностей передохнуть и перезагрузиться. С понедельника начинаем менять историю!
Смысловая вкладка
Эльдар Рязанов — Неподведенные итоги:
В сценарии фильма «Дайте жалобную книгу», сочиненном Александром Галичем и Борисом Ласкиным, рассказывалось о том, как после газетного фельетона, изобличившего плохое обслуживание и пошлую обстановку в ресторане «Одуванчик», молодежь перестроила его и превратила темную, грязную забегаловку в место культурного отдыха, досуга и общественного питания. Положительными героями были фельетонист и молодая женщина — директор ресторана. Несмотря на то что она, Таня Шумова, оказывалась жертвой критики, между ней и журналистом завязывалась любовь. Они танцевали на открытии нового «Одуванчика», сменившего пыльные пальмы и плюшевые занавески на модерновое убранство, а водку — на сухое вино. Сценарий был написан в традиционной манере комедийной драматургии.
В те годы на наших экранах преобладали комедии, которые, как правило, имели мало общего с жизнью. Был создан некий специальный киномир, где вращались ненатуральные комедийные персонажи, натужно старавшиеся рассмешить зрителя. Действие таких комедий происходило в приглаженной, подкрашенной действительности, а «голубые» герои напоминали напомаженных и причесанных херувимов. Зритель смотрел на экран и не узнавал окружающей его жизни, не узнавал в разодетых героях себя или своих знакомых. Комедии регулярно ругали как в кинозалах, так и на страницах печати. Позднее общее стремление к правде коснулось и жанра комедии.
Конечно, найти смешное в подлинной жизни, в реальных людях значительно сложнее, чем в придуманном киномире. Для меня отказ от приемов «ненатуральной» комедии начался с фильма «Дайте жалобную книгу». Сценарий так и просился на экран в цветном, музыкальном воплощении, с героями в ярких, нарядных костюмах, снятыми исключительно в солнечную погоду. Я начал с того, что отринул цвет. Это был мой первый черно-белый художественный фильм. Я стал пытаться переломить условность ситуаций и характеров максимально правдивой съемкой и достоверной, без комикования игрой актеров. Стремился создать на основе искусственно сконструированного сценария правдивую комедию.
Мы отказались от съемки декораций, построенных на киностудии. Вместе с молодыми операторами Анатолием Мукасеем и Владимиром Нахабцевым и художником Владимиром Каплуновским я снимал картину только в подлинных интерьерах и на натуре. За окнами кипела настоящая, неорганизованная жизнь. При съемке уличных эпизодов применялась скрытая камера, то есть среди ничего не подозревавшей толпы артисты играли свои сцены, а аппарат фиксировал все это на пленку. В основном я привлек актеров, которых можно было бы скорее назвать драматическими, нежели комедийными. То есть, создавая «Дайте жалобную книгу», я искал для себя иные, чем раньше, формы выражения смешного на экране.
Однако этой тенденции сопротивлялся довольно старомодный материал сценария, да и сам я не был достаточно последователен. В картине, я думаю, отчетливо видно это сочетание новой для меня режиссерской манеры с моими прежними приемами. В результате реалистические, естественные эпизоды соседствовали с традиционно комедийными сценами. То же самое случилось с артистами: одни играли бытово, заземленно, другие — гротесково, подчеркнуто. Я не отношу этот фильм к числу своих удач, тем не менее не стыжусь его ни капельки. Картина «Дайте жалобную книгу» была для меня своеобразной «лабораторией» и стала переломной. Именно ее я расцениваю как переход от чисто жанровой, веселой комедии к фильмам не только смешным, но и печальным. Главным для меня было сделать выводы из удач и просчетов этой ленты. Впрочем, это важно после каждой картины.
Начались кинопробы. И тут я почувствовал что-то неладное. Актеры пробовались очень хорошие — Андрей Миронов, Михаил Волков, Сергей Юрский, Олег Ефремов, Виктор Костецкий. Играли они все очень даже недурно, но я чувствовал, что мой собственный интерес к постановке «Сирано» падал от пробы к пробе. Я не понимал, в чем дело. Меня не покидало какое-то смутное ощущение вторичности, — как будто я делал двадцать пятую по счету экранизацию известной, набившей оскомину вещи. Чувство, для меня было новое, незнакомое. Очевидно, как я понимаю сейчас, это говорило о том, что я уже привык к «авторскому» кинематографу, что для меня стали узковаты рамки только экранизатора. Но тогда, понятно, сформулировать свою туманную неудовлетворенность я не мог.
В пьесе Ростана проходило, переплетаясь, два мотива: столкновение поэта с обществом и тема великой неразделенной любви. Так вот, если любовные перипетии как-то удавались актерам, то гражданская интонация звучала слабо, неубедительно, несовременно. А в 1969 году гражданские устремления еще волновали нашу интеллигенцию. Вскоре, в начале семидесятых, наступит общественная апатия — расправятся с «подписанцами», вышлют за границу инакомыслящих, кое-кого попрячут по «психушкам», а кого-то засунут в лагеря. И общество успокоится, погрузится в спячку. Послушная часть «элиты» станет интересоваться только материальными благами: машинами, дачами, квартирами, мебелью, мехами и драгоценностями, поездками за рубеж.
Глава 11
22 февраля 1965 года. Помазание на царство раба Божьего Леонида, Москва. Старая площадь
Даже в этом мире первых лиц ежедневность потихоньку превращается в рутину. Утренняя разминка, бритье, завтрак. Сегодня Витя выкатила на стол омлет. Заявила, что посоветовалась с подругами и мне такое можно. Ну раз можно, то с удовольствием скушаю. Внутри какая-то трава, но вкусно. Супруга Ильича с удовлетворением в глазах наблюдает за моей довольной мордашкой. Они так давно живут, что понимают друг друга без слов. То-то она на меня иногда странно таращится. Потому что я не я и это ей заметно. Эх, придется все-таки поговорить. Оттягивать дальше опасно.
С семейным обедом вчера не задалось. Юра сдает сессию в Академии Внешней Торговли. Так что причина уважительная. Ильич желал видеть его дипломатом. В СССР с его пафосными лозунгами внезапно любая работа заграницей автоматически становится престижной. Прям когнитивный диссонанс возникает при чтении мемуаров нашей богемы. Любой европейский Мухосранск для них свет в оконце. Ну это не сегодня началось и не нами закончится. Вспомним нашу элиту в конце прошлого века, что просаживала конвертируемые рубли зимой на «Лазурном берегу» или спускала состояния в Парижских салонах. Из послезнания мне понятно, что человек он приличный, нечего ему прозябать на задворках. Есть и на него планы.
Галка, то есть Галина забежала ненадолго.
