Генеральный попаданец - Ал Коруд
Спокойным тоном подтверждаю:
— Тогда отдаем распоряжение, товарищи? Все согласны? Голосуем.
Против никого нет. Дураков нема! Что мне и требовалось. Временно сплотить вокруг себя наш добродушный коллектив и показать зубы чужакам. Черненко кивает:
— Единогласно. Сегодня проведу и разошлю.
— Принято! Как только расследование закончится, выслушаем наших доблестных чекистов и спросим с них по полной. Потому что дело это политическое и обязательно будет рассматриваться под этим углом.
Последние мои слова прозвучали под гробовое молчание. Расслабленные после смещения Хрущева члены и кандидаты в Президиум внезапно осознали, что дело пахнет керосином. Сейчас не тридцатые, но человеку и без этого можно жизнь здорово испоганить.
Отвечает за всех по старшинству Микоян.
— Мы вас услышали, Леонид Ильич.
— Вот и прекрасно! — снова надеваю маску улыбчивого Ильича. — Раз уж мы тут собрались, то давайте обсудим подготовку к пленуму. Я еще не видел материал.
— Подготовка идет полным ходом, — живо отвечает Суслов.
Изначально им должен был заниматься Шелепин, но сегодня он помалкивает. Мне даже показалось, что остальные от него отодвинулись. «Черную метку» ему я все-таки поставил и хватит ли ему сил удержаться наверху столько же времени, как в том будущем прошлом? Думаю, что вряд ли. Но и сопротивление будет отчаянней. Поэтому я сразу загоняю «волков» под флажки. Ибо не хер! Медлительность и осторожность Брежнева осталась позади.
Здесь и сейчас формируется будущая команда. Вон как заерзали Шелест и Гришин. Первый слетел с места за «национализм». По мне и правильно. Пусть пока на меня поработает, а потом попрощаемся с битьем горшков. Гришин станет первым на Москве через два года. У меня еще раньше. Московский обком пока возглавлял один из «Шелепинцев» Николай Егорычев. Гришин товарищ противоречивый, но деловой. Мне такой в столице и нужен. Других тут сжирают с потрохами. «Москва слезам не верит». Пусть разгребает московские Авгиевы конюшни. В моих планах уменьшение бюрократии и, соответственно, служебного жилья. Перенос части предприятий в Подмосковье и общее оздоровление столицы. Превращать в сверхурбанизированного монстра из двадцать первого века я свою столицу точно не намерен. Пусть здесь останутся только высокотехнологичные производства, наука, образование и культура. Москву сделать более зеленым и совершенным в архитектуре. И сразу заняться Подмосковьем и его «городами будущего». Пусть все в стране на этот русский регион равняются, а не на дотационную Прибалтику.
Уверенно выступил Косыгин:
— У Совмина есть в числе прочих предложений начиная с урожая 1966 года производить выплату денежной надбавки в размере 50 процентов к действующим закупочным ценам за сверхплановые закупки пшеницы и ржи, проса, ячменя кормового, овса, кукурузы и гороха. Мы прогнозируем рост валового сбора зерна.
— Хорошее предложение. И обязательном порядке снять ограничение к крестьянских семейным хозяйствам колхозников. Люди ведь сами трудятся? Зачем нам их стеснять?
По кабинету прошел одобрительный гул. Многие родом из сельской местности. Да и чисто волюнтаристский шаг Никиты уже принес нам немало бед. Суслов согласен со мной:
— Личные хозяйства не надо трогать.
Я же привлекаю внимание ПредСовмина:
— Стабильный долговременный план, хорошие цены, государственные кредиты, вот что нам нужно отразить в докладе и предложениях.
Вообще-то это идеи Косыгина, уворованные мной бессовестно. Так, что он сейчас лишь глазами хлопает, стараясь уяснить сложившееся положение дел. Ничего, ты еще офигеешь, когда узнаешь, какую реформу или точнее, какое возвращение к истокам ему предстоит совершить. Не нужны нам устарелые капиталистические догмы, и никакой рынок не требуется. Алексей Николаевич бурчит в ответ:
— Уже в планах.
— И это правильно!
По-хозяйски оглядываю кабинет. И мой взгляд замечают все. Царство началось!
— Тогда на этом заседание заканчиваем.
Задерживаю взглядом Черненко, тот у двери перехватывает Суслова, Погорного и Кириленко. Коротко киваю на стол и нам тут же подают чай. Официантка в белом передничке, игриво вдвигая бедрами, расставляет приборы, розетки с вареньем, тарелочки с печеньями и сушками. Молча пьем чай, первым не выдерживает Суслов.
— Леонид Ильич, а что это сейчас было?
Я смотрю на «соратников» и бросаю пробный шар:
— Товарищи, а вам не кажется, что «Девятку» надо выделить из ведомства и подчинить непосредственно правительству?
Три члена Президиума и Черненко ошалело уставились на меня. Покусился на «Святое»! Первым опомнился решительный Кириленко:
— На мой взгляд правильная идея!
В глазах же читаю у всех четверых — это месть органам за прошлое. Видимо, Ильич задумал нечто большее, раз так смело выложил опасную мысль. Хлебаю чай и пускаю в народ прогрессорские идеи. Знаю, что к вечеру по ЦК и Совмину пойдут слухи.
— Объединим под одним крылом охрану первых лиц, охрану Кремля и важных правительственных объектов. Они же все в основном в столице расположены. Ну и связь, гаражи, плюс силовое прикрытие.
Опытный в дворцовых интригах Подгорный кивает:
— Надо обдумать. Но, — он поднимает палец, — не все будут согласны.
Хмурю брови:
— Не все — это кто? Думаю, что Здесь, — киваю в сторону двери, — желающих проголосовать против будет немного.
Черненко возвращается быстро и кладет на стол несколько папок «Напочитать». Мы так договорились. Тут проекты решений и докладов.
— Константин Устинович, тут вот какое дело, — Черненко внимательно меня слушает. Я бы так сказал, что после утреннего заседания предельно внимательно. — Поговори с Николаем Викторовичем приватно. Объясни, что я не против его назначения на пост Председателя Верховного Совета.
— Понимаю.
Чем мне нравится мой руководитель Общим отделом. Когда нужно, он немногословен. И здорово врубается в здешние хитровыделанные интриги. Ну, если в том времени он справился с организацией работы Брежнева, то сейчас тем более.
— Тогда я тебе вечером позвоню. Поделишься.
Константин уходит, а я заказываю машину. Едем в Кремль.
Эх, как давно тут не был! А симпатично. Еще и без толп туристов. Надо будет заказать персональную экскурсию. Никого этим не удивлю. Новый Первый обязан интересоваться историей резиденции Московских князей и царей. Меня же ведут на третий этаж Сенатского дворца. Тот выбран, как место для работы еще Лениным. Вождь победившего пролетариата занимал четыре комнаты
