Барометр падает - Василий Павлович Щепетнёв
Алла Георгиевна, для нас просто Алла, застенчиво улыбнулась. Вспышки стали ещё обильнее, но её это не смущало: мгновения славы сладостны. Завтра фотографии появятся на страницах газет всего мира!
Анатолий сам бросал кубик. Решил собственноручно испытать судьбу. Поместил кубик в стаканчик чёрного дерева, потряс его — и выбросил кость.
Три!
В сумме, значит, семь очков. Нечет. Поэтому завтра, в первой партии, ему играть белыми, таковы условия жеребьёвки, проведенной столь необычным способом.
Алла виновато посмотрела на меня.
— Повезло — ответил я. — Последнюю партию буду играть белыми, а последняя партия, она самая важная в матче.
И Алла засияла.
На самом деле все партии важны, все партии нужны, а жеребьёвка — отличный способ привлечь внимание к событию. Вот организаторы и стараются.
После жеребьёвки — неофициальная часть. Присутствует пресса, радио, телевидение, артисты, футболисты… Бэккенбауэр был, со мной фотографировался. Или я с ним. Прямая телетрансляция, прямой радиорепортаж. Для Западного Берлина этот матч — событие значительное. Весьма. Даже шампанское подали. Точнее, игристое рейнское. На радость присутствующим. Я обошёлся минералкой, но не «боржомом»: Берлин, да не тот! Нет здесь боржома. Но есть вода «Сент Примус». Примус, так примус. Не аппарат для готовки пищи, а просто — Первый. Вкус… Вкус воды, разбавленной водой.
Скрипичный квартет наигрывал популярные мелодии, можно танцевать. Алла и танцевала. С Бэккенбауэром, и вообще, пользовалась успехом. Соломенные волосы, голубые глаза, симпатичное лицо, спортивная фигура. Идеальный нордический тип. И одета в оригинальный костюм клайпедской швейной мастерской. Могут у нас шить, могут.
В общем, весело получилось. Но всё кончается, закончилось и веселье. Пора расходиться и разъезжаться.
Мы на двух автомобилях. «Волга», ГАЗ-21, баклажанного цвета, и немецкий «Вартбург», ярко-оранжевый. Оба представило дружеское ведомство. Вместе с водителями.
«Волга» выглядит достойно и во вражеском окружении. Старомодно, но благородно. Мы с Аллой Георгиевной, «просто Аллой», украшаем собой заднее, барское сидение, а на облучке — неприметный водитель и Миколчук в костюме из пятидесятых. Нет, у него есть и другие костюмы, современные, хотя и консервативные, но здесь и сейчас важно блюсти традиции, так он объяснил Алле свой выбор.
«Вартбург», он попроще. Чувствуется, что его дело — везти, а форсу если нет, то и не надо. В «Вартбурге» на переднем сидении рядом с водителем Ефим Петрович, а сзади в необиженной дружеской тесноте врач в штатском и переводчики в штатском. Молодых шахматистов же решили поберечь, рано им ещё капиталистическим воздухом дышать, пусть в отеле сидят, иммунитет вырабатывают.
Мы ехали по улицам, вечерний Берлин дразнил рекламами, призывая купить то одно, то другое, а лучше сразу всё. Если деньги есть.
Но с деньгами худо. Нет, командировочные все получили, на жизнь скромную, но пристойную хватит. Но только в нашем, в Восточном Берлине. Марки ГДР, вот какую валюту выдали нам. А западногерманских марок не дали. Зачем нам западногерманские марки? До места игры и обратно нас довезут, перекус для троих (меня, Миколчука и Ефима Петровича) в буфете за счет организаторов, а остальные перетерпят. Им положено стойко переносить все тяготы и лишения. В крайнем случае пусть бутерброды берут с собой, но чтобы без запаха. Кусочек хлеба и кусочек бутербродного маргарина. И есть культурно, не чавкая!
Зато не будет соблазнов пойти в чуждый нам кинотеатр посмотреть чуждое нам кино, купить чуждую нам книгу, и просто сесть в чужое такси или автобус, пошляться по чуждому городу. Приехал, сделал дело, уехал.
Предполагаю, что у Адольфа Андреевича есть эн-зе в дойчмарках, на непредвиденные, чрезвычайные ситуации. Но зачем нам чрезвычайные ситуации?
Я, конечно, могу попросить у организаторов толику западногерманских марок в счёт призовых, но не хочу срамиться перед державами, мол, какой же он голодранец, этот Чижик. Да и незачем мне просить, у меня в Немецком Банке денег достаточно. Но сейчас банки уже закрыты, это первое, и набивать карманы на виду неимущих сотоварищей — не лучший способ укрепить командный дух, это второе. Конечно, я могу каждому выделить энную сумму на мелкие расходы, но… Но это не моя команда. Один Ефим Петрович — моя кандидатура, остальные — волею пославшего мя Спорткомитета. И волею других товарищей, понятно. Как без других товарищей? С ними спокойнее.
Пункт «Чарли» — вроде того самого игольного ушка для верблюда. Никакой враг не пройдет! Западноберлинские стражи работали спустя рукава. Глянули мельком в бумаги, и махнули рукой, мол, проезжайте! Другое дело — погранцы братской ГДР! И документы чуть не на вкус пробовали, и багажники проверяли! И в ту сторону, и в эту! Вздумай шпион спрятаться, даже самый крохотный, с мышку — непременно найдут! Такие в ГДР замечательные пограничники!
В отель приехали аккурат к ужину. Он, ужин, был, скорее, символическим: мешал адреналин, плюс канапе, маленькие, но во множестве, поглощенные во время фуршета. И игристое рейнское: пусть пустые, но калории. Я, положим, рейнского не пил, но три бутербродика скушал, не удержался.
— Завтра начинаем. Меня не тревожить, все вопросы решает товарищ Миколчук, — сказал я отрешенно. Пусть видят: главный я, Адольф Андреевич — врио. Решает текучку административного плана.
Вообще-то мне игры в «кто главнее» не нужны совершенно. Просто настроение скверное. Не злобное даже, а злобненькое. Причина на поверхности — переутомление.
Ужин вышел необременительный ни для желудка, ни для кошелька.
И я решил прогуляться, как и вчера. С Женей Ивановым, для надёжности и контроля. Сказал ему, что через двадцать минут встречаемся в вестибюле.
Двадцать минут — чтобы улеглась еда. И переодеться. В ресторан мы ходим при параде, чтобы не ронять честь советского человека. А на прогулку перед сном можно и нужно надеть что-нибудь спортивное. В моём случае — синяя динамовская олимпийка, с буквой «Д» спереди и «СССР» на спине.
Огляделся в зеркале. Болтается форма! ещё бы не болтаться, во мне сейчас шестьдесят один килограмм. До идеального турнирного веса не хватает девяти!
Сорвал я подготовку. Вернее, так получилось. То одно, то другое, то третье… В третьем классе, перед приёмом в пионеры, объясняли: пионерский салют означает «общественное выше личного!»
А ведь за матч потеряю ещё три-четыре килограммчика. Совсем лёгким на подъём стану. Налетит волшебный ветер, подхватит, и унесёт за океан, в далёкую страну Оз.
А я даже без Тотошки.
В назначенный срок я спустился в вестибюль. Лифты здесь шустрые, и с тридцать третьего этажа я спустился едва ли не быстрее, чем дома с восьмого.
Вместе с Женей меня ждала Алла. Сюрприз-сюрприз!
— Я тоже люблю гулять вечером, а
