Трейдер. Деньги войны - Николай Соболев
В посольстве на Тржиште Панчо ухватил первого попавшегося клерка и вытребовал у него контакты местного детектива, работавшего с дипломатами. После чего позвонил сыщику, договорился о встрече и выдал ему все данные, которые я вспомнил: Алексей Сурин*, русский эмигрант, техник, механическое производство.
* Алексей Сурин — эмигрант, инженер-конструктор, создатель танка vz.38 и САУ Hetzer.
Бывший полицейский обещал управиться за три часа, а ждать определил нас в ресторан «У короля Брабантского» по соседству с посольством. Свой гонорар чех отработал на все сто — нашел не только адрес дома, но и работу, и любимую пивную, и даже контакты девушки, с которой встречался Сурин.
Несколько обалдев от такой эффективности, я пригласил детектива на кофе:
— Как это вам удалось?
— Ничего сложного, — тщательно подбирая английские слова, ответил сыщик, — я проработал в полиции тридцать лет. Всего лишь наличие связей и знание, кому задать тот или иной вопрос.
— Тридцать лет? Солидно! — я аж присвистнул и слегка прищурил глаз. — А вы, случайно, не знали агента Бертшнейдера?
Чех невозмутимо поставил кофейную чашечку на блюдечко:
— Я знал двух Бертшнейдеров, один из них отравился жидкостью для ращения волос, а второй свихнулся на почве несчастной любви и выпрыгнул из окна. Оба никогда не служили в полиции. Может, вы неправильно запомнили фамилию?
— Может, и неправильно.
Сразу после кофе ожидавший таксист отвез нас на квартиру Сурина.
— Не стоит идти к нему втроем, я посижу в машине, — заметил Ося.
— Почему?
— Когда к одному приходят трое, это пугает.
— А двое не пугают? Хорошо, только давай не в машине, — Панчо оглядел улочку и ткнул в ближайшее заведени, — вон там, «У Круху».
— Я больше не могут жрать, — застонал Ося.
— А ты пиво пей. Пошли, Джонни.
Дверь открыл человек среднего возраста, но, приглядевшись, я понял, что первое впечатление обманчиво — Сурина делали старше слегка одутловатые щеки и обширные залысины.
— Мистер Сурин? Добрый день, я Джон Грандер-младший, вот моя визитная карточка, мы не могли бы поговорить?
Сурин с недоумением разглядывал визитку и визитеров:
— Прошу прощения, господа, я только что с работы…
— Тогда «У Круху»? Ужин за мой счет.
Ося и Панчо деликатно отсели за соседний столик, а я принялся убеждать…
— Как думаешь, он его уломает? — несколько громче, чем следовало, спросил Ося на англйском и отхлебнул смиховского пива.
— Смотря какой оклад предложит, — невозмутимо ответил тем же Панчо. — Хочешь пари?
Пришлось показать им за спиной кулак.
Сурин не желал уходить с работы (что неудивительно — эмигрант, только-только закрепился и снова бросай все), и мы договорились на будущее — пусть пока набирается опыта, а контракт подпишем, как только дело дойдет до строительства завода.
На утренний берлинский поезд чуть не опоздали — все Врхлицкие сады от гостиницы до самого вокзала заполняли прибывающие молодые люди и девушки в белых брюках, рубашках и юбках. Они разбирались по группам, над которыми вились красные флаги с белым вензелем.
— Вас ист дас? — тронул носильщика за плечо Ося.
— Сокольски слет, пан!
— Как бы нам в еще одну драку не влипнуть, — пробурчал Панчо, потирая только-только сошедший фингал.
— Это физкультурники, видимо, съезд у них, — припомнил я и скомандовал: — Вперед, если хотите ночевать в Берлине!
В столице Веймарской республики мы пересели в другой поезд — Штеттин, Данциг, Кенигсберг, потом еще в один…
— Не пойму, Джонни, — бурчал Ося, — за каким интересом тебе сдался этот Сурин? Я думал, он знает за радио, а он железками занят!
— Про грядущую войну помнишь? Есть у меня мыслишка построить танковый завод.
— Завод??? Зачем?
— Ну, не все же биржевыми спекуляциями заниматься. А танки пойдут нарасхват.
Ося и Панчо переглянулись и молча пожали плечами.
Немецкие железные дороги с идеально точным следованием расписанию и плавным ходом остались позади, Каунас, Вильно и Даугавпилс тоже. Вежливые до приторности пограничники Германии, Литвы, Польши и Латвии сменились хмурыми ребятами в зеленых фуражках. Они молча проверили документы, откозыряли и удалились. Таможенники задержались чуть дольше — заполнили декларации и отпустили с миром. Уже советский паровоз потянул состав через Псков на Ленинград, то застревая на полустанках, то наверстывая на всех парах.
Едва ступив на выметенный перрон Варшавского вокзала, Ося расцвел — все родное! Зазывали лоточники, вздрагивал дощатый перрон, сновали встречающие и отъезжающие, репродуктор дудел марш с неразличимыми из-за хрипов и шорохов словами, после которого вполне чисто зазвучал романс «Дорогой длинною».
У международного вагона чемоданы подхватили колоритные мужики в картузах, с номерными бляхами и фартуками чуть белее, чем у носильщиков других вагонов. Едва весь кортеж выбрался за ограду перрона, как Ося ловко закрутил и отправил в обратную сторону мелкого беспризорника, пристроившегося за мной:
— Парни, смотрите за карманами, или я за себя не отвечаю!
— Смотрим, — глухо отозвался Панчо.
Мы пробились к стоянке такси, где шофера в кожаных крагах наперебой кинулись к выгодным клиентам, но носильщики сдали нас с рук на руки, и мы угнездились на заднем сиденье.
— Надо купить кепки, — заметил Панчо по дороге в «Асторию», — в шляпах мы сразу выделяемся.
Однако сразу не получилось — к иностранцам полагалось приставить гида, которым оказался вертлявый человечек в полосатом костюме. Гид попытался увлечь зарубежных гостей в экскурсию по Питеру, но был остановлен решительным «нет!» и несколько обалдел от назначенных целей: магазин головных уборов и физико-технический институт. По дороге за кепками я завис у соседнего здания, тупо глядя на вывеску гостиницы и бормоча:
— Почему «Интернационал»? Должно же быть «Англетер»!
— Это прежнее название, мистер Грандер, — услужливо подсказал гид.
Заминка чуть не стоила жизни, но Панчо ловко выдернул нас из-под сцепки четырех трамвайных вагонов, грохотавших от Адмиралтейства. На мою задумчивость это не повлияло, я копался в воспоминаниях ровно до того момента, как автомобиль «Акционерного общества Совтур» доставил нас в Государственный физико-технический рентгенологический институт, как сообщала табличка при входе.
Нас встречало предупрежденное гидом по телефону руководство в лице профессора Чернышева*, хотя его напряженный взгляд из-под пенсне особой радости не выражал. Но я энергично встряхнул руку высоколобому заместителю директора, и принялся раздавать визитки, пока один из молодых сотрудников не воскликнул:
— Погодите! Джон Грандер, пентод, это вы?
Отношение
