Лесовик - Владимир Георгиевич Босин
Ну, сейчас уже стемнело и мне остаётся только верить сказанному.
А вот и дом Дурдеева. Он производит более скромное впечатление. Ежели Кошутинские хоромы режут глаз показной византийской роскошью, то здесь всё степенно. Но намекает, что самое ценное внутри и скрыто от завистливых взоров. Нас встретили и проводили в дом.
Зайдя внутрь, я остановился. Привык к иной внутренней архитектуре и убранству. В селах зажиточные товарищи объединяли несколько домов под одной крышей. В центре родительский дом, вокруг строились сыновья. Вроде как все вместе.
Городские особняки знати устроены по похожему принципу. Обязательно крыльцо. Чем богаче хозяин, тем выше и круче крыльцо.
Вход в нижнюю часть через обязательный предбанник. Он может быть богато украшен изразцами и завешан тканью, но без него никак. Это вызвано и суровым климатом в том числе. И привычкой всё выносить в сени. Из предбанника можно попасть в горницу, где и проходила, в основном, жизнь семьи. Для пиров богатые люди пристраивали особые избы, где можно вместить всех гостей. Стоящий на подклети второй этаж вмещал хозяйские покои. У того же Кошутина я был только в большом зале, пристроенном к основному зданию. Ну и мельком видел предбанник.
Глава 15
Здесь же мне показалось, что я очутился в доме 18-го века. Сразу попал в большое помещение. Отсюда широкая красивая лестница ведёт на второй этаж. Большие окна, наверное днём дают много света. Но и сейчас гигантская люстра со свечами позволяет разглядеть обстановку. На стенах картины, в углу скучает рыцарь в надраенных до блеска латах. Я имею виду только полный доспех, внутри пустота. Из небольшого зала в оба направления ведут резные большие двери. Такое ощущения, что это сквозная система. Анфиладная, когда ты попадаешь из одной комнаты в другую, не выходя в коридор.
— Прошу, Григорий Афанасьевич ждёт в библиотеке.
Мажордом представительный такой и одет как истинный немчин. Вообще странный тип, этот Григорий Афанасьевич. Явно тяготеет к западному образу жизни. Об этом говорит его одежда, манера себя везти. И этот дом должен был стоять где-нибудь на площади города Любек, а не в русском Новгороде.
Да, через две комнаты, в которых было недостаточно света, чтобы их оценить, я оказался в библиотеке.
Ну а как ещё описать помещение, где две стены заняты книжными полками. Самих книг не так много, ну может сотня. Но они большие и тяжёлые. Причём заметно, что далеко не всё на церковную тематику. В отдельных сундуках, по-видимому, рукописные свитки. У большого окна столик, за которым и сидит мой знакомый. Он ожидаемо в одеянии, похожем на халат. А в чём ещё должен встречать гостя важный помещик? Вот только наряд облицован узорчатой шёлковой тканью, что говорит о желании подчеркнуть свой статус.
Я и не рассчитывал, что сработают правила приличия. Типа встать и поприветствовать гостя. Нет, если бы я был ровней, то тогда было бы неуважением. Но я просто заинтересовавшая хозяина учёная букашка.
На столе у Григория книга, которую он и читал, пока я не помешал.
— Здравствуй, проходи, — по его знаку слуга принёс графин с вином и два бокала. А к ним блюдо с засахаренными фруктами.
А это мне определённо нравится. Я ожидал и опасался банальной пьянки. У нас ведь как? Гость в дом, тащи всё на стол. А там ешь, пей от пуза и не говори, что плохо приняли. А тут всё прилично. Пригубить напиток, ответить на проявленную вежливость. И наградой является неторопливая беседа на темы общего характера.
Хозяин плеснул в бокал немного тёмно-янтарной жидкости. Относительно небольшое помещение заполнил божественный запах.
— Неужели кальвадос?
— Хм, да, привезли из дальних краёв. Франки делают из яблок. Но я хотел тебя удивить, а в ответ ты меня удивил. Если я не ошибаюсь, ты охотник из глубинки. Ты же должен, по идее, сейчас в носу ковырять и вытирать о свой кафтан.
М-да, вырвалось непроизвольно. Кальвадос не самый распространённый напиток, но мне приходилось пробовать в той жизни.
Чтобы собраться с мыслями я пригубил бокал.
Божественно, отчётливый вкус мёда с ванилью. А ещё восточных специй и чего-то цветочного. И крепкий, поболее сорока градусов будет. Но благородная жидкость скользнула по пищеводу, вызвав приятную тёплую волну.
Но отвечать то что-то нужно. Вон хозяин не отрывает от меня пристального и не такого и добродушного взгляда.
— Не знаю, вырвалось само. Я в самом деле родился в отдалённой глуши под Переславлем. Отец был охотником, мать умерла родами. Но я обоих не помню. Ещё два года назад я был деревенским дурачком. Ходил подрабатывал по домам. Делал что скажут и получал чёрствую горбушку хлеба.
Недобрый взгляд напоминает холодные глаза змеи. Я поперхнулся, сделал ещё глоток и продолжил:
— В себя я пришёл, когда меня крепко избили. Приложили каменюкой по голове. Очнулся от того, что меня пытаются поднять. Весь в крови.
Мой рассказ, выдержанный в лаконичном духе и не содержит лишнего. Но, позволяет делать некие самые невероятные предположения.
— И тогда отец Христофор сказал, что меня нужно показать игумену. А тот забрал меня в монастырь и стал учить грамоте и чтению.
Закончив, я откинулся на спинку стула. Только сейчас почувствовал, что спина занемела от напряжения.
Взгляд моего визави чуть потеплел.
— Скажи, а ты немчинов понимаешь?
Не дождавшись ответа, Григорий продолжил, — просто тогда, когда мы играли в шахматы, мой торговый партнёр Пауль сказал мне, что ты невежа, который только хочет показаться грамотным. А мне показалось, что ты его понял.
— Да, я немного знаю дойч. Не всё понимаю, но достаточно, чтобы уловить общий смысл.
— Как интересно. Ещё какими языками владеешь?
— Не знаю, вроде немного язык англов. Но объяснить откуда не могу.
Хозяин обратил взор к иконе, висевшей на стене напротив. Встав, он перекрестился. Ага, значит всё-таки православный.
— Ну и ладно. Есть вещи,
