Юрий Корчевский - Сын боярский. Победы фельдъегеря

Сказал он слова эти со всей уверенностью, на какую был способен, как будто уже знал исход поединка. И ратники, хлебавшие с ним кулеш из одного котла, поверили в победу.

Потом воины разобрали лошадей из табуна и выстроились на возвышенном берегу. В центре – князь с воеводой, свита.

Через некоторое время от татар снова явился переговорщик, поприветствовал князя.

– Готов ли твой ратник, князь? Или желающих сразиться не нашлось? – с вызовом спросил он.

– Разве в войске моём мало храбрых воинов? – спокойно спросил князь. – Мой поединщик готов.

– Биться будем конно и оружно.

По дружине пробежал лёгкий гул голосов. Стало быть, до смерти одного из поединщиков.

– Когда начинаем?

– Прямо сейчас. Наш богатур, Тагир-батыр, уже готов.

Переговорщик ускакал, надменно ухмыляясь. Русские не видели, какой у крымчаков воин, и потому думают, что они выиграют схватку. Но против Тагира ещё никто устоять не мог.

Князь через боярина подозвал к себе Алексея, и когда тот подъехал, спросил:

– Не передумал?

– Нет, князь, слово моё твёрдо. Верь, я убью противника, добуду победу.

– Против солнца не вставай, оно в глаза бить будет, слепить.

– Учту.

– Тогда Бог тебе в помощь!

Алексей съехал к реке, перебрался на другой берег и обернулся. В груди нарастало волнение.

– Братья, если что – не поминайте лихом!

Лошадь шла спокойно.

Увидев Алексея, от группы татар отделился Тагир. Опа! Сам здоров как бык, грудная клетка шириной что «Запорожец». Шлем блистает, кольчуга переливается. И конь ему под стать – где только взяли такого? Не трофейный ли, из Литвы или других дальних краёв?

От сотен крымчаков исходили явно ощутимые флюиды злобы, агрессии – они были посланцами ада. Ведь добро всегда добром делится, ад же жадно пожирает. Вот и степняки алкали чужого добра, пленных.

Чем ближе съезжались поединщики, тем сильнее волновался Алексей. Ворон не предсказывал ему победу, только подсказал уязвимое место у татарина. Только ведь до него ещё добраться надо, нанести туда удар, а татарин не будет спокойно наблюдать, он сам будет активно стараться убить Алексея.

Было страшновато – только дурак не боится смерти. Но страшна не сама смерть, это только миг, тонкая грань между жизнью и небытиём, вечностью – страшно само ожидание смерти. Тем более когда ты молод, полон сил и планов, и тебе кажется, жизнь бесконечна и всё лучшее ещё впереди.

Позади Тагира, держась метрах в двадцати, ехал ещё один степняк – без оружия, держа на палке белый флаг. Он был нечто вроде судьи, устроителем.

Его увидели и на нашей стороне. От рязанцев стремглав поскакал один из княжеских дружинников.

Тагир и Алексей остановились друг против друга в полусотне метров. Лицо крымчака было плоским, узкоглазым, кожа медного оттенка – в нём явно чувствовалась монгольская кровь. И на лице – никаких чувств, абсолютно каменное. Жуткая маска убийцы.

Судьи съехались, начали разговор. Потом поспорили, горячо размахивая руками, – каждый старался дать своему бойцу более выгодную позицию. Если бы бой происходил в полдень и солнце стояло в зените, позиции были бы равны. Но солнце ещё не успело взойти высоко, и тому, кто оказался бы в бою против востока, солнечные лучи били бы в глаза. И развернуть поединщиков по линии север-юг тоже невозможно, оба войска фактически не увидят поединок.

И всё-таки судьи пришли к единому мнению. Алексею показали место на северо-запад, татарину – на юго-восток, и они разъехались.

Судьи стояли в центре, татарин поднял белый флаг.

Алексей вытащил из петли копьё. Он хорошо владел этим оружием, ещё будучи обученным в гоплитах, а потом и в катафрактах.

Однако татарин имел преимущества. Его копьё было заметно длиннее, на метр, не меньше – такое же преимущество дают в кулачном бою более длинные руки у одного из бойцов.

Алексей поднял копьё наизготовку, в левую руку взял щит. Щит был не его – лёгкий, круглый, а одного из воинов заставы – каплевидный, тяжёлый, окованный железом. Такой больше подходит для встречного копейного конного боя.

Алексей облизал сохнущие от волнения губы.

Татарин резко взмахнул флагом, и Алексей начал разгонять коня.

Крымчак всё ближе, он вырастает на глазах – до чего же он огромен!

В последний миг Алексей направил копьё в щит противника, сам резко отклонившись вправо, за шею коня. Удар, треск! Левую руку как кувалдой ударило, отсушило.

Выпрямившись в седле, Алексей увидел, что от его щита остались только умбон и ручка. Он отбросил в сторону остатки, и оказалось, что у копья наконечника, называемого рожном, тоже нет – отломился вместе с древком. А ведь хорошее, прочное древко было.

Копьё, уже бесполезное, он тоже бросил на землю.

Натянув поводья, остановил и развернул коня и мысленно изумился. Вот дела! Татарин-то тоже без щита и копья – сломались.

Левая рука ныла, и чувствительности в пальцах не было. Всё-таки силён татарин. Конечно, пару раз у Алексея в конных битвах щиты разлетались, но это были лёгкие щиты.

Алексей выхватил саблю – крымчак повторил его жест. Оба противника начали снова разгонять коней.

У крымчака кольчуга, шлем с кольчужной бармицей – куда бить, если он в броне, как в танке? Это ещё счастье, что после такого страшного копейного удара Алексей в седле удержался.

Противники стремительно сближались. Как не хватает щита!

Татарин взмахнул саблей.

Думать Алексею было просто некогда, и тело, натренированное годами занятий, сработало само – он успел подставить под удар саблю. Раздался звон железа, кони в очередной раз пронеслись мимо друг друга, и Алексей похолодел от ужаса: в правой его руке была только рукоять. Клинка не было – сломался у основания. Теперь кроме боевого ножа другого оружия у него нет.

На какое-то мгновенье его охватила паника, даже слабодушное желание не пришпорить лошадь, направив её вперёд, а развернуть и умчаться прочь, подальше от этого огромного татарина и неминучей смерти. Но он всё-таки взял себя в руки и потянул поводья. Позорно бежать? Ну уж нет, на него князь и ратники рязанские надеются, и он не может их подвести – ведь сам вызвался! А ещё хуже – крымчаки глазеют, победы своего богатура ждут – да просто уверены, что Тагир одолеет неверного русского. Тогда быть страшной сече, и не одна сотня воинов с каждой стороны поляжет. Да и сбеги он, какой пример для новиков – Ивана и Прохора – будет? Скажут с горечью: опытного воина из себя строил, учителем был, а сам трусом оказался.

И такая Алексея злость разобрала! Это он-то трус? Откуда только силы взялись! В него как будто какой-то дух вселился, злобный и мощный.

Развернув коня, он вытащил из ножен боевой нож в локоть длиной, немного меньше римского меча, прозываемый «боярским», – он тоже был неплохим оружием. Не сабля, но всё же он не безоружен.

Татарин тоже повернул коня, и Алексей с мстительной радостью увидел, что руки его пусты, нет сабли – тоже сломалась. Такой удар, какой был у них при сшибке, не каждое железо выдержит.

Они начали разбег снова – уже в третий раз. В голове Алексея всплыло воспоминание о вороне, его совет – бей его сверху. Только как это сделать?

Решение пришло в последнее мгновение. Татарин, оказавшись безоружным и надеясь вырвать победу в кулачном бою, где шансов на победу у него было больше, решил лишить Алексея коня. Он ударил его лошадь по голове с такой силой, что Алексей даже услышал треск ломаемых костей черепа бедного животного. Но ратник заранее готовился нанести свой решающий удар. Он загодя вытащил ноги из стремян, и когда кони поравнялись, оттолкнулся от спины коня, подлетел в воздух и ударил татарина сверху в ту самую, небольшую, незащищённую железом полоску открытого тела. Вырвать нож из раны он не успел, и тот остался в теле крымчака.

Ноги у его лошади уже подломились, и она рухнула на землю, перекувыркнувшись через голову. Алексей упал на её тело и перекатился на землю. Удар был силён, даже дыхание перехватило. Но надо было собраться с силами и встать. Он сжал зубы и поднялся.

От места столкновения скакала лошадь противника, а сам он лежал на спине, откинувшись на её круп. Ранил он крымчака или убил?

Татары радостно взвыли. Как же: лошадь под Алексеем пала, а сам он стоит безоружный. Миг удара они пропустили и думали, что богатур их ранен или от удара запрокинулся.

Но постепенно радостные вопли стихали.

Лошадь крымчака замедлила ход и остановилась.

Наступила тишина. Тысячи людей рядом, а слышно, как поёт в вышине какая-то птица.

К татарину поскакали оба судьи – русский и крымчак. Они осмотрели поединщика. Потом крымчак указал белым флагом на Тагира и опустил его к земле, оповещая тем самым присутствующих, что поединщик пал.

Ещё секунду стояла тишина, но потом она была нарушена радостным рёвом рязанской рати. Шум был просто оглушительным. Сотни мужских глоток восторженно вопили, а ратники били саблями по щитам. От испуга ржали лошади.