Юрий Корчевский - Сын боярский. Победы фельдъегеря

– Как же, видел – ворон. И что?

– Он ручной, мало того – чужаков в полёте высматривает.

– Алексей, ты пьян? Вот я тебя плёткой поучу!

– Казначеев, я подводил хоть раз? Посылай гонца к воеводе, время сэкономим, ополчение князь поднять успеет.

– И что я князю напишу? Птица каркнула? Так пуганая ворона и куста боится.

– Послушай, боярин. Что будет, если ты гонца не пошлёшь, а степняки подойдут?

– Знамо дело, коли отойти не успеем – вырубят нас и в земли рязанские ворвутся. Беда будет!

– А если гонца пошлёшь, князь с ополчением прибудет, а степняки мимо пройдут, скажем – на Литву?

– Коли мимо пройдут? – боярин почесал затылок. – Да ничего не будет.

– Тогда решай сам, что тебе и княжеству лучше, выгоднее.

Далее продолжать диалог Алексей не стал. Главное он сказал, а дальше пусть боярин решает. Он на заставе старший, ему и отвечать.

Дозору возвращаться в степь было уже поздно, и Алексей распорядился рассёдлывать коней и отдыхать.

Боярин был в смятении. Он бродил по заставе, бормотал что-то себе под нос и время от времени размахивал руками. Со стороны он выглядел как умалишённый, но Алексей понимал, как непросто сейчас боярину.

Казначеев подошёл к ворону, сидящему на кусте, наклонился и уставился ему в глаза. Что уж он там увидел – загадка, только, вздохнув, боярин приказал:

– Терентий, седлай лошадь, гонцом поедешь. Я пока депешу напишу.

Боярин спустился в землянку и вскоре вышел оттуда с берестой в руке.

– Воеводе передашь. И на словах – тысяча конных степняков в двух днях пути от заставы.

Ратник сунул бересту за пазуху, вскочил на коня и был таков.

Над заставой нависло тревожное ожидание. Алексей есть не стал – кусок в горло не лезет, аппетит напрочь пропал.

К вечеру вернулись два других дозора. Один из них ничего тревожного не заметил, зато ратники второго, ходившего несколько восточнее маршрута Алексея, заявили, что ни пастухов, ни пасущихся стад или табунов они не видели.

Дело дозоров было смотреть и об увиденном докладывать боярину. А уж его дело – правильно оценить услышанные сведения. Косвенное, маленькое подтверждение приближающейся беды было получено.

Боярин немного воспрял духом. Новости эти для заставы были плохие, грозили гибелью, зато честь боярина удалось бы сохранить. Хоть мёртвые сраму и не имут, но честь ратную, боярскую уронить зазорно. Потом и на внуков-правнуков его пальцами показывать будут.

Дружинники о разговоре Алексея с боярином не знали, но чувствовали, что какая-то тревога на заставе появилась. Поужинав, ратники не сели играть в кости, не балагурили, как обычно, и спать улеглись рано.

Утром с неохотой позавтракали – тревога всех лишила аппетита. Боярин и Алексей с беспокойством посматривали на юг – не видно ли пыльного облака?

Алексей с новиками выехали в дозор. По степи не рыскали, ехали прямо на юг, откуда шли степняки.

Гнали, судя по теням от солнца, часов до трёх пополудни. Как всегда, пели птицы в вышине, из-под копыт коней выскакивали шустрые ящерки, вдалеке перебегали степные шакалы – но ни пастухов, ни стад, ни войлочных юрт, ни караванов или их обозов не было видно.

Немного передохнув, ратники повернули к заставе. Приехали они уже по темноте, товарищи их поужинать успели, оставив им в котле их долю.

Алексей доложил боярину, что в степи пусто – ни скота, ни скотоводов.

Боярин досадливо крякнул. Понятное дело, сегодня ожидать помощи уже бесполезно.

Переночевали. Алексею снились кошмарные сны, и он несколько раз просыпался в холодном поту.

Утром умылись, позавтракали, и боярин объявил:

– Сегодня в дозоры не выступать.

А к полудню прискакал во главе двух сотен воевода. Одна сотня была княжеской – доспехи блестят, кони одной масти, а вторая сотня из бояр и их ратников – кони, доспехи и оружие разномастные.

На заставе и вокруг неё сразу сделалось тесно – ржание коней, людские разговоры, бряцание оружия.

Наступал самый щекотливый, самый неловкий момент.

Буквально через пару минут боярин позвал Алексея в землянку. Там сидел воевода и двое сотников. Боярин Казначеев скромно пристроился в углу.

Алексей решил ничего не говорить о вороне – только засмеют и отбудут восвояси.

– Ну, здравствуй, Терехов. Помню, помню тебя по смотру. Да и бояре-соседи отзываются о тебе неплохо. Ты бучу поднял?

– Я, воевода. В дозоре был, старшим. Далеко ушёл от заставы и обратил внимание, что скотоводов со стадами нет; а потом далеко на горизонте и пыль увидел.

– Ветер был ли?

Воевода был тёртым калачом, и ему не надо было растолковывать прописные истины, почему нет скотоводов.

– Небольшой, такой столько пыли не поднимет.

– Вторые сутки к исходу идут, как ты тревожные признаки обнаружил. Степняки рядом уже быть должны. Где они?

Вопрос был в лоб. А что Алексей мог ответить?

– Не могу знать.

Воевода повернулся к боярину:

– На другие заставы людей не посылал? Может, конница стороной пошла?

– Не посылал.

– Так! – Воевода задумался.

Уходить, не разведав, было бы легкомыслием, более того – преступлением. Если крымчаки или ногайцы в самом деле идут в набег, а воевода беспечно уйдёт с ратниками, в лучшем случае князь лишит его должности. О худшем же думать не хотелось.

Воевода потёр шею:

– Тогда так. Высылаю два дозора – знающие степь люди у меня найдутся. Они будут идти до вечера или пока конницу не узрят. Когда вернутся, всё обскажут.

Два дозора, каждый числом десять сабель, перешли порубежную реку, и для оставшихся ратников потянулись долгие, томительные часы ожидания.

За что бы Алексей ни брался, всё валилось у него из рук.

Казначеев заметил его состояние:

– Выпил бы ты кружку вина да лёг спать…

– Нет вина на заставе – али сам не знаешь?

Алексей прошёл к ложбинке, где росло одинокое дерево, облюбованное вороном, и улёгся в его тени. На сучке, прямо над его головой, сидел ворон и чистил перья.

– Ну, Острис, ежели ты под монастырь меня подвёл, больше на глаза мне не попадайся!

Ворон глянул на него одним глазом и каркнул.

Видимо, всё-таки сказалась беспокойная ночь, и неожиданно для себя Алексей уснул. Проснулся от звука голосов – звали его:

– Терехов! – донёсся до него крик. – Ты куда пропал?

Темно уже, только костры на заставе горят, да звёзды ярко светят.

Алексей поднялся и подошёл к землянке:

– Заждались тебя, иди быстрее! Дозоры вернулись.

В землянке горел масляный светильник.

Состав присутствующих был прежним, но добавились ещё два старших по дозорам.

– Повтори ещё раз! – ткнул пальцем в грудь десятнику воевода.

– Далеко мы ушли, вёрст на двадцать. Обозов, пастухов со скотиной не выдели, будто вымерла степь.

– Теперь ты, – показал воевода пальцем на второго десятника.

– Ни обозов, ни пастухов, – кивнул старший дозора. – Но далеко, там где небо с землёй сливается, пылевое облако видно. Ветра не было. Я землю слушал – гула нет.

Когда идёт большая конская масса, топот копыт по земле далеко передаётся, вёрст на пять.

– Уже кое-что. Похоже, надо к князю гонца посылать, торопить. Боярин, из заставных выставляй боевое охранение. Костры в ночи далеко видны, кабы непрошеные гости к нам не пожаловали. Сотникам – ратники пусть кольчуги не снимают.

Алексей с новиками попал в дальнее боевое охранение – вёрст за пять от заставы, но даже на таком расстоянии были видны огни костров.

Лошади щипали траву. Ратники, спешившись, стояли молча – в темноте можно услышать врага прежде, чем увидишь.

Поутру роса выпала, туман в низинах появился. Приказ был – стоять до рассвета. Когда же на востоке небосвод стал сереть и появился слепящий диск солнца, они поехали на заставу. Ночь прошла спокойно.

В лагере уже не спали, умывались и готовились завтракать. Но только застучали ложками, как один из ратников вскричал:

– Смотрите! – и показал рукой направление: далеко на юге клубилось пыльное облако.

Сомнения окончательно рассеялись: к рязанским землям шла конница. Конечно, две сотни рязанцев не смогут остановить такую лавину, но задержать до подхода основных сил – вполне.

Ратники поопытнее бросили есть, облизали ложки и спрятали их в чехлы: при ранении в живот у голодного больше шансов выжить. Беспечные отмахнулись:

– Не пропадать же кулешу!

Потом ратники стали готовиться к бою. Они проверяли оружие, надевали шлемы – кое-кто молился на складень. Каждый перед боем настраивал себя, как привык, как делал всегда.

До подхода степняков ещё было время – часов пять. Воевода и на север смотрел, в сторону Рязани и Переяславля, – не идёт ли помощь? Пора уже и князю с ополчением появиться, тогда силы могут уравняться.

Степняки завязывали бой, когда видели своё численное преимущество, от боя же с превосходящими силами уклонялись. Мурза или тысячник вёл своих джигитов не умирать, а добывать трофеи да пленных. Что проку в бою? Можно бесславно потерять нукеров и уйти не солоно хлебавши, а потерь степняки не любили. Русь велика, Литва рядом – можно и туда повернуть.