Александр Маркьянов - Сожженные мосты. Часть 3
И тут могло произойти всякое. Их четверо, у них оружие и специальная подготовка. Против них — гражданские, пусть их больше раз в пять, но…
В том то и дело что гражданские. До бунта, до массовых беспорядков — рукой подать. Как же — казаки поляков в каварне побили. Или, не дай Бог постреляли. Тут уж «Хей, кто поляк — на багинеты»[62]! Понеслась, родимая!
Ситуацию разрядила Кристич. Уверенно подошла к хозяину заведения, поговорила с ним по-польски, потом показала рукой на дальний столик.
— Сюда, господа казаки…
Сотник отметил, что недалече — запасной выход, видимо в подсобку, где напитки и харч. Так что если что…
Принесли кофе — в маленьких, на один глоток, чашка, по-европейски. Казакам тоже было это непривычно — обычно они пили чай с травами, а в качестве посуды у них были гильзы от гаубиц, переделанные под кружки. Мало у какого казака не было такой кружки, и еще армейской ложки из набора для выживания. Дюже удобная и маленькая, в карман можно спрятать…
— Приятно чувствовать себя оккупантами? — поинтересовалась Кристич, смакуя напиток.
Чебак было вскинулся — но Велехов одним взглядом осадил его.
— Вот что, пани… — негромко сказал он — я здесь не оккупант и никогда им не был. Вы с вашими воплями про оккупацию в печенках у меня сидите. Вы падлы, таскаете здесь контрабанду, наркоту, спирт, все это продаете русским, зарабатываете на этом. Русские дают полякам деньги, и они на эти деньги обустраивают Польшу. Варшава — ни чуть не хуже Санкт Петербурга обстроилась, все наши кому свободы не хватает — едут сюда. У Польши ни производства нет особого, кроме того что русские здесь построили, ни полезных ископаемых, только неподлеглости — хоть лопатой сгребай! Вы все, живете на наши деньги, если бы не Россия — были бы захудалым панством между двумя великими державами. А если б возбухнули с вашими рокошами[63] — тут бы вас и прихлопнули как муху на окошке, не одни так другие. И при этом вы, гады, искренне, до зубового скрежета ненавидите русских. Надо вам как в Австро-Венгрии? Чтобы за слово по-польски вас батогами пороли? Так будет, нехай дождетесь. Давайте, устройте очередной ваш рокош! В какой курень не зайди — у кого спирт, у кого стволы, у кого еще чего! Я только этого и жду — чтобы по хатам вашим пошмонаться как следует. Чтобы вовек запомнили! Прадеды наши ума вам не вложили — так я зараз вложу!
Над столом повисло молчание…
— Эй, хозяин… — по-русски крикнул сотник на всю каварню — еще нам налей!
Выпили еще кофе — в молчании. Потом сотник отодвинул стул, глянул на часы.
— Поехали зараз… К обеду на базу поспеть надо, а то сухпаем дневать надоело. Чебак, ты поведешь.
— Есть.
Вышли — и сотнику что-то не понравилось. Сразу — вроде как обычный польский городишко, ничем не примечательный, относительно знакомый потому что бывали здесь и не раз, сонный, потому что большая часть местных обитателей трудится по ночам…
И все таки что-то было не так. Велехов не знал что именно, он просто чувствовал. Простой казак отмахнулся бы от своих предчувствий и пошел дальше. Но Велехов был не простым казаком. Без малого восемь лет в командировках на Востоке сделали его крайне наблюдательным и чувствительным к мелким, почти незаметным признакам надвигающейся беды. Другие на Востоке просто не выживали.
Протянув руку, он тормознул идущего за ним Петрова. Еще раз внимательно огляделся. И все понял…
— Чебак, стоять!!!
Все-таки армия кое-что — но дает. И эта шагистика — тупое разучивание строевых команд на плацу, когда командир добивается автоматического выполнения уставных команд — она не просто так введена в программу подготовки. Во время боевых действий, особенно если это не масштабные боевые действия с армией противника, когда от одного человека не так уж и много зависит, а борьба с терроризмом — крайне важно, чтобы любой исполнитель выполнял команды совершенно автоматически, не задумываясь. От этого может зависеть и жизнь исполнителя и жизнь всех членов группы!
Чебак, уже почти дошедший до машины, замер на месте.
— Ко мне! Бегом!
— Что произошло? — недоуменно спросила Кристич.
— Вызывайте полицию. Где то здесь бомба.
— С чего вы…
— Бегом я сказал!!! Петров, Певцов, Чебак — встаем в оцепление, на площади, чтобы никто не шлялся.
Полициянтов — специальный взрывотехнический отдел — пришлось вызывать из самого Ченстохова, ждали больше часа. За это время поляки стали проявлять ропот однако выйти на площадь и проверить на своей шкуре там ли бомба никто не решался. Слово «бомба», которое в русском и польском языке произносится одинаково, горячие головы остудила надежно.
Взрывотехники прибыли через час, на небольшом местном фургончике «Жук»[64] мрачного черного цвета. Сами взрывотехники были одеты не в полицейскую форму, а в армейскую, без знаков различия…
— Цо здесь трапелось?[65] — старший группы, невысокий, усатый, коренастый, с брюшком подошел к ним.
— Бомба здесь. Машину нашу проверьте.
Взрывотехник молча кивнул, пошел назад.
Скоро сказка сказывается, а дело делается еще скорее. Опустив блестящие алюминиевые сходни, взрывотехники скатили на землю небольшой, трехосный, похожий на детскую игрушку увеличенного размера вездеходик. Выделялась система наблюдения с тремя объективами в том числе одним выдвижным и руки — их здесь было две, а не одна как на других подобных роботах. Две блестящие металлические руки-манипуляторы.
Скатил вездеходик на землю, взрывотехники достали большой пульт с антенной. Старший группы сел на подножку фургона, робот немного покатался туда-сюда, подвигал манипуляторами, потом бодро покатил к Егерю казаков. Подкатился с одной стороны, посмотрел, отъехал. Подъехал с другой…
— Матка бозка…
Робот остановился, старший группы положил пульт на место, поискал взглядом казаков. Увидев, приглашающе махнул рукой…
Видно было плохо — темно, да еще робот свет заслоняет, да камера плохая, устаревшая. Но то, что под днищем что-то есть — было отчетливо видно.
— Это что? — спросил сотник.
— Это… командир группы взрывотехников тоже перешел на русский, видимо из уважения — это похоже на пластит. И его на вас не пожалели — килограмма три, по виду. Грамм двести-триста на обычную машину хватит, ну полкилограмма — но не три.
— До Луны долетишь — неуместно сострил Певцов и осекся под взглядом сотника.
— Надолго тут?
— На час как минимум. И то не факт что сделаем чисто. В машине есть что ценное?
— Особо нет. Правда… спецоружие там. Не хотелось бы… на мне записано.
— Что за оружие?
— Винтовка. Крупнокалиберная. И пулемет.
— Взрывчатые вещества?
— Патроны только.
— Господин казак… а как вы поняли?
— Чего?
— Что бомба здесь.
Велехову отвечать не хотелось.
— То тебе надо?
— Мы же взрывотехники. Интересуемся…
— Ладно… Это с Востока еще. Надо смотреть, что происходит вокруг. В таких местах все всё знают. И принимают меры. Я вышел — будний день, а на площади народа почти нет. Пан градоначальник лавочку свою закрыл и пан цирюльник тоже — закрыл. И в магазине — витрины ставнями закрыты. Это в будний день, когда самая работа. На Востоке если лавочники лавки посреди дня закрывают — жди беды.
— Господин сотник! Господин сотник!
Захолонуло под сердцем. Сотник повернулся, нашел взглядом пробивающегося сквозь оцепление казака.
— Что, казак?
— Господин сотник, Петр Михеевич…
Вид у Бахарева был такой, что становилось дурно.
— Что, да говори, не трави душу!
— Петр Михеевич! Есаула зараз вбили!
— Как вбили?!
— Насмерть! На дороге!
Слов нет…
— Петров!
— Я!
— За старшего. Смотри за машиной!
— Есть!
— Поехали…
Есаула Дыбенко, коменданта сектора Ченстохов убили на пятом километре дороги на Вроцлав, на повороте. Дорога была ходкой, шестиполосной, но террористов это не остановило. Ошибкой есаула было то, что он ехал в крайне правом ряду, надо было в среднем, прикрывшись с обеих сторон машинами. Но и это вряд ли бы его спасло — если серьезно решили вбить — вобьют, где хочешь едь.
Расстрелянный из пулемета Егерь стоял на обочине, наполовину съехав в кювет. Полициянты перекрыли одну из полос движения, пробка была страшная, добираться пришлось по обочине. На фоне бело-зеленых полицейских машин камуфляжем выделялись несколько Егерей и Выстрелов казаков…
Когда остановились, сотник выскочил из машины, побежал вперед…
— Куда! — один из полициянтов стоящих в оцеплении перегородил ему путь.
Велехов с ходу сунул ему в морду, хорошо сунул, от души, так что поляк только челюстью лязгнул, заваливаясь на пропитанный соляркой щебень обочины.