Ювелиръ. 1809 - Виктор Гросов
Стоило поднести его к настенной свече, как физика сделала свое дело. Камень вспыхнул густым, вишневым огнем, словно внутри включили подсветку.
Похож на турмалин. Рубеллит. Если грамотно срезать корку — чистота воды будет идеальной.
— Этот забираю, — произнес я, пряча находку в карман. — И вон тот, синий.
Ух, и индиголит нашел.
Боттом лишь пожал плечами, явно не разделяя моего энтузиазма.
— Воля ваша. Овчинка выделки не стоит.
— Я люблю риск.
Следующий ящик я осматривал с таким же интересом. Перебирая мутные, желтовато-зеленые камни, я наконец наткнулся на знакомую тяжесть.
Из груды породы на свет появился неказистый осколок, напоминающий бутылочное стекло. При дневном освещении, пробивающемся через узкие оконца подвала, он притворялся грязно-зеленым, болотным уродцем, не стоящим и гроша. Для местных мастеров это был брак, странный, «неправильный» хризоберилл.
Я набрал полную горсть таких «уродцев».
— И эти тоже, Александр Иосифович. Выписывайте.
— Зачем вам этот лом? — Искреннее изумление на лице Боттома было достойно кисти художника. — Цвет грязный, «игры» нет. Разве что на дешевые перстни для приказчиков?
— Мне нравится их… скрытый потенциал, — уклончиво ответил я. — Сколько за все?
Управляющий прикинул на глаз объем кучки, лежащей на крышке ящика. Показательно глянул на оттопыренный карман, куда я прихватил несколько камешков.
— Ну… скажем, сто рублей. Чисто за хлопоты и амортизацию сапог. Там веса фунта два наберется.
Я уже открыл рот, чтобы согласиться — цена была смехотворной, на уровне статистической погрешности, — но тут в разговор вступила тяжелая артиллерия.
— Сто рублей? — Голос Варвары прозвучал с нотками ядовитого сарказма. — Александр Иосифович, побойтесь Бога, вы же в храме искусства, а не на базаре. Это как вы сами выразились — мусор. Сколотые грани, внутренние трещины, включения. В лучшем случае все это на пуговицы. Цена всему этому — полтинник. И то, если мы сами потрудимся вывезти.
Боттом опешил. Он привык видеть во мне эксцентричного творца, сорящего деньгами, а Варвару воспринимал как безмолвную тень.
— Помилуйте, сударыня! Тут по казенным расценкам намного больше. Я ж по-дружески.
— Все камни мутные, как вода в Фонтанке, — парировала Варвара, брезгливо беря камень двумя пальцами в перчатке и вертя его перед носом управляющего. — Его еще чистить, облагораживать, резать. Одни убытки. Шестьдесят.
— Восемьдесят! — взвыл Боттом, оскорбленный в лучших чувствах. — И ни копейкой меньше! Это казенное имущество, я перед казной отчет держу, а не перед своей совестью!
— Семьдесят, — отрезала Варвара тоном, не терпящим возражений. — Плюс вы отгрузите нам пару ящиков малахитовой крошки. Нам для затирки швов мозаики нужно, а у вас она все равно под ногами валяется, только ходить мешает.
Торг длился минут пять и был прекрасен. Я стоял в стороне, опираясь на трость, и любовался. Варвара трансформировалась мгновенно. Из замкнутой спутницы она превратилась в хищника, почуявшего слабость жертвы. Жесткость и расчет в ней удивительным образом сочетались с убийственным обаянием. Она улыбалась, шутила, однако хватку не ослабляла ни на секунду, отвоевывая каждый рубль. Боттом, поначалу раздраженный, втянулся в процесс — ему явно импонировал достойный противник.
— Ладно! — наконец выдохнул он, капитулируя и отирая пот со лба огромным клетчатым платком. — Семьдесят три. И крошка ваша. Уели вы меня, Варвара Павловна, без ножа зарезали.
Повернувшись ко мне, он уважительно крякнул.
— Ну и помощница у вас, мастер! Зубастая. С такой не пропадешь. — А потом тихо шепнул, — берегите ее как зеницу ока.
Взглянув на Варвару, я заметил легкий румянец на ее щеках и победный блеск в глазах. Она только что сэкономила мне четверть суммы, но суть была не в ассигнациях. Суть была в методе. Она защищала мои интересы яростнее, чем свои собственные. Она чувствовала рынок кончиками пальцев, читала людей, как открытые книги.
Она не просто «приказчица» и даже не «управляющая». Она — мой внешний интерфейс. Мой щит. Я — технарь, видящий структуру кристаллической решетки. Она — человек, видящий выгоду и психологию клиента.
Картина, начавшая складываться в санях, теперь обрела четкость. Ей нужно дать власть над тем, в чем она компетентнее меня: над людьми, над социальным капиталом, над тем, как бренд «Саламандра» выглядит в глазах света.
— Берегу, Александр Иосифович, — ответил я совершенно серьезно. — Пуще самого редкого алмаза.
Погрузка трофеев в сани прошла под личным надзором Боттома — ящики закрепили на совесть. Когда фабричные ворота остались позади, я скосил глаза на спутницу. Маска спокойствия вернулась на место.
— Это было великолепно, — нарушил я тишину.
— Просто ненавижу, когда переплачивают за откровенный мусор, — она пожала плечами, будто речь шла о покупке картофеля.
Обратная дорога промелькнула незаметно. Сани шли легко, по укатанному тракту, ветер сменил гнев на милость, а перестук копыт выбивал вполне мажорный ритм. Варвара, плотно укутанная, гипнотизировала взглядом бесконечную снежную равнину.
— Варвара, — окликнул я, нарушая мерный шум полозьев.
Она вздрогнула, резко повернув голову.
— Да, Григорий Пантелеич?
— Помните мое обещание подумать насчет вас и Алексея?
Лицо ее окаменело. Она готовилась к вежливому отказу. Стандартные фразы о необходимости расставания наверняка крутились в ее голове заезженной пластинкой все последние дни.
— Я понимаю, — голос предательски дрогнул, сорвавшись на шепот. — Вы решили, что мне лучше уйти. Для блага дела. Чтобы…
— Не совсем, — перебил я. — Решение принято: вы нужны мне здесь.
Выдержав паузу, я поймал ее взгляд.
— Я нашел решение, Варя. Способ развязать этот гордиев узел, не прибегая к мечу. Воронцов получит супругу, которой будет гордиться, а «Саламандра» сохранит свою душу.
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, отказываясь верить ушам. Где-то на дне зрачков робко, с недоверием, начала тлеть искра надежды.
— Но каким образом? Свет никогда не примет…
— Свет примет то, что мы ему скормим, — отрезал я. — Весь вопрос в подаче и упаковке. Но мне нужно пару дней для того, чтобы все обдумать как надо.
Я умолк, не став грузить ее деталями, хотя она наверняка хотела подробностей. Главный тезис был озвучен.
— Вы станете хозяйкой положения, Варвара. Даю слово. Просто доверьтесь мне.
— Вы… вы правда пойдете на это? — прошептала она. — Ради меня?
— Вы нужны мне здесь.
Лицо Варвары преобразилось. Впервые за этот серый, бесконечный месяц на нем расцвела настоящая, живая улыбка, сбросившая с ее плеч десяток лет. В порыве благодарности она качнулась ко мне, едва не нарушив приличия объятием, но вовремя вспомнила про открытые сани и чужие взгляды. Осеклась, смутилась, однако сияния глаз это не погасило.
— Григорий Пантелеич… я верю. Я буду ждать столько, сколько нужно.
— Отлично. Дайте мне пару дней.
Остаток пути прошел в тишине, но это было счастливое, наполненное
