Курсант. На Берлин 4 - Павел Барчук
Клячин снова посмотрел на меня, и в его взгляде впервые за все время я увидел нечто, отдаленно напоминающее человеческую эмоцию. Не жалость. Скорее — усталое понимание.
— Я больше не заинтересован в тебе, Алексей. Живи. Но постарайся не попадаться мне на глаза. В следующий раз не стану церемониться. Валите отсюда. Как можно быстрее. Подкидыш пусть заляжет где-нибудь, а ты бегом ступай к Бернесу. Помнишь адрес? Та, светленькая, его называла.
Я молча кивнул.
— Вот и отлично. Все. Уходите. — С этими словами Клячин повернулся и направился вглубь склада. Туда, где остались лежать двое парней. Так понимаю, здесь вот-вот вспыхнет пожар.
Я стоял, поддерживая избитого Ваньку, и смотрел всему уходящей фигуре. Циничный, беспринципный палач, виновный в смерти моей матери, только что подарил мне жизнь. Странный, извращенный акт милосердия от человека, у которого, казалось, не было сердца.
Глава 13
Исчезает еще одна проблема
Утро встретило нас тягучей, сладковатой вонью гари, принесенной со стороны порта. Там что-то недавно горело, и есть ощущение, я точно знаю, что именно.
Мы с Бернесом брели по пустынным улицам, чувствуя себя двумя выжатыми лимонами. По крайней мере, у меня было именно такое ощущение. Думаю, у Марка, судя по его унылому лицу, такое же.
Да, время было проведено неплохо. Особенно, если учитывать, что в дедовом теле это, пожалуй, первый случай, когда я в полной мере наслаждался женским обществом. Но… Ключевое слово «наслаждался». С ним как раз, с этим словом, не все так гладко, как могло бы показаться.
Несмотря на то, что после моего прихода в квартиру, где проживали дамы, веселье пошло в гору, чисто морально я все равно оставался напряжён. Волновался за Подкидыша. Доберётся ли он нормально до места, где можно залечь на дно? Думал о Клячине. Можно ли верить его словам и обещанию исчезнуть навсегда? Размышлял об архиве. Уничтожить его сразу, как только вернусь в дом Книпперов или подождать? Ну и конечно, предвкушал очередную встречу с Мюллером. Что-то мне подсказывало, она не за горами.
В итоге, ночь оказалась полна адреналина, напряжения и странного, вымученного веселья в компании двух легкомысленных немок, чьи имена я уже с трудом мог вспомнить.
Мы с Бернесом шли молча, каждый был погружён в свои мысли. Тем более, нам сегодня предстояло посетить мероприятие, организованное министерством пропаганды. Вот уж действительно, покой нам только снится.
Отставив в сторону размышления о минувшей ночи, я погрузился в составление плана предстоящей встречи с Шульце-Бойзеном, а он на этой фашистской вечеринке точно должен быть. По крайней мере, сильно на это надеюсь.
С Леманом контакт налажен. Даже при том, что сам процесс сопровождался некоторыми сложностями, все равно данный агент уже в курсе моего присутствия в Берлине. И потом, Леман создал у меня впечатление весьма ушлого товарища. Если он столько времени под носом у Гестапо вынюхивает секретные данные и до сих пор не попался, думаю, дальше все тоже будет хорошо.
Я попытался вспомнить подробную информацию из будущего относительно судьбы Лемана, но, к сожалению, не смог. В прошлой жизни меня мало интересовали исторические факты, касающиеся определённых персон.
В любом случае, конкретно сейчас мне нужно было установить хорошую, крепкую связь с Шульце-Бойзеном. Это одна из насущных проблем на сегодня. Надеюсь, когда все, кому нужно, поверят в окончательную и бесповоротную гибель архива Сергея Витцке, я смогу просто заниматься тем, чем и должен заниматься разведчик. А не бегать по Берлину то от британцев, то от немцев, то от своих, таская за пазухой этот чертов архив.
— Как ты думаешь, Клячин и правда сделает все, как обещал? — нарушил молчание Бернес, когда дом Книпперов уже показался впереди.
— Дядя Коля — сволочь, но профессионал. Если сказал, что организует пропажу архива, изобразит все таким образом, будто бумаги сгорели вместе с Финном, значит, так оно и будет. Во всяком случае, для отчетности перед Москвой. Драгоценности он получил, а мы получили передышку. Пока что это лучшее, на что можно надеяться.
Мы подошли к калитке и оба остановились, напряженно разглядывая дом. Что-то было не так. Вернее, все было не так. Входная дверь оказалась приоткрыта. Не широко, всего на несколько палецев, но в предрассветной тишине этот факт казался зловещим. К тому же, я хорошо знаю Марту. Она бы никогда не оставила дверь незапертой. Особенно сейчас.
Я толкнул калитку и быстрым шагом направился к крыльцу. Взбежал по ступеням. Вошел внутрь. Марк молча следовал за мной, без суеты и паники.
— Марта? — тихо позвал я, перешагивая порог.
Ответом была гнетущая тишина. В доме пахло кофе, но запах казался немного странным, пригорелым, застоявшимся.
Мы с Марком, не сговариваясь, пересекли холл и… увидели ее.
Марта Книппер лежала у подножия лестницы, ведущей на второй этаж. Ее тело было неестественно выгнуто, голова запрокинута под невозможным углом. Глаза, широко раскрытые, смотрели в стеклянный плафон люстры на потолке. В них застыло выражение не столько ужаса, сколько глубочайшего удивления. Рядом валялась разбитая фарфоровая ваза, осколки которой усеяли паркет.
— Боже правый… — прошептал Бернес, застыв на месте.
Я подошел ближе, не веря своим глазам. Шея Марты была сломана. Чисто, профессионально. Никакой борьбы, никакой суеты. Один точный, сокрушительный удар.
Чисто внешне все выглядело так, будто немка просто споткнулась на лестнице, кубарем полетела вниз, упала. Вазу свалила, скорее всего, когда не смогла удержаться на ногах. Зацепила ее рукой. Именно так должны подумать полицейские. Но… Я точно знал, наверняка, чувствовал это всем своим нутром — Марту Книппер убили. Очень четко и очень профессионально.
Почему я был так уверен? Потому что приоткрытая дверь — это как личная роспись, оставленная специально для меня. Чтоб я понял, кого надо благодарить за исчезнувшую проблему и оценил столь широкий жест доброй воли.
— Клячин, — выдохнул я.
В горле стоял ком. Не от ужаса перед нелепой смертью. Не от жалости к немке, которая, на секундочку, была готова сдать меня ни за грош. Перед тем, насколько в реальности дядя Коля опасный тип.
— Это его почерк. Аккуратно, без
