Позвони мне - Борис Михайлович Дмитриев
– Насколько я понимаю, – ответил Создатель, – никто его особенно не упрашивал беспокоиться об интересах простого народа. Это он по собственной прихоти великого благодетеля из себя изображает. У нас иногда возникает подозрение, что Владимир Ильич некоторым образом в фараоны намерен податься. Он уже и супругу свою, с глазу на глаз, на всякий случай Нефертити кокетливо величает. Для Меня это странное желание оказалось большой неожиданностью, ведь у специалистов самая лучшая жаровня без дела простаивает. Ещё удивляет, что всё как-то без размаха, довольно скромненько пока у него намечается, для приличной пирамиды то ли места, то ли камней не хватает. Похоже, что ещё подвезут.
– Чего подвезут, Отче наш, камней или мумий? – забеспокоился комдив. – Вы можете откровенно хоть в этом наставить меня?
– Больно ты любопытен, Василий. Говорил же, что излишки познаний доставляют человеку одну лишь печаль. Расскажи тебе правду о Ленине, вся командирская жизнь пойдёт кувырком, не возрадуешься, что шашку держать в руках научился. А вообще, в этом деле важен процесс. Какая тебе разница, на чьей стороне саблей махать? Тревожишь меня по пустякам, нынче и без тебя день не заладился. Извини, поговорим в другой раз.
Василий Иванович, окончательно запутавшись в бесконечных предположениях, нетерпеливо поднялся с ольховой коряги. Устремив цепкий взгляд в ночное звёздное небо, он в который уже раз беспомощно пытался представить, где же все-таки обитает этот загадочный абонент. Главное, видит и знает про всё. Такого контрразведчика в штабе дивизии завести – до самой победы мировой революции без лишних хлопот самым героическим полководцем окажешься.
Чтобы хоть как-то развеять набежавшую некстати печаль, комдив по традиции сделал несколько глубоких приседаний под кожаный хруст обожаемых трофейных сапог. После чего, оголив навострённую шашку, совершил ряд боевых с присвистом махов и стремительно кистевым броском загородил в ножны клинок. Вместе с ударом клинка о ножны у самого берега какая-то огромная рыбина саданула упругим хвостом по лунной дорожке, так что холодные капли воды оросили комдиву чело. Он, встрепенувшись, вернулся в боевую реальность, вспомнил, что у командирского шалаша остались покинутые хозяином гости, и спешно заторопился наверх.
За центральным пеньком, несмотря на долгое отсутствие командира, полным ходом продолжалось весёлое гулянье. Уже ординарец сидел в обнимку с хорошо захмелевшим Александром Ульяновым, пил водяру из пол-литровой кружки и что-то шкодливое, оглядываясь по сторонам, кричал ему на ухо. Уже венценосный Романов в неприличной близости переговаривался о чём-то с возбуждённой, раскрасневшейся Анкой. По всему было видно, что оставь эту парочку наедине – и как пить дать благодарное Отечество возрадуется обретением новоявленного наследничка. Более чем не по чину надравшийся денщик одиноко сидел у костра и отчаянно наяривал до посинения кошерное «семь сорок». Можете не поверить, но приблудившаяся собачонка исключительно в такт пересыпала коротенькими ножками, счастливо дергалась, подвизгивала и, кажется, даже подмигивала заядлому музыканту.
Чапаеву, разумеется, не очень понравилось заварившееся в его отсутствие веселье. Такая самодеятельность бессовестным образом нарушала законную субординацию, особенно раздражало заигрывание царя с пулемётчицей. Комдив, подойдя к столу, решил немного осадить разгулявшегося императора. В конце концов, в святые его пока ещё никто не определил и нечего с ним зазря церемониться.
– Ты, Николаша, губу-то не шибко раскатывай, – стартанул без разгона Василий Иванович, – не так-то легко, по моему разумению, в святые пробиться. Для этого, брат, большие заслуги потребуются, твоих-то, пожалуй, и не наберётся. Похоже, что так и придётся до скончания веков былое оплакивать да под чужими бабскими юбками удачу искать.
– Да что вы такое буровите, – враз ощетинился преобразившийся царь Николай. – Нравится это кому-то, а может, и нет, но должна же быть и у вас хоть какая-то справедливость, ведь нас всей семьёй, словно мух, эти сволочи без суда и следствия перехлопали. Мы же такую лютую смерть в подвале от разбойников приняли. Кого же, как не нас, следует причислять к лику святых? И учтите, не может Россия оставаться без покаяния.
– Так для своего удовольствия эти же сволочи в святые вас и возведут, – бесцеремонно прокомментировал высокопарное заявление царя незатейливый ординарец. – Это же любимая отечественная забава – сначала стрельнуть, а потом со всеми почестями в святые загородить. Случается и наоборот, сначала в святые определят, а потом с благородным гневом, аккуратненько, будто в фотографическом салоне, к стеночке возьмут и приставят. Тут, знаете ли, всё решает фортуна, как кому повезёт. Эх, Николай Александрович, после того как вы страну ни за грош просвистали, не счесть сколько семей не то чтобы как мух, словно грязь непотребную поганой метлой замели. Если всех приниматься в святые из жалости снаряжать, чего доброго небеса наверху опрокинутся, не выдержат подобного столпотворения.
Царь подобрался с достоинством, напыжился как сыч, ещё больше выправил шею и совершенно неожиданно для присутствующих выдал:
– Позвольте, но ведь я же божий помазанник, избранник с горним благословением, неужели для вас даже этого мало? В цивилизованном обществе должны же присутствовать хоть какие-то священные нормы, неприступные для хамского произвола рубежи. К тому же Россия не приспособлена, не в состоянии существовать без верховного единоначалия, равно как и без православного исповедания. Ещё учтите, что те правители, которые после нас в кремлёвские коридоры власти ворвутся, окажутся не в пример паршивей. Их не то что в святые, пожалуй, не всякие черти в свою компанию с радостью примут.
В это время бродяга Кашкет, качаясь на пьяных ногах, подошёл с балалайкой к столу и заиграл в полную мощь инструмента «Боже, Царя храни!». Николай, понятное дело, торжественно выпрямился, троекратно перекрестился и уронил, не без гордости, императорскую слезу. Величальное стояние, наверное, продолжалось бы ещё долго, если бы денщик не извернулся в ловком музыкальном коленце и не подсунул на закуску «и в ямку закопал, и надпись написал». Венценосный гость просто рухнул на скамью как подкошенный и обидно заморгал голубыми глазами.
– Хватит вам лошадей перед миром смешить, сами-то верите тому, что несёте, – не пощадил морально уже поверженного императора не на шутку отвязавшийся Петька Чаплыгин. – Настоящим божьим помазанником был тёзка мой, Пётр Алексеевич, за таким императором можно было хоть в бой, хоть на праздничный смотр без оглядки ходить. Неужели самому вам не стыдно за былые геройства свои, за кровавую долю народа, за поруганную матушку-Русь? Вот бы Аннушку нашу посадили на трон, не хуже Екатерины Великой с германцами разобралась бы и порядок в стране без соплей навела.
