Владимир Голубев - 1894. Часть 2 (СИ)
- Я специально без жены. Ленка "все всегда понимает", отпустила порезвиться.
- Черт! Черт, забыл совсем. Сабина! - закричал Ершов, и добавил по-английски, - Солнышко, подойди, дай мне представить тебя, мою самую главную драгоценность, мою удачу, мой счастливый билет...
- Леди Винтерс, просто Сабина, - англичанка сделала книксен, как маленькая девочка, и так посмотрела на Валерку, что его сердце, или что-то другое (в штанах) мучительно завибрировало.
- Барон, поэт, романист, композитор, певец, и мой настоящий друг - Валерка. То есть, прости, дружище, господин Бузов, Валерий Петрович.
- Для друзей, прекрасная Сабина, просто Валера, - с жутким акцентом произнес по-английски Бузов.
Только тяжелое школьное детство, сон с открытыми глазами на лекциях английского в училище и отлынивание от учебы в институте позволили Бузову за восемь лет овладеть языком Шекспира и Байрона так плохо, что не было никаких сил сказать пару-другую комплементов красивой женщине. А так хотелось.
- Ну что ты тужишься, - заржал Коля, - подойди, ручку девушке поцелуй.
- Николя, ты невежлив. Говоришь по-русски, я тебя не понимаю.
- Мой друг приглашает нас в гости. Его жена безупречно владеет английским, кроме того умна и красива. Тебе, Сабина, будет интересно с ней, уверен, - Ершов засмеялся, показывая, что это шутка.
* * *
Елена встретила Ершова как близкого родственника, тут же потащила знакомиться с близнецами, захватив с собой Сабину. Её, правда, предварительно спросила: "желает ли молодая леди увидеть мальчиков". Бузов с улыбкой замыкал процессию. Мальчишкам было почти три года и Николай еще не видел никогда таких драчунов. Частое отсутствие дома отца и полное попустительство матери, которая глупела сразу, как только видела своих чад, сделало из мальчишек домашних монстров. Две няни держали близнецов в противоположных углах комнат, а те брыкались и вырывались, и с веселой злостью смотрели друг на друга.
- Мальчики! Это неприлично. Так вести себя при посторонних нельзя, - мягко и деликатно сказала Елена.
Няни отпусти маленьких бандитов, чтобы поклониться, и близнецы покатились по ковру, вцепившись друг в друга.
- Пацаны! Что-то не поделили??? - Ершов легко поднял мальчишек метрового роста весом в пуд. То, что стало нормой через сто лет, в 19 веке казалось исключением из правил.
Мальчишки затихли, с ужасом уставившись на шрамы Ершова. Бузов громко засмеялся.
- Буду теперь вас, негодников, пугать дядей Колей.
- Коленька, лапушка, так нельзя, дорогой ты мой, - залепетала Елена.
- Не узнаю тебя, Железная Леди. Я считал, что у вас здесь казарма. Ты же рассказывала, как воспитывала свою дочь, нам, разгильдяям, в укор ставила, - растерялся Ершов.
- А про внучку я промолчала тогда. С годами мы становимся мудрее и мягче, - грустно сказала баронесса.
- Какие твои годы, Ленка! Ты выглядишь лет на пять моложе, чем четыре года назад. Тебе сейчас больше тридцати трех не дашь!
- Спасибо Коленька, - Елена обняла его, и Ершову пришлось опустить близнецов на пол.
- Хорош, познакомился с моими пострелятами? Пошли в бильярдную "кофе" пить! Сабину оставь Елене, им есть что обсудить, - Валерка потащил Николая по коридору в пристройку.
* * *
Друзья пили долго и болтали ни о чем и обо всем: о бабах, о войне, о делах, о Валеркиных детях, о том, что делать дальше.
- В 17 году нам будет за пятьдесят, лучшие годы прожиты, умирать не страшно, страшно будет жить, - вещал Валерка.
- Чем то нужно будет пожертвовать ради благородной цели? Послушай, ты что, уже не согласен с Клячкиным? За детей стало страшно?!
- Ты не подумай, я готов всё, всё своё имущество отдать. Что бы было по справедливости, чтобы люди жить начали по человечески. Понимаешь, Ленка за детей боится. Сначала баронское звание пробила, а теперь трусит. Если всех богатых под нож, то и наши дети под нож, и мы.
- Валера, переходи на мою сторону. Бросай Клячкина, - обрадовался Николай.
- На твою сторону? Это как? Здесь сделаем революцию? И на Гавайи? Наши соотечественники будут друг друга крошить шашками, топить в море, травить газом, морить голодом, а мы будем на курорте вино попивать, бананы и ананасы кушать? - разъярился пьяный Валерка.
- Ну-ну, охолони. Ты же знаешь, я готов принять на острова до миллиона русских. Дворяне, конечно, не тот контингент, но с ними приедут крепкие крестьяне, инженеры, мастера, казаки, наконец.
- Я в прошлый раз тебе говорить не стал, не хотел тебя и Володьку обижать. Подло это, знаешь ли! Мы заварим кашу, начнем Революцию. И убежим? По-честному, нужно остаться, жить и умирать вместе со всеми.
- Именно!!! Умирать! Если мы примкнем к Ленину на втором съезде, или раньше, то нас поголовно вырежут после его смерти. Взять, например, Бубнова, из первого состава политбюро большевиков семнадцатого года. Он никуда не лез, вел себя скромно, а в 37 его арестовали и расстреляли. Дочка его в войну покушение на Сталина готовила, помнишь? - ехидно уставился на Валерку Коля.
- Не помню ни Бубнова, ни его дочери, ни политбюро этого. У отца был трехтомник: краткий курс истории КПСС. Я все три тома прочитал, а Бубнова не помню. Так ты предлагаешь внизу отсидеться? На уровне московского ЧК? Сколотить банду боевиков типа Рёма, а потом устроить ночь длинных ножей наоборот.
- Хорошая идея!
- Подлая, - не согласился Бузов.
- Ха! У меня бабка всегда говорила, что Сталин тем-то и был хорош, что всю еврейскую банду расстрелял. А по делу, я тебе предлагаю отойти от идеи Клячкина вырезать золотой миллион. Нужно с самого первого дня организовать шарашки. Всех господ под арест и работать. Нет. Так мы подорвем социалистическую идею. Нужно призывать всех в армию. Организовать строительные и рабочие батальоны. Срок службы для стройбатов и раббатов определить семь лет. Шаг влево, шаг вправо - дисбат. Внешне предложение выглядит как полное дерьмо, но все те, кого Клячкин планирует истребить, в этом варианте живы.
- Ага. Людоедишка-америкашка! Ты забыл еще про торговлю людьми. Можно продавать евреев в США. Их в России пять миллионов, - ехидно засмеялся Бузов.
- Мое дело предложить. Давай не будем о грустном?
- Хочешь посмотреть на мою игрушку? Может, подскажешь что-нибудь интересное.
- Что за игрушка?
- Увидишь!
Бузов повел Ершова во двор. Огромный кирпичный сарай с большими воротами напомнил Николаю ангар для самолетов.
"Бузов сделал самолет", - развеселился и обрадовался Ершов.
Ворота со скрипом разошлись. При этом Бузов обматерил какого-то Михалыча, забывающего смазать петли. Внутри ангара стоял автомобиль, напоминающий "Виллис" времен второй мировой войны, только огромный, на восемь мест. Сидения матово блестели черной кожей, латунные детали были надраены и казались золотыми. Хотя, возможно, были позолочены. Вместо переднего стекла красовалась рама с мутноватым триплексом, два стекла с тонким слоем нитрата целлюлозы посредине. На багажнике возвышался откидной верх. От него, над центром салона был натянут шнур, а сзади виднелась ручка лебедки. Фары? В автомобиле были две огромные фары!
- Супер! Это монстр какой-то! Это и есть твоя игрушка? На ходу? - забросал вопросами Бузова Ершов.
- Я заказал на твоем заводе во Владивостоке десяток моторов по полторы сотни лошадей каждый. За два года сделал машину. Проблем было выше крыши: рессоры, сцепление, коробка передач и, конечно, шины, - гордо доложил Бузов, - но это рабочая лошадка, а игрушка за городом.
- Заинтриговал! Поехали.
Заводилась машина легко, с пол-оборота, с помощью стартера и аккумулятора.
- Ты знаешь, Коля, что немцы украли у тебя конструкцию свечей и перешли в своих двигателях с калильного зажигания на свечи? - спросил Валера, пока двигатель разогревался.
- Свечи изобрели во Франции больше тридцати лет назад еще для газовых двигателей, - вяло отбился Ершов.
- А я аккумулятор сделал новый. Заменил твой деревянный корпус на эбонитовый.
- Три килограмма веса экономии? - скептически отозвался Ершов.
- Целых пять кеге! Аккумулятор стал компактнее и надежнее. Я одел положительные пластины в эбонит с прорезями. Чехлы такие, или мешки дырявые, ну, ты понимаешь.
- У меня на заводе во Владивостоке еще полгода назад стекловойлок начали делать. Гавно, конечно, но дешево и надежно, - возразил Ершов, - Кто придумал использовать эбонит? Сам что ли?
