Владимир Голубев - 1894. Часть 2 (СИ)
На третий день не было никаких военных действий, дезертиры уныло тянули свой речетатив о райской жизни в плену, пара дюжин солдат попыталась сдаться в плен, но была зарубленна их командиром. Самурая застрелили казаки, он оказался слишком далеко на нейтральной полосе. Гусев видел этот эпизод, и его поразило, что никто из солдат не попытался убить офицера, они медленно плелись в сторону русских позиций, как одурманенные.
К вечеру Гусев принял решение. Плотину разрушили, ручей превратился в бушующий поток. Как только уровень воды упал вперед двинулась кавалерия. Казаки получили приказ уничтожить всех офицеров. В лагере оставалось около сотни самураев и они сохранили полную боеспособность. У офицеров был запас патронов, они не страдали от голода и жажды. В то время, когда солдаты и матросы сгрудились у ручья, в битве за воду, самураи мужественно встретили смерть. По одиночке, вдвоем, небольшой группой, они не могли спастись, не могли выстоять. Они могли обменять свою жизнь на жизнь врага, на жизнь его коня, или на пустой звук, на слово "честь".
Глава 8
Блокада
Еще никогда в жизни Ершову не приходилось так тяжело в дороге. Погода благоприятствовала путешествию, не было ни качки, ни дождя, и даже компания на пароходе подобрались на редкость мирная и интересная, ни буянов-выпивох, ни зануд-энциклопедистов. Две русские девицы на выданье из обедневшей дворянской фамилии возвращались, погостив у богатого свойственника из Шотландии. Неудача в поиске женихов не сказалась на их добром и веселом нраве, а их тетушка была не столь стара, чтобы наводить ужас своей показной добродетелью. Четверо морских офицеров внушали Ершову подозрение, в смысле принадлежности к голубым мундирам. Они пили в меру, почти не сквернословили, игре в карты предпочитали игру на гитаре и на рояле в кают-компании, не волочились за девицами, напротив, галантно ухаживали за тетушкой. Два английских инженера ехали работать по найму в Россию. Зачем компаньону Бузова потребовалось нанимать иностранцев на завод по производству пистолетов было для Ершова большой загадкой, но, услышанные краем уха обсуждения технических деталей, не оставляли иного толкования. Купец первой гильдии был слишком амбициозен, чтобы тратить время на пустые разговоры. Пассажиры второго класса не могли пересекаться с первым, поэтому начальник охраны Ершова, ехал первым классом, и мучился, стараясь не нарушить разом все правила поведения. Этим занимался Ершов, конечно, не один, а вместе с Сабиной. Собственно, её пронзительные крики и стоны вечерами, ночами, а частенько и днем, никто никоем образом не замечал. Тем более, никто не мог увидеть расцарапанную спину Ершова, засосы и укусы на теле. И, хотя отметины на шее и груди Сабины были гораздо скромнее, она, как казалось Коле, специально выбирала наряды, позволявшие их хорошо рассмотреть. Леди Винтерс сама предложила Ершову, на людях, вести себя так, будто они малознакомы. Кого она хотела обмануть, было непонятно.
Молодой и высокий мичман, обладатель сильного баритона, был неуклюж и косноязычен. Лишь виртуозная игра на рояле привлекала к нему женщин. Сергей Людов хорошо играл свою роль именно потому, что он во многом таким и был. Ухаживать за леди Винтерс он начал в насмешку над глупой уловкой любовников, изображать чужих друг другу людей было с их стороны крайне глупо. Капитан третьего ранга Егор Ильич Лихов, старший в команде офицеров, дал свое молчаливое согласие, ему нужен был психологический портрет Ершова.
Сабину обрадовал интерес мичмана. Она так загорелась, что поставила всех в недоумение. Господа и дамы, сидящие в кают-компании, откровенно рассматривали кокетничающую парочку. Все, кроме скучающего Ершова и его охранника. Даже купец потратил толику своего времени на бесплатное представление.
Ершов смотрел на представление без интереса, снисходительно улыбаясь, чем привел свою подружку в ярость. Эмоциональность Сабины больше соответствовала какой-нибудь кубинке, а не, по определению, холодной англичане.
Егор Ильич больше следил за Ершовым, чем за кокетничающей парочкой. Долговязый дикарь с белой кожей и белыми волосами, со шрамами на лице и кулаками профессионального драчуна выглядел сушим ребенком-малосмышкой. Если раньше Лихов списывал его добродушие на любовное сумасшествие, то нынешнее поведение Ершова объяснить было сложно. Ни ревности, ни раздражения в отношении леди Винтерс, ни единого злого взгляда на мичмана, ни желания уйти, чтобы не видеть происходящее. Ничего. Лихов в такой ситуации приударил бы за одной из девиц, чтобы подружка сама приревновала. Ершов смотрел так, будто актеры домашнего театра разыгрывают любовную сцену. Леди Винтерс воспользовались запрещенным приемом и увела мичмана, как будто, в свою каюту. Ершов улыбнулся и заказал фруктовый десерт.
"Глупость получилась, а не проверка. Вызовет он Сергея на дуэль и убьет как цыпленка. Убийца, хладнокровный убийца, мясник. Дикари все такие, внешне человек, и ведет себя, как человек, а убьет, и не поморщится", - мысленно попрощался с сослуживцем Лихов.
В кают-компанию ворвался Людов, показывая всем, и особенно Ершову, что он проводил леди Винтерс до каюты, только до двери.
Ершов встал, не дождавшись десерта. Проходя мимо столика морских офицеров, он задержался и, наклонившись к мичману, тихо произнес:
- Что вам стоило хотя бы полчасика посидеть в своей каюте? Всю интригу девушке обломали! Нехорошо-с!
Ершов ушел, но через минуту вернулся и потребовал у стюарда парочку фужеров и Dom Pйrignon (за отсутствием Veuve Clicquot Ponsardin или Moлt & Chandon). Сам Николай предпочел бы красное сухое вино.
Когда дикарь удалился, фальшиво насвистывая последний пошлый шлягер Бузова: "ля-ля-фа", Лихов удовлетворенно отметил: "говорит дикарь по-русски бегло, а леди называет девушкой! Грубый промах!"
Сабина не стала изображать, будто не одна в каюте, она проследила, как трусоватый мичман побежал в кают-компанию демонстрировать свою невиновность. Неудавшаяся проказа расстроила женщину. Ершов ввалился в каюту без стука, но смущенный и виноватый.
- Я шампусика принес, - заискивающе прошептал Николай.
- Выйди вон.
- В чем я провинился? - насквозь фальшиво спросил Коля.
- Тебе трудно было изобразить ревность? Гнев? Ярость? Вызвать морячка на дуэль? Убить соперника на месте?
- Да! Убить мичмана в состоянии аффекта, остальную троицу, в пределах необходимой самообороны! - заерничал Николай, пародируя своего знакомого, он произносил слова с "французским" акцентом.
- Не смешно! Именно. Скучно до смерти!
- А до Питера еще половина пути. Такова жизнь. Как говорит женская мудрость: все мужчины обманщики-негодяи, остальные клинические зануды.
- Не удалось повеселиться, утоплю печаль в вине. Откупори бутылочку, - смилостивилась прекрасная блондинка.
* * *
Валерка встретил Николая у трапа. Сколько ему пришлось стоять в ожидании неизвестно, но погода восьмого июля была теплая, и моцион располневшему барону был полезен. Бузов стиснул Ершова в объятия и долго тряс, не давая ни вздохнуть, ни сказать даже пару слов. Сабина стояла в сторонке, понимающе молчала, пока мужчины, забыв обо всем, обменивались детскими возгласами. Наконец Бузов бросил пару слов кучеру и охрана Ершова перестала переминаться с ноги на ногу, радуясь родной земле, и мечтая сегодня же уехать домой на Кавказ. Казаки радостно побросали вещи в повозку, а Бузов потянул друга в пролетку.
- Я специально без жены. Ленка "все всегда понимает", отпустила порезвиться.
- Черт! Черт, забыл совсем. Сабина! - закричал Ершов, и добавил по-английски, - Солнышко, подойди, дай мне представить тебя, мою самую главную драгоценность, мою удачу, мой счастливый билет...
- Леди Винтерс, просто Сабина, - англичанка сделала книксен, как маленькая девочка, и так посмотрела на Валерку, что его сердце, или что-то другое (в штанах) мучительно завибрировало.
- Барон, поэт, романист, композитор, певец, и мой настоящий друг - Валерка. То есть, прости, дружище, господин Бузов, Валерий Петрович.
- Для друзей, прекрасная Сабина, просто Валера, - с жутким акцентом произнес по-английски Бузов.
Только тяжелое школьное детство, сон с открытыми глазами на лекциях английского в училище и отлынивание от учебы в институте позволили Бузову за восемь лет овладеть языком Шекспира и Байрона так плохо, что не было никаких сил сказать пару-другую комплементов красивой женщине. А так хотелось.
