Иван Наумов - Тени. Бестиарий
Самое неприятное, что пытаясь вызвать в памяти Ингу, чтобы поговорить хотя бы с её воображаемой копией, Ян неизбежно вспоминал с ней в комплекте и её злокозненную маму: «Потрудитесь усвоить эту несложную мысль, молодой человек!» — таким образом, получалось, что он отрезан от своей девушки даже в фантазиях.
Собственно, выйдя из кебабной, он и начал «прокручивать», всё дальше выпадая из общего разговора, пока Вальдемар не прекратил это безобразие быстрым и болезненным тычком под рёбра. Случилось это, правда, уже совсем на подходе к поезду.
— Как твоя пьеса? — быстро отозвался на критику своего поведения Ян. — Есть продвижение в читках?
— Ну, если считать продвижением то, что Женька купил беруши, то, несомненно!
— Судя по твоим отзывам, беруши не сильно повлияют на его способности к восприятию.
— Погоди, это надо записать! Я на ходу не умею!
Вальдемар остановился ровно в дверях вокзала, и пока его толкали и пихали, ойкал, но набивал фразу в телефон.
— Начинаю вводить в текст элементы хоррора, — поделился он радостью, потирая ушибленное плечо.
Наталья Андреевна глупо хихикнула.
— Специально для слабо-чувствительных? — уточнил Ян. — Чтобы ты ни говорил, всё-таки Ойген — твоя целевая аудитория!
— Хватит говорить глупости, — голосом старой учительницы сказал Вальдемар. — Ойген и театр ортогональны.
— Ой! — испугалась Наталья Андреевна. — Это кто вас таким выражениям научил?
— У них на Остендштрассе нездоровый климат, — объяснил Ян. — Флюиды ортогональности растворены в воздухе.
— Я вот сейчас уеду, — предупредил Вальдемар, — и вы лишитесь шанса узнать про хоррор в водевиле и оперетте!
— Давай уже! — Ян махнул рукой: всё равно же прочитает!
Вальдемар искренне оживился — хотя, казалось бы, куда же ещё-то?
— Ну, исключительно в виде примера:
Как в трясину — в смятенье, ведь знает любой:
Твои страхи как тени идут за тобой.
Как десерт подаются кошмары на блюде:
Паутинная ночь и стеклянные люди.
Он оживлял ритмичную и громогласную декламацию широкими взмахами рук. Потоки пассажиров огибали его по широкой дуге — попасть под аккомпанирующую руку поэта никого не прельщало.
Интересно, а есть ли такая наука — человекодинамика, подумал Ян. О движении толпы — как аэродинамика или гидродинамика, только относительно перемещающихся людей. Как правильно входить в метро в час пик, как двигаться вдвое быстрее средней скорости потока. Яну хотелось отвлечься, соскочить на любые посторонние размышления — потому что мрачные глупые стихи опять взбаламутили в нём холодный осадок, донный ил событий последних дней.
Ян сглотнул комок в горле.
— А у тебя разве пьеса в стихах?
— Что значит «пьеса»? — возмутился Вальдемар. — У меня, что, только одна пьеса?
— Есть ли у вас план, мистер Фикс? — вспомнил Ян когда-то любимый мультфильм.
— Что за «стеклянные люди»? — улыбаясь, немножко резко спросила Наталья Андреевна.
— Так… э-э… — Вальдемар бросил взгляд на угрожающе шевелящего бровями Яна, и быстро скорректировал ответ. — Примитивная рифма к «на блюде». Да и вообще — часто ли творец знает, что творит?
Он, подмигнув, пожал Яну руку и перешагнул с перрона в вагонный тамбур.
— Оставляю вас не по своей воле, но лишь в силу неблагоприятно сложившихся географических обстоятельств! Франкскую крепость нельзя надолго оставлять без присмотра — обветшает!
— Было приятно… — Наталья Андреевна шутливо помахала ему кончиками пальцев.
— Хорошо, что вы первая об этом сказали! — расплылся в донжуанской улыбке Вальдемар. — А то я всё стеснялся и ни-
как не мог подобрать слов для достойного выражения схожей идеи…
Поток его красноречия смогли прервать только сомкнувшиеся двери поезда. Вальдемар прижался лбом к стеклу и, пока состав начинал набирать ход, ещё успел показать экспрессивную пантомиму: Наталье Андреевне — о том, что Ян — отличный парень и лучший гид в окрестностях, не теряйте времени и путешествуйте до упаду, тут полно всего интересного; Яну — дежурное пиши-звони-не-пропадай, а также будь молодцом, веди себя хорошо; и им обоим — хорошо вам, остаётесь тут, а я, несчастный, уезжаю!
***
На обратном пути Наталья Андреевна взяла Яна под руку и поймала ритм его шага. Когда они вышли из вокзального здания, у неё зазвонил мобильный.
— Да.
Она замолчала почти на минуту, потом повторила:
— Да.
Наверное, это был типичный «долгий разговор». Наталья Андреевна только слушала, и они успели пересечь площадь и выйти на Рёмервалль, прежде чем она произнесла следующую реплику:
— Я поняла.
После чего, не прощаясь, нажала на сброс.
Ян не смог понять, был этот звонок «хорошим» или «плохим».
— Отличный у вас друг, Ян! — сообщила Наталья Андреевна.
— Вы ещё Ойгена не видели, — похвастался Ян, — дуэтом они вообще ураган.
У самого отеля, медленно обогнав их, по улице проехала легковая машина. И снова, снова — словно кто-то тронул за плечо. Ян присмотрелся к уезжающей «ауди», потом невзначай оглянулся, а когда и позади не увидел ничего необычного, то посмотрел на Наталью Андреевну. Она смотрела на него очень внимательно, но тотчас опустила глаза и спросила:
— Что-то случилось?
— Нет, — пожал плечами Ян. — Просто жду важного звонка, а всё никак.
— Работа шпиона — это ожидание! — улыбнулась она.
— Чьё это?
— Ле Карре. А сами позвонить не можете?
— Не тот случай. У вас, я смотрю, наоборот — звонок за звонком? — он потянул на себя дверь и пропустил её вперёд.
— Да нет, — она пожала плечами, — не всё время. Это Костя позвонил. Сказал, что срочно улетает в Москву. Завтра рано утром из Мюнхена. Так что я совершенно свободна!
Произнесено было так, что у Яна сбилось дыхание. «Я совершенно свободна». Очень двусмысленно и…
— Вот так вот: бросил муж жену на чужой территории! — он неуклюже попытался пошутить, чтобы скрыть замешательство.
Наталья Андреевна переспросила слегка удивлённо:
— Муж?
— Дурацкая шутка, — извинился Ян.
— Нет, я про мужа не поняла.
— Константин Эдуардович.
— Костя?! — она рассмеялась. — А-а… Поняла. Ян, а давайте выпьем вина? Мне, похоже, надо открыть вам одну государственную тайну, а я сначала хочу красного вина.
Они забрали у портье ключи. Ян попросил его пройти в бар и отпустить бутылку вина.
— Пить будете здесь за столиками? — уточнил педантичный портье.
Ян оглядел небольшой холл, вопросительно посмотрел на Наталью Андреевну.
— Что он спрашивает?
— Здесь ли будем пить.
Она нахмурила брови:
— Мне здесь не нравится.
— На вынос, — ответил Ян хлопочущему за барной стойкой портье.
Тот кивнул, поставил на поднос открытую бутылку, два бокала и вазочку с фисташками и орехами. Передал его в руки Яну с почтительно-одобрительным полупоклоном.
— Пусть запишет на мой номер, — подсказала Наталья Андреевна.
— Ещё чего, — сказал Ян.
Комната была проветренной и идеально убранной. Ян находил её такой каждый вечер, когда возвращался после ужина, в каком бы беспорядке не оставил, убегая с утра. Как будто и не жил тут. Было в этом что-то мистическое.
Он долго не мог расставить на столе композицию из двух бокалов, бутылки и вазочки. Потом долго соображал, каким боком повернуть разлапистый стул с подлокотниками, единственный движимый элемент мебели: то ли спиной к двери, и тогда будет неудобно его обходить, то ли спиной к окну — и вдруг тогда Наталье Андреевне будет дуть в спину. Оставил у окна — ну скажет же, если что.
Она на минуту отлучалась к себе в номер, но вот уже встала на его пороге.
— Прошу! — шутливым жестом Ян пригласил её войти.
Наталья Андреевна устроилась в кресле, приняла из его рук бокал. Он сел на край кровати и тоже взял бокал. Образовалась неожиданная пауза.
— За победу? — улыбнулась она.
— За нашу победу! — подхватил он.
Вино оказалось совсем лёгким, даже непонятно, что красное.
— У вас была великая тайна, — напомнил Ян.
— Да, — она на секунду задумалась. — Меня так поразила одна мысль, когда мы стояли внизу на ресепшен, я взяла тайм-аут, чтобы лучше её сформулировать… Ой, а можно я пересяду? — Наталья Андреевна поёжилась и кивнула на окно. — Дует! Пустите на мягонькое?
Ян подвинулся, она села рядом.
— И какая же идея? — они чокнулись и выпили снова, Ян дотянулся до бутылки и наполнил оба бокала. — Это когда я вас чем-то рассмешил, вы идею сгенерировали?
— Представьте себе!
— Я весь внимание.
Ян вдруг почувствовал, что его лихорадит. Прямо потряхивает изнутри. Хорошо, что дрожь не перешла в руки.
