Собиратель воды - Игорь Зыгин
Цифры были безжалостны в своей объективности — пять пунктов за неделю, темп падения ускорялся.
Лейла прикусила губу. Он видел, как побелели её пальцы, вцепившиеся в край одежды.
— Это… быстрее, чем мы думали? — спросила она, и в её голосе дрожала неуверенность.
— Да, — Назир не стал смягчать правду. Не для неё. — Падение усиливается. Раньше такой показатель терялся за месяц, потом за две недели…
— Как долго, по-твоему? — Лейла подошла ближе к кристаллу, но не касалась его. Прикосновение к святыне было запрещено всем, кроме верховного жреца.
Назир сверился с записями в своём блокноте, пролистав страницы с расчётами и графиками.
— При таком темпе… — он замялся, почти физически ощущая, как слова застревают в горле. — Два, максимум три месяца.
Лейла зажмурилась на мгновение, как будто пыталась стереть из памяти услышанное. Её лицо, обычно спокойное и собранное, на миг исказилось страхом.
— Боги милосердные, — выдохнула она, открыв глаза. Они блестели от непролитых слёз. — Халид должен знать. Мы должны готовить людей…
— Халид знает, — Назир аккуратно убрал измеритель в футляр. Металл чуть слышно звякнул о металл. — Мой отец показывал ему эти расчёты много раз. Знаешь, что он ответил? «Своими сомнениями ты оскорбляешь богов. Кристалл восстановится, как восстанавливался всегда».
— Да, — кивнула Лейла, и тяжёлые тёмные волосы скользнули по её плечам. — Я знаю Халида. Он скорее умрёт сам, чем признает публично, что у него не всё под контролем.
Лейла медленно прошлась по периметру святилища, её рука невольно коснулась старой колонны, где когда-то маленькой девочкой она оставляла свои засечки.
— Я наблюдала за кристаллом всю свою жизнь, — произнесла она с горечью. — И всегда знала, что этот день придёт. Даже когда все говорили, что я ошибаюсь, что это просто цикл, что всё восстановится.
Назир смотрел на профиль своей подруги, чётко выделявшийся на фоне тусклого свечения кристалла. Лейла казалась неотъемлемой частью этого места, как будто выросла из его камней, впитала его тайны. И именно поэтому она, как никто другой, чувствовала, что тайны заканчиваются, что чудо умирает.
И что с этим делать? Назир не знал. Бессильная ярость накапливалась в Назире годами — с тех пор, как он впервые понял, что кристалл умирает, а город обречён. Это не была паника. Скорее, тихое, холодное осознание неизбежного. И вместе с тем — упрямое нежелание сдаваться.
К полудню город напоминал растревоженный улей. Уже третий месяц продолжалась великая засуха — период, который в древних текстах называли "временем испытания веры". Подобные испытания случались и раньше, но никогда не длились так долго.
На городской площади собралась толпа — сотни людей, объединённых общим беспокойством. Они стояли плотными группами, обмахиваясь платками и шарфами в тщетной попытке создать хоть какой-то ветерок в неподвижном мареве жаркого воздуха. Кто-то шёпотом переговаривался, кто-то молился, кто-то просто ждал, глядя в небо, словно надеялся увидеть там признаки дождевых облаков.
Назир держался в тени одной из колоннад, обрамлявших площадь. Его фигура сливалась с полумраком, глаза внимательно изучали сцену, разворачивающуюся перед ним.
Он не планировал приходить сегодня, но что-то заставило его изменить своим привычкам. Обычно он избегал толпы, предпочитая работать в тишине своей мастерской. Но сегодня… сегодня ему нужно было увидеть лица людей, послушать их разговоры. Понять, насколько глубоко проникло осознание беды. И может быть… может быть, найти в себе мужество сказать правду.
С другой стороны площади появилась процессия жрецов. Во главе шёл Халид ибн Рахим — верховный жрец, хранитель традиций, проводник воли богов. Высокий, статный мужчина в расшитых золотом одеждах, с тяжёлым золотым медальоном на груди. Его седая борода, аккуратно расчёсанная и умащённая благовониями, достигала середины груди. Глаза, глубоко посаженные под густыми бровями, смотрели одновременно строго и ласково — взгляд человека, привыкшего командовать, но умеющего казаться добрым.
За ним следовали младшие жрецы в белых одеждах, расшитых синими узорами, включая Лейлу, державшуюся в конце процессии. В руках жрецы несли символы своего служения — чаши с водой, свитки с молитвами, курительницы с ароматными травами.
Толпа расступилась перед процессией, образуя живой коридор, ведущий к возвышению в центре площади — месту, откуда традиционно оглашались важнейшие решения, читались проповеди.
Назир заметил, как Лейла искала его взглядом в толпе. Он чуть качнул головой, давая знак: "Я здесь, но не хочу показываться". Она легко кивнула — сообщение получено.
Халид медленно поднялся по мраморным ступеням. Солнце отражалось от его медальона, создавая вокруг жреца сияющий ореол. Эффект, без сомнения, намеренный.
— Народ Аль-Мадира! — голос Халида разнёсся над площадью, подобно раскату грома. Годы тренировок сделали его голос мощным инструментом, способным без усилий достигать самых дальних уголков площади. — Дети великого Аль-Мазина и благословенного Аль-Харида! Я пришёл говорить с вами о вере и сомнениях, о надежде и страхе, о прошлом, которое освещает путь в будущее!
Площадь затихла, словно даже дыхание людей приостановилось. Назир наблюдал, как менялись лица в толпе — от напряжённых и испуганных к внимательным и почти умиротворённым. Одно появление верховного жреца, казалось, успокаивало многих. Как будто его присутствие само по себе было гарантией безопасности.
Назир видел этот эффект тысячи раз — способность Халида внушать уверенность даже в самых отчаянных ситуациях. Это был дар, и Назир признавал его, но сейчас этот дар работал во вред — он усыплял бдительность, он дарил ложную надежду.
— Три месяца засухи, и некоторые из вас уже шепчут о проклятии? — в голосе Халида звучал упрёк, смешанный с отеческой заботой. Он говорил так, будто каждый присутствующий был его непослушным, но всё же любимым ребёнком. — Три месяца, и вера ваша истончилась, как утренний туман под жарким солнцем? Стыдно! Стыдно тем, кто забыл историю нашего города! Разве не бывали времена, когда мы переживали засуху длиной в год? Разве не был кристалл и тогда нашим спасением, нашей надеждой, нашим светом во тьме отчаяния?
Несколько голосов из толпы поддержали его возгласами согласия. Назир смотрел на лица вокруг. Большинство людей жадно впитывали слова жреца, но он видел и знаки сомнения — морщины на лбах, затравленные взгляды, беспокойные руки, теребящие одежду. Даже те, кто искренне верил в возрождение кристалла, не могли не замечать признаков его увядания.
Назир невольно сжал кулаки. В его сумке лежали точные измерения, графики, расчёты. Доказательства приближающейся катастрофы. Но захотят ли люди их увидеть?
— Боги испытывают нас! — продолжил Халид, воздевая руки к небу. Широкие рукава его одеяния взметнулись, словно крылья большой птицы. — Они проверяют нашу веру, нашу стойкость, нашу решимость! И
