За тысячи лет до Рагнарека - Андрей Каминский
— Ничего, моя госпожа, — голос Бруны чуть дрогнул и это не укрылось от слуха Амалы, — он был слишком мал, когда я покинула Рудогорье.
— И вправду, — протянула Амала, пристально глядя на ежившуюся под ее взглядом служанку, — ну, а что ты скажешь о его отце?
— Марон благородный муж, — сказала Бруна, — он храбрый воин и богатый король.
— И это все? — взгляд Амалы заледенел, — не ври мне, Бруна.
— Что?! Принцесса, я бы никогда не посмела…
— И все же сейчас ты меня обманываешь, — жестко сказала Амала, — а ведь ты же знаешь, что делают с теми, кто врет королю или его дочери. Что ты скрываешь о Рудогорье?
Бруна украдкой бросила взгляд на дверь, словно боясь, что их подслушивают после чего приблизила свои губы к уху застывшей Амалы.
— Я ничего не могу сказать про Одрика и его отца, — почти шепотом произнесла рабыня, — я служила у его супруги, королевы Баркины.
— Я слышала про нее, — кивнула Амала, — она ведь родом с востока?
— Она степнячка, да, — ответила Бруна, — и она всегда была чужой в этих краях. Ее кровавые боги — чужие боги, ее обычаи дики и жестоки, а ее норов хуже чем у голодной львицы. Вот что она сделала со мной.
Она повернулась спиной, задирая тунику и глаза Амалы расширились при виде двух уродливых шрамов, крест-накрест пересекающих спину женщины. Начинаясь от лопаток, два широких алых рубца, изгибаясь будто следы от змеиных тел, оканчивались на пояснице.
— Что же, радуйся, что ты теперь моя служанка, а не ее, — пожала плечами Амала, — я тебя пока даже высечь не приказала. Чем же ты так рассердила королеву?
— Я была ее служанкой — я и еще шесть девушек. Однажды у Баркины пропало красивое ожерелье микенской работы и она обвинила в этом всех семерых. Королева пригрозила, что станет нас жарить на медленном огне, если мы не сознаемся и очень скоро воровка призналась — обычная девка из местных, глупая и вороватая. Однако Баркина сказала, что так могла поступить любая из нас — и приказала вырезать из спины каждой из своих служанок два кожаных ремня и посыпать раны солью. Две девушки потом умерли от горячки и порчи крови, а остальных раздали кого куда — так я и попала в Озерный край.
— Я смотрю эта Баркина по мелочам не разменивается, — усмехнулась Амала, — а что стало с той девкой, которая действительно украла ожерелье?
— Ее Баркина приказала увести в лес, вымазать медом и привязать к дереву, в дупле которого устроили улей дикие пчелы. Они зажалили девушку до смерти, а ее тело так и осталось гнить в лесу. Перед тем, как избавиться от прежних служанок, Баркина накормила нас всех медом взятым с того улья и сказала, что его вкус будет вечно жечь нам губы. Если ее сын пошел в нее — да сохранит Мать Земли и Воды ту, кто станет его женой.
— Сын обычно старается быть похожим на отца, а не на мать, — небрежно заметила Амала, — ты мне надоела, ступай!
Бруна униженно поклонилась и, ухватив поднос с пустой посудой, быстро выскользнула из покоев принцессы.
Короли моря
Лучи восходящего солнца позолотили морскую гладь, на миг отразившись от вычищенных до блеска бронзовых щитов, украсивших борта длинных судов, рассекавших соленые воды. Особенно выделялась шедшая впереди большая лодка с двадцатью гребцами — крепко сложенными мужчинами с соломенными волосами и холодными голубыми глазами, в длинных шерстяных туниках, перехваченных кожаными поясами, и скрепленных бронзовыми фибулами. На шеях у многих виднелись ожерелья из волчьих зубов и медвежьих когтей. Могучие мышцы вздувались на их руках, когда с каждого борта одновременно поднимались десять весел, двигавших судно. Вслед за большой лодкой шло еще три поменьше — всего по пять гребцов с каждого борта и без щитов.
Рольф, король Скадвы стоял на носу головного судна, вглядываясь в сгущавшиеся над морем сумерки.Это был высокий крепкий мужчина со светлыми волосами, выбивавшимися из-под бронзового шлема с изогнутыми рогами. На его правом запястье красовался золотой браслет с алыми рубинами, с шеи свисал бронзовый амулет в виде коня с рыбьим хвостом. Подобный же зверь был вышит золотом и на синем плаще, наброшенном поверх туники.
Голубые глаза пристально наблюдавшие за морской гладью вдруг радостно расширились, когда Рольф увидел поднимавшиеся из моря скалистые берега большого острова.
— Правь к берегу! — крикнул он, обернувшись к гребцам, — да побыстрее, забери вас Хлер!
Гребцы отозвались нестройным смехом, пока король, скинув плащ, спрыгнул с носа, занял пустое место на передней скамье и сам налег на весло. Подмигнул сидевшему рядом молодому человеку — светловолосому и голубоглазому, как и все остальные. Он также носил шерстяную тунику, но в отличие от одежд остальных гребцов, расшитую не цветными нитями, а золотыми. На шее юноши висел на шнурке большой клык кабана.
— Что, устал махать веслом? — спросил его Рольф и юноша выдавил в ответ кривую усмешку.
— Махать мечом мне нравится больше, — сказал он.
— Придется подождать до Озерного Края, — сказал король, — там у тебя будет перед кем показать свою доблесть. Только не увлекайся — королю Борию не понравится, если ты кого-нибудь зашибешь у него на празднике.
— Постараюсь сдержаться, если сам Борий встанет против меня с мечом, — в тон ему ответил юноша и оба рассмеялись. Старший сын Рольфа, Тейн мечтал о славе и богатстве, о великих сражениях, а еще о девах, что с восхищением смотрели бы на его подвиги. Начало своему славному пути Тейн рассчитывал положить на празднике Весеннего Равноденствия. У его отца имелся более приземленный мотив для этого путешествия: в отличие от сына, мечтавшего завоевать руку Амалы, чья красота славилась по обеим берегам моря, Рольф не особо надеялся на брак, что скрепил бы союзом Скадву и Озерный Край. Слишком богат и могущественен был правитель Рудогорья, слишком уж важен был для Бория союз с Мороном, чтобы он мог выдать свою дочь за кого-то иного, нежели за молодого Одрика. Однако и со Скадвой Борий не стал бы ссориться: грозная слава морских королей Скадвы, их сила и богатства заставляла считаться с ними всех правителей по обеим берегам моря.
