Афганский рубеж - Михаил Дорин
— Главное, что живы, а с аварией разберёмся, — шепнул я, когда рядом с нами остановились машины командного состава.
— Конечно! — цокнул Димон.
Его нытьё уже надоело. Взбодрить бы его надо, да из машины уже начали выходить начальники.
Первым захрустел по снегу высокий и стройный офицер в меховой лётной куртке и повседневной фуражке. Головной убор зелёного цвета с голубым околышем и кокарда с красной звездой. Такие точно не носят в Воздушно-космических силах Российской Федерации.
— Тебе нужно говорить, кто это⁈ — прорычал мне на ухо Димон.
Только он это сказал, как в памяти у меня что-то щёлкнуло. Оказывается, я знаю, что это командир 171го отдельного транспортно-боевого вертолётного полка. Зовут его Геннадий Павлович Медведев.
Мне даже вспомнилось, как Клюковкин вошёл к нему в кабинет, представляясь по случаю прибытия к новому месту службы. И тут же был выдран по самые помидоры. В гражданке зашёл представляться!
Командир медленно пошёл осматривать вертолёт. Бортовой техник нашего навернувшегося вертолёта весь подобрался, вытянулся в струнку и приложил руку к голове, на которую был надет шлемофон. Пока командир полка выяснял, что произошло, к нам уже спешил второй офицер, который явно уступает командиру в статности.
— Этого ты должен знать. Ты у него в «любимцах», — подсказал Батыров.
Начальник штаба полка подполковник Борис Николаевич Хорьков. И он встречался с Клюковкиным чаще, чем врач перед лётной сменой.
Хорьков был маленького и скрюченного телосложения. Лицо скривил, будто унюхал испражнение человека. Шапкой-ушанкой он быстро прикрыл свою лысину. Шинель тёмно-серого цвета подполковник застёгивал уже на ходу. Торопился к нам так быстро, что едва успел накинуть на шею серое кашне.
— Живо доклад! Всё по минутам. Нет! Секундам! И ничего не пропустите. Это же надо так умудриться! — затараторил Хорьков.
Смотрю и не знаю, что меня в нём больше бесит — голос или его родинка на лбу. Напоминает красную точку бинди, что в Индии означает принадлежность к какой-то касте.
— А тебя, Клюковкин, ничего не спасёт! Всё! Фенита ля… короче, фенита тебе! Сегодня же начну заниматься твоим делом. Никто не поможет!
Выговорился, так выговорился Хорьков! Наверное, давно уже он хотел от Саши Клюковкина избавиться. Пока только один эпизод всплыл в памяти — Клюковкин, стоя в наряде, поехал в райцентр на УАЗике начальника штаба и попал в аварию. Виновником ДТП был на удивление не Клюковкин, а «синий» водитель синего трактора. Ноо… начальник штаба сей факт во внимание не принял. Наказания Сашка не избежал.
— Товарищ подполковник, докладываю, что во время полёта… — начал говорить Батыров, а меня слегка повело в сторону.
Виски завибрировали. Голова начала болеть от свалившейся на меня информации и картинок прошлого. Причём не моего, а этого самого Клюковкина.
На борту произошёл отказ и… этот Димон растерялся. Бортовой техник начал докладывать, что у нас отказали насосы. Вижу, как гаснет зелёное табло «РАСХОД. БАК».
— Согласно инструкции экипажу, выполнили подбор посадочной площадки с воздуха и начали заход, — продолжал докладывать Дмитрий.
Всё так, да только он неверно определил отказ. А потом и вовсе встали два двигателя. В кабине сразу стало тихо, и Димон впал в ступор. Ничего не предпринимал.
Ему бортовой техник кричит, что нужно садиться на режиме самовращения несущего винта, а он ни в какую. Всё пытался двигатели запустить. Высоты уже нет.
Тогда в дело и вступил Клюковкин. Перехватил управление и посадил на эту поляну. Получилось не очень, но зато живы остались. А так, воткнулись бы в землю и сгорели.
В глазах до сих пор показания вертикальной скорости снижения, которые были выше всех эксплуатационных ограничений.
— При отказе двух насосов тяга вертолёта падает не менее чем на 1000 кг, — перешёл от практики к теории Батыров.
Ну что за ботаник! Смотрю, а у него до сих пор рука трясётся. Вроде немолодой парень, а с нервами плохо.
Командир полка закончил беседовать с нашим бортовым техником у вертолёта и подошёл к нам. У Геннадия Павловича острый взгляд, прямая осанка и уверенная походка. Глаза зелёно-карие, излучают доброту и спокойствие.
— Вот, Геннадий Палыч, докладывает старший лейтенант Батыров и мне всё понятно, — похвалил Димона начальник штаба. — Пожалуй, теперь с Клюковкиным вопрос стоит решить в ближайшее время.
Высокий и вибрирующий голос начштаба раздражал. Всё время ожидаю, что он вот-вот впадёт в истерику.
— Я слышал про Клюковкина. Сначала разберёмся с аварией. Батыров тебе и тираж назвал из инструкции экипажу Ми-8Т? — спросил командир полка, подойдя вплотную к Димону.
— Не настолько полным был ответ, — сказал Хорьков, переминаясь с ноги на ногу.
Медведев пожал руку сначала Батырову, а затем и мне.
— Травмы? Жалобы? — спросил Геннадий Павлович.
— Никак нет, — ответили мы хором.
Командир придирчиво осмотрел нас и задержался на шишке на моём лбу.
— Добро! Что ж, Карим говорит, могли разбиться, если бы продолжали запуск двигателей. Что скажешь, Батыров?
— Согласно инструкции…
— Понял, достаточно. Вижу, что подготовился. А вы, товарищ Клюковкин? Желаете высказаться по данному вопросу? — спросил комполка.
По идее надо бы притвориться, что память отшибло. Головой ударился, амнезия, связь с реальным миром потерял или ещё что-то придумать. Но тогда у командира могут появиться сомнения.
Я этот взгляд знаю. Геннадий Павлович — мужик с большой буквы. Он не враг ни себе, ни своему полку. Командир уже ищет вариант, как бы снизить последствия от происшествия. Проще всего свалить на молодого командира звена. Заставить нас потом возмещать ущерб со всеми вытекающими последствиями для дальнейшей службы. Но Геннадий Павлович так делать не должен.
Батыров скосил на меня взгляд. От его горячего дыхания, пар из ноздрей повалил ещё больше. Сейчас он в первую очередь под прессом. Но и меня зацепит, если мы с ним не оправдаемся.
— Отказ был сложный. Сначала подкачивающие насосы, затем двигатели поочерёдно. Высота 300 метров нам не позволяла их запускать. На той площадке, которая была по курсу захода на аэродром, находились препятствия, — доложил я.
Кажется, раньше Клюковкин такими знаниями не отличался. Начальник штаба даже очки достал и посмотрел через них на меня.
— Хорошо. Значит, на борту не паниковали и действовали сообща? — внимательно посмотрел на нас Геннадий Павлович.
— Так точно, — хором ответил я
