Разыскивается живым или мертвым. Том 2 - Геннадий Борчанинов
— Но вы пришли без уважения, — произнёс я. — Так что выходите на улицу, подумайте, что сделали не так, и попробуйте снова.
Я всё ждал, когда кто-нибудь из них потянется к револьверу, чтобы у меня был повод выхватить свой, но макаронники не спешили начинать пальбу. Видимо, у них была чёткая инструкция, запрещающая устраивать большой переполох, и они вынуждены были терпеть мои провокации. Что было непросто с их горячим южным темпераментом.
— Ты нарываешься, ковбой, — сказал Марио.
— Давай, потянись за пушкой, и я наделаю в тебе новых дырок. Сможешь срать через них, не снимая штанов, — сказал я. — Хотя вы и так можете срать, не снимая штанов, чего это я.
— Testa di cazzo! Ti ammazzo, bastardo! —наперебой заголосили итальяшки, активно жестикулируя и размахивая руками.
Все посетители салона разбежались, девчонки жались по углам, испуганно поглядывая на меня, бармен замер за стойкой, как статуя, позабыв про свой дробовик.
Мне показалось, что один из макаронников потянулся за оружием, и я выхватил оба «Миротворца», беря эту компанию на мушку. Итальянцы, не будь совсем уж болванами, замерли неподвижно.
— Вон отсюда, — сказал я.
— Ты не знаешь, на кого наставил пушку, парень, ты об этом пожалеешь, — прошипел Боузер.
— Знаю, ещё как, — сказал я. — Забудьте сюда дорогу, и своему боссу передайте. Этот салон под защитой. Пошли вон отсюда.
Все трое зашипели ругательства на итальянском, но беспрекословно попятились назад, к дверям. Я продолжал держать их на мушке, шутить охоты не было, и я вернул револьверы на место, только когда макаронники скрылись за дверями.
Стейк, к моему большому сожалению, уже остыл. Бармен шумно выдохнул, девчонки окружили меня плотной стайкой, наперебой восхищаясь моей храбростью, хотя я не сделал ничего выдающегося. Подумаешь, прогнал нескольких уродов.
— Мистер Шульц, это невероятно! Вы такой мужественный! — ворковала Камелия, а я тем временем думал о том, как быть, когда эти негодяи вернутся.
В том, что итальянцы не отступят, я не сомневался. Вернутся с подкреплением, а если и не вернутся, то попытаются подкараулить меня на улице. Вот только я на улицу ещё ни разу не выходил с того момента, как упал к дверям салона. За моими лошадьми ухаживал местный конюх, Бродяга, скорее всего, где-то бродяжничал.
Ну или я сам мог заявиться в гости к Джироне, но тогда всё наверняка закончится кровопролитием, и пусть даже на всю территорию округа Пима всего пятеро законников, но меня всё равно объявят вне закона, если я без причины поубиваю ни в чём не повинных итальянцев. К тому же, итальянская диаспора без проблем сможет занести судье на лапу, в отличие от меня, и приговор будет простым, быстрым и действенным.
Но оставлять всё на самотёк тоже нельзя. И как бы мне не хотелось встревать в местные разборки и делёж рынков, придётся вмешаться.
— Девочки, потише, пожалуйста, — взмолился я, чувствуя, как начинает гудеть башка от их щебетания.
Все их клиенты тихонько сбежали, и им больше нечем пока было заняться, кроме как осаждать меня. На лестнице появилась Мама Лоу, и все они тут же разбежались в разные стороны, а хозяйка салона степенно прошла через весь зал и села за стол напротив меня.
— Мне сказали, тут были какие-то беспорядки, — холодно произнесла она.
— Наоборот, — сказал я, нарезая остывшее мясо на кусочки. — Полный порядок. Трое макаронников заглянули на огонёк, но поспешили убраться восвояси. Даже обошлось без стрельбы.
— И слава Богу, что обошлось, — хмуро заявила она. — Моему заведению не нужна плохая репутация.
— Лучше иметь бизнес с плохой репутацией, чем не иметь его вовсе, — пожал плечами я.
Я уже начал жалеть, что позволил втянуть себя в этот конфликт, но обратной дороги нет, сторона уже выбрана и дело надо довести до конца. Мирного или не очень. Чем скорее — тем лучше, Тусон меня уже несколько утомил. Дорога звала меня дальше, в путь, в погоню за негодяем. Эта вынужденная остановка могла затянуться надолго.
— Тут вы правы, мистер Шульц, но давайте не будем усердствовать, — попросила Мама Лоу. — Я никому не хочу зла. Даже семье Джироне.
Я тихонько хмыкнул, доедая холодный стейк.
— Прогуляюсь по городу, если вы не возражаете, — сказал я.
Возражать никто не стал, так что я вернул грязную посуду на кухню и наконец-то вышел на свежий воздух. Квартал увеселений был сосредоточен фактически на одном пятачке, и я поспешил его покинуть. Здесь шансы наткнуться на обиженных макаронников как раз выше всего.
Список врагов рос и ширился с каждым днём, и оставлять их за спиной приходилось всё чаще. Лучше бы такого не допускать, но далеко не всегда получается, к тому же с моим ремеслом враги плодятся сами собой. Из друзей и родичей убитых и арестованных.
Сегодня я шёл пешком, гуляя по дощатым тротуарам и глазея на витрины и вывески Тусона, города в сердце пустыни. Изначально я хотел пройтись до жилых кварталов, к дому Эрнандеса, пообщаться с его семьёй, но вскоре понял, что пешком весь этот путь я не осилю, а возвращаться за лошадью как-то уже несподручно, поэтому я просто неторопливо шёл, вдыхая городские ароматы дыма, конского навоза, свежей выпечки, опилок и пыли.
Горожане меня узнавали. Косились украдкой, шептались за спиной, улыбались в лицо, опасливо съёживались, переходили на другую сторону улицы. Девчата из салона Мамы Лоу любили поболтать, и наверняка сильно преувеличили историю о моих похождениях, так что репутация опасного человека у меня наверняка сложилась. По крайней мере, в Тусоне. Главное, чтоб не пытались проверить на прочность, чтобы самоутвердиться за мой счёт. Задир здесь, как и в любом другом городе Запада, полным полно.
— Эй, мистер! Может, опять выпить дадите? — меня окликнул знакомый голос, и я увидел Рахомо, отирающегося возле очередного салуна.
— Рахомо! — воскликнул я. — Друг мой сердечный!
— У Рахомо нет друзей, — хмуро буркнул индеец.
— Даже если я тебе налью? — усмехнулся я.
— Тогда другое дело, — протянул он. — Наливай.
— Пошли внутрь, — предложил я, показывая на двери салуна.
— Меня туда не пускают, — устремив орлиный взор в никуда, произнёс Рахомо. — Говорят, инджин. Язычник. С такими не пьют.
— Глупости, — фыркнул я. — Дело есть, Рахомо.
Индеец и бровью не повёл,
