Геннадий Марченко - Музыкант. Том 1
«Надо бы купить холодильник, и телевизор не помешал бы, а то вон одно радио на стене висит, — механически подумал я и тут же себя одернул. — Ишь ты, размечтался. На зарплату медсестры и пусть даже две стипендии особо не пошикуешь».
Порция на сковороде выглядела не такой уж и большой, но на мой мальчишеский желудок ее оказалось более чем достаточно. Захотелось сытно рыгнуть, но я сдержал себя в последний момент.
Катька по-прежнему читала, мама гладила, по-видимому, на завтра мой парадный костюм. Утюг, которым она пользовалась, был электрический, но с деревянной ручкой, с приделанной сзади резиновой грушей, при нажатии на которую под носик утюга брызгала вода. Все же лучше, чем у виденной пару часов назад на кухне соседки, которая грела допотопный чугунный утюг прямо на плите. Да-а, архаизм, однако. Это же когда я начну деньги зарабатывать в качестве помощника машиниста? Три года вроде в «рогачках» учились? А там еще, не исключено, в армию отправят. Опять же, в это время служили три года, ужас, как бездарно транжирятся лучшие годы жизни.
Взгляд сам собой сфокусировался на висевшей на простеньком стенном ковре 6-струнной гитаре. С виду ничего так, приличная, хотя, конечно, не полуакустическая «Gibson ES-333», на которой я играл последние годы в том теле. Эх, сюда бы аппаратуру с моей домашней мини-студии…
Я аккуратно взял инструмент, негромко провел пальцами по струнам. Вторую и третью подтянуть, почему-то всегда именно эти две струны на моей памяти просаживались, неужто и здесь работает этот закон?! Хорошо хоть не рассохлась. Ну вот, вроде нормально звучит. Что бы такое наиграть?
Была у нас в репертуаре «Саквояжа» лирическая вещь с красивым гитарным перебором, как раз под акустику, называлась «Падают листья». Была написана еще до буйновского одноименного ширпортреба, вышла на виниловом диске, кажется, в 89-м. Под аккомпанемент, задумавшись, механически начал негромко напевать.
— Вот уж не знала, что ты на гитаре играть научился, — сказала мама, оторвавшись от глажки. — А ведь и отец твой вот так же, бывало, сядет, и поет что-то вполголоса.
Взгляд мамы затуманился, переместившись на висевшую на стене черно-белую фотографию в рамке, где были изображены молодая женщина и мужчина в военной форме с сержантскими погонами, а на коленях у них сидела маленькая девочка. Наверное, как раз из армии вернулся. То есть с фронта. Фронтовик же он ведь был, отец. Мама прерывисто вздохнула и, стараясь скрыть секундную слабость, отправила меня спать.
— Завтра с утра в училище идти, нужно выспаться, а то придешь туда с кругами под глазами. А мне еще твою одежду нужно догладить.
«Вот ведь занесло — так занесло, — думал я, лежа под тонким одеялом и глядя в окно, за которым в свете дворового фонаря на легком ветру покачивались ветви старого клена. — Хрен его знает, как долго я еще тут пробуду. Вдруг меня завтра выведут из комы, и я очнусь в своем старом теле? А этот, Егорка Мальцев, уже, получается, не проснется? И мать утром найдет в постели остывшее тело… Бред какой-то! Так, ладно, давай, Леха-Егор, спать, а то завтра и впрямь рано вставать».
Глава 2
Насчет очереди в туалет я оказался прав. Пришлось отстоять минут пятнадцать, прежде чем я оказался допущен к унитазу, а заодно и к крану в ванной. Моя зубная щетка была порядком изжевана, вместо пасты пришлось пользоваться мятным зубным порошком. Обмылок хозяйственного мыла оказался общественным, я без зазрения совести им попользовался. Жаль только, что горячей воды нет. Но ситуация была небезвыходной, на помощь людям в этом случае приходила газовая плита. Например, брившийся в кухне перед установленным над умывальником небольшим зеркальцем сосед подливал себе в пиалу с мыльным раствором воду из чайника. Скоро и мне, чего доброго, бриться придется начинать, вон уже на подбородке какой-то пушок пробивается.
Вероятно, в сезон отключения горячей воды для полной помывки народ ходит в общественные бани. А там я представляю, что творится, какая-нибудь Лена Летучая писала бы от счастья кипятком, заглянув в банное учреждение этих лет. Хотя, насколько я помню, «Сандуны» всегда славились великолепием, роскошью и качеством обслуживания. Сам там несколько раз бывал в хорошей компании. Как-то даже Макаревич с Маргулисом почтили нас своим вниманием и, кстати, компанейскими ребятами оказались, пили все, что им подливали.
Затем настал черед завтрака и облачения в отутюженную накануне вечером моей новой мамой формы. Блин, по ходу, это все-таки школьная. Хорошо хоть не военного образца, не с ремнем и фуражкой, как было принято, наверное, еще совсем недавно.
— Вымахал-то как, — сложила ладошки мама, — вон, брюки уже коротковаты стали.
— Ничего, в училище им новую форму выдадут, с молоточками, — подмигнула мне сестренка.
Катька все еще шастала по комнате в ночнушке, с распущенными волосами, и на фоне падающего из окна солнечного потока ее фигура заманчиво просвечивала сквозь тонкую ткань пеньюара. Я почувствовал, как у меня внизу совсем не по-братски непроизвольно начал твердеть жизненно важный орган, и усилием воли заставил себя отвернуться и прислушаться к тому, что говорила мама. А она мне уже всовывала портфель, в котором, как объяснила родительница, лежали аттестат об окончании школы, свидетельство о рождении и еще какие-то нужные бумажки.
— Ну все, у меня дежурство через сорок минут, побежала на метро, хорошо хоть до «боткинской» всего две станции ехать.
Мама чмокнула меня в щеку и испарилась, оставив за собой ароматный шлейф духов «Настоящая персидская сирень». Уж на чем, на чем, а на парфюме уважающая себя советская женщина не экономила. Тем более что мама далеко еще не старуха. Катька вон и то свои духи имела, правда, что за этикетка на маленьком пузырьке, который она убрала обратно в тумбочку, я так и не разглядел. И зачем она вообще душилась, когда еще даже не одета? Ладно, это ее проблемы, а мне вон Муха уже снизу свистит, стоит под окном в такой же форме и с портфелем, только не черным, как у меня, а коричневым.
— Иду! — крикнул я, и припустил было из комнаты.
— Деньги на троллейбус взял? — донеслось в спину.
— На троллейбус? А сколько надо?
— Вот, пятьдесят копеек возьми на всякий случай. А так проезд четыре копейки стоит, забывчивый ты наш.
А у меня под матрасом еще и выигранный вчера у Бугра рубль был припрятан. Целое богатство по нынешним временам, на пяток эскимо вполне хватит. А возьму-ка я его с собой, пока Катька перед зеркалом крутится, глядишь, и пригодится.
До железнодорожного училища? 62, расположенного по адресу Напольный проезд-7, мы с Мухой добирались на троллейбусе почти час. Все это время, не отвлекаясь на болтовню друга, я пялился в окно, рассматривая Москву 1961 года. Лепота, как говаривал киношный Иван Грозный. Ну а что, чисто, просторно, никаких тебе пробок, люди как-то веселее, что ли, смотрят. Проехали газетный ларек, к которому выстроилась небольшая очередь. Люди тут же раскрывают свежий номер «Правды», «Труда» или «Известий», чтобы быть в курсе последних событий в стране и мире.
Прикид не отличался разнообразием. Попадались товарищи в костюмах, или просто в темного цвета шароварах с одним карманом с клапаном сзади, с резинками снизу штанин. Помню, у самого такие когда-то были по малолетке, во дворе в таких мячик пинал. Периодически встречались прохожие в тюбетейках, но этот головной убор все больше предпочитали подростки. А мелочь пузатая бегала в шортах с перекрещенными на спине подтяжками и в панамках.
А вон автомат с газировкой. Обычный граненый стакан, там же и споласкивается под маленьким фонтанчиком. Сколько сейчас стоит газвода с сиропом? Из окна не разглядеть. Если память не подводит, с сиропом 3 копейки, а без сиропа копейку. А рядом над входом в бакалейный магазин рабочие растягивают транспарант с лозунгом: «Встретим XXII съезд КПСС новыми трудовыми свершениями!» Не на этом ли съезде приняли решение вынесли Сталина из мавзолея?
Несколько раз попадались портреты Хрущева. В силе еще Никитка-кукурузник, не знает, что недолго ему осталось. Хотя как недолго — еще целых три года улыбаться будет и морочить голову людям идиотскими прожектами. А затем его сменит «дорогой» Леонид Ильич со своими более поздними старческими «сиськи-масиськи». Бог с ними, я еще по существу ребенок, меня эти дела волновать не должны.
Ехать пришлось с пересадкой. Но до училища мы все же добрались, окунувшись в толпу таких же будущих железнодорожников. Тут я наконец заглянул в свой аттестат о неполном среднем образовании я просмотрел еще по пути в училище. В принципе, как я и ожидал: большинство троек, но при этом попались и три четверки — по литературе, русскому и, как ни странно, географии.
Сдали документы в приемную комиссию и стали решать: ехать домой или пошляться по Москве.
