Афганский рубеж 3 - Михаил Дорин
— Что случилось с Баевым, вы знаете. За него бились до самой ночи. Нашли в таком вот состоянии недалеко от места вынужденной посадки. Ну вы и сами его видели, — выдохнул Юрьев и вновь закашлялся, прикрывая рот платком.
Далее Турин объяснил, что следов Васюлевича не нашли. Ни формы, ни снаряжения, ни его самого. Только эта фотография.
— Получается, что приземлились оба. И в бой вступили оба, хотя по состоянию Баева это не скажешь. А вот последствия для обоих очень и очень разные. Я бы сказал, диаметрально противоположные. Вот мы и спрашиваем, каков из себя Васюлевич?
То есть, теперь в трусости и возможной добровольной сдаче в плен, обвиняется Ваня.
— Ничего особенного. Я с ним летал в паре. В том числе и во время операции в Джелалабаде. Можно сказать, что он мой штатный ведомый.
И у меня сразу закрались сомнения. Васюлевич — командир вертолёта, а полетел на месте оператора. Ничего критичного, но вопросов очень много. Кузьма Иванович мог бы взять наиболее подготовленного лётчика-оператора.
— Правильно понимаю, что уже ведутся переговоры по возвращении Васюлевича? — уточнил я, указывая на фотографию.
Юрьев покачал головой и вернулся за стол.
— Не так быстро. Он же лётчик. За него требуют и большие деньги, и несколько духов в придачу. Пока что у нас только эта фотография, переданная нам по… определённым каналам. Вернёмся к Баеву, — сказал полковник.
Опять! Вопросы совсем не к месту, но на них приходится отвечать. Несколько раз Юрьев спросил «почему я так плохо думаю на Кузьму Ивановича». Пару раз он выражал сомнение в трусости Баева. Так что не вызывает у меня сомнения — товарищ полковник тут по просьбе вышестоящего начальства помочь Кузьме Ивановичу «отмыться».
Закончив беседу, Юрьев вышел из ординаторской, а Турин ещё на пару минут задержался.
— К тебе ещё замполит из Кабула хотел пробиться, но ему не позволили, — похлопал меня по плечу особист дивизии и заспешил следом на выход.
Как-то уж совсем мало поговорил наедине со мной Турин.
— Может, ещё что-то, Вячеслав Иосифович?
— Да. Не самое лучшее время и место, но наш общий знакомый Максим Евгеньевич передал пламенный привет. В ближайшее время тебя ожидает работа. Ну и меня тоже.
Сейчас совсем не до новых вертолётов. Надо как-то вызволять Ваню. Ясно, что это не в моей компетенции, заниматься вызволением из плена. Но меня не может не волновать судьба одного из подчинённых.
— Понял, буду готов. А разве полковнику из особого отдела армии поручают такие «важные» задания, как опрос лейтенанта в госпитале? У него же есть люди в подчинении, кто мог бы этим заняться, — намекнул я Турину.
Вячеславу Иосифовичу вопрос, конечно, не понравился.
— Имеет на это право. Как и я. У меня ведь тоже есть подчинённые, но… «подконтрольные» дела приходиться вести самому. Выздоравливайте. С делом Баева как-нибудь разберёмся, — сказал подполковник.
— Вы хотели сказать, делом Васюлевича? — уточнил я.
— Само собой, — ответил Турин и вышел из ординаторской.
И почему-то мне кажется, что его оговорка была неспроста. Невзначай, но он подтвердил, что прибытие Юрьева не что иное, как указание сверху.
На следующий день меня ещё раз осмотрел врач и рекомендовал выписать в расположение эскадрильи. Ограничения на полёты было наложено только на предстоящую неделю, а про отправку в Ташкент никто и не заикнулся. Значит, последствия посадки в горящем вертолёте остались позади.
В жаркий полдень я добрался до нашей эскадрильи. Первым делом отправился в жилой городок. Здесь уже полным ходом шло строительство «модулей» — сборно-щитовых домиков, в которых жить гораздо приятнее, чем в палатке.
Постепенно места проживания стали мне напоминать про мой сирийский опыт. Всем известные «кимбы» являются не чем иным, как внуками афганских модулей.
Войдя в палатку, сонного царства я не обнаружил. Пара человек расписывала пульку и не сразу оторвалась от карточной баталии в преферанс.
Ими оказались мои подчинённые — Семён и Юрис Залитис.
— Саныч! Как живой! Здоровье как? — поприветствовал меня Рогаткин.
— Не дождётесь. Неделю ещё халявить, а потом работать. Как у нас тут?
Но на мой вопрос парни не ответили.
— Саныч, давай с нами. Мы тут решили от нард перейти к преферансу, — предложил мне Юрис.
— Я заметил, что вы перешли к другому виду спорта. Так как дела в эскадрилье?
Мне предложили отвар из верблюжьей колючки и угостили югославским печеньем «Альберт». Весьма вкусная штука!
Семён быстро мне рассказ о том, как сбили Баева. Всё то же самое, что я услышал от особиста. Интереснее было дальше.
— Так, ну теперь слушай, — начал рассказывать Рогаткин, откладывая в сторону карты.
Операция в Панджшере подошла к концу. Потери значительные, если даже сравнивать с боевыми действиями на границе с Пакистаном месяц назад.
Особенно у пехоты. На одном только посту в Анаве погибло почти отделение.
— Кабульцы потеряли два экипажа. У нас погиб Баев, а Ваню Васюлевича пока не нашли. Ходит разговор, что возможен обмен на какого-то высокопоставленного духа, но «зелёные» не хотят, — пояснил мне однополчанин Юрис, назвав армию Республики Афганистан устоявшимся в нашем лексиконе прозвищем.
— Говорят, надо деньги платить. Не знаю даже, сколько за Ваньку запросят. И вообще, вернут ли, — ответил Семён.
На этом новости не закончились. Парни перешли к обсуждению новых назначений в командном составе.
— Кислицына возвращают из «Лошкарёвки», — сказал Залитис, назвав аэродром Лашкаргах устоявшимся прозвищем.
— Замкомэска улетел туда на должность командира. Там комэска слёг надолго с тяжёлой болезнью, так что решили не рисковать им. Нашего ему на замену. В ближайшие дни приедет к нам новый и комэска, и зам. Кто и откуда, понятия не имеем.
Очередные перестановки и новые назначения — это всегда 50 на 50. Иногда даже лучше, когда ничего и никого не меняют. Уже привыкаешь к поведению и требованиям одних командиров. Но потом приходят другие, включается в работу механизм «новой метлы» и она метёт по-новому.
Через два дня прибыл и новый командир эскадрильи. В этот раз не было построения, торжественной речи заместителя командующего ВВС армии и громких слов. Вечернее собрание прошло, как и при Баеве, в классе предполётных указаний.
Все расселись по местам и приготовились слушать Кислицына. Замполит довёл порядок
