Вершина мира - Дмитрий Ромов
— То есть, — уточняю я, — вы хотите расширить бизнес за счёт его уменьшения у так называемых Кеновских, и прибрать часть их пирога. А за это Смирнов получит долю и помощь в координации банды, вернее выборе дел для них. Так?
— Ну, в общих чертах так.
— Я ему позвоню.
— Спасибо.
Мы ещё сидим какое-то время и говорим на отвлечённые темы, а потом я откланиваюсь. Ужин остаётся в силе, а пока мне нужно проверить Иру. Иду и представляю, как открываю дверь, а её там нет. Снова похищена. Бррр. К счастью, она оказывается на месте.
— Спишь, лежебока? — тихонько говорю я и сажусь на край кровати.
Она молча улыбается. И потягивается, выпрастывая из-под одеяла руки и ноги. Как кошка.
— Ты где был? — мурлычет она.
Где был, где был? Пиво пил.
— Ходил по периметру, охранял твой покой.
— И что, даже не вздремнул?
Хочу ответить, что преимущество молодости в том и заключается, что можно вообще не спать, и заниматься любовью без остановки, но вовремя себя останавливаю. Зачем нам акценты на неравенстве в возрасте?
— Нет, моя госпожа, даже глаз не сомкнул, — отвечаю я и начинаю потихоньку стягивать с неё одеяло.
— Брагин! — широко открывает она глаза. — Хорош хаметь! Я твой начальник, между прочим!
Чего-чего, а начальников у меня хватает, это уж точно. Я наклоняюсь и запечатываю ей рот поцелуем.
— Ах, Иришка, — шепчу я отрываясь от неё, — уста твои любезны.
Она довольно щурится.
— А перси… — тут я резко встаю и срываю с неё одеяло, — как половинки гранатового яблока…
— Ах, ты! — задыхается она от возмущения.
— О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! — декламирую я Песнь песней, правда, с некоторыми изменениями. — Глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; как лента алая губы твои, шея твоя — как столп Давидов; два сосца твои — как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями.
На «сосцах» она вскакивает с постели и наступает на меня с горящими глазами.
— Ну всё! Я тебе сейчас устрою сосцы!
— Доколе день дышит прохладою, — завершаю я, — и убегают тени, пойду я на гору мирровую и на холм фимиама. Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе!
— Раздевайся давай, — говорит она уперев руки в стройные бока. — Соломон!
Образованная, гляди-ка.
Противиться я не смею, тем более, не в моих это интересах. Поэтому скидываю одежду и бросаюсь в её объятия.
На ужин мы заявляемся выжатые, как лимоны, но, вероятно, довольный блеск наших глаз предостерегает друзей от лишних вопросов и к нашей видимой усталости они относятся с пониманием, а может, даже и с завистью.
Беседа льётся непринуждённо и легко. Мы говорим о кино и музыке и немного о политике. Обсудить есть что. «Москва слезам не верит», «Осенний марафон», «Тот самый Мюнхгаузен» и только-только вышедший «Гараж». А ещё мультики «Волшебное кольцо» и «Летучий корабль».
— Ты когда это всё посмотреть-то успел? — удивляется Ирина. — Тебе уже «Кинопанораму» вести можно.
— Культура — это моя страсть, — смеюсь я. — Ты разве не поняла сегодня?
Она пинает меня под столом.
— Ну что, — спрашивает Маркусс, — в Юрмалу не передумали ехать?
— Нет, — отвечает Новицкая, — вот завтра побываем на конференции, хотя бы в день её закрытия, и тогда на два дня махнём на взморье.
— Ты что, — удивляюсь я, — пойдёшь на эту скучную и никому не нужную конференцию? Серьёзно?
— Во-первых, — тут же мрачнеет Ирина, — у меня завтра доклад, и неплохо бы тебе его хотя бы прочитать. А во-вторых, как это никому не нужную? Что ты вообще говоришь такое? Партия ставит задачу усилить работу в области лёгкой промышленности.
— Ира, не смеши меня, пожалуйста. Что там усиливать? Сама партия эту лёгкую промышленность и обрекла на медленную деградацию.
— Это что за антисоветчина? — хмурится она.
Маркусс и Валдис немного напрягаются, а Ира наступает мне на ногу.
— Да ладно тебе, Ира, мы же не в горкоме, считай это разговор на кухне. Вот смотри, я тебе всё на пальцах объясню, как человек, хорошо представляющий исторический процесс. В качестве пруфа предлагаю пятёрку по истории СССР и по экономической географии тоже.
Она молчит и щурится, не может допустить, чтобы кто-нибудь мог сообщить об её участии в подобном разговоре. Всегда начеку, в общем.
— Вот смотри, — продолжаю я. — Контракт века «Газ в обмен на трубы» ты же знаешь, да? Вот тут-то и заложена бомба с часовым механизмом. Тогда всё и началось. Во-первых, трубы эти самим надо было делать, возможности были, но это другая история. Короче, валюта в страну потекла, деньжата завелись. И начали мы помаленьку импортировать продукты этой самой лёгкой промышленности с развитого или загнивающего, это как кому больше нравится, Запада. Ну, и раз мы закрываем потребности импортными товарами, то зачем что-то производить? Логичный вопрос, вот мы и начали урезать расходы на отрасль. Мы же всё необходимое купить можем. Ну и… вывод сама делай. Если не финансировать и не развивать, даст такая промышленность что-нибудь? Ир, расслабься, пожалуйста, ты не на работе. А товарищи вообще беспартийные.
— Молодость всегда горячится, — меняет тему Маркусс. — Я собственно почему про Юрмалу спросил, у меня там дом с видом на море, с гостевыми комнатами, камином и всем необходимым. Сейчас там никого нет, но я распоряжусь, чтобы его подготовили. Вас там никто не будет беспокоить, так что можно будет спокойно отдохнуть. Поверьте, гораздо лучше, чем в гостинице.
— Да что вы…— мотает головой Ирина. — Это неудобно.
— Напротив, очень удобно и мне приятно.
— Можно мы немножко подумаем, Маркусс Янисович? — говорю я. — Обсудим всё ещё с Ириной.
— Разумеется, какой разговор. Кстати, про завтра.
