Разбойничья злая луна - Евгений Юрьевич Лукин
Сам Ар‑Шарлахи, признаться, был сильно напуган своей внезапной славой. Кроме того, из Зибры снова поползли тревожные вести. Там со дня на день ждали гнева государя и ломали головы, что делать с тем, кто командовал караваном: то ли подвергнуть опале за возвращение без приказа, то ли осыпать почестями за спасение города от разбойников. Ясно было одно: Харва этого дела так просто не оставит…
Сразу после прибытия, вечером, на борт «Самума» пожаловал служитель и объявил, что завтра утром левый погонщик Турклы Аилша надеется видеть Шарлаха у себя во дворце. Честь, конечно, была неслыханная, но, зная свой не в меру проворный язык, Ар‑Шарлахи идти один не решился и поставил условие, что прихватит с собой двух верных людей, от которых у него нет секретов. Разумеется, он бы предпочёл, чтобы сопровождала его только Алият, но обижать Лако тоже не следовало.
К ночи служитель принёс ответ, что Аилша не возражает, и утром все трое двинулись к небольшому ажурному дворцу, изукрашенному резьбой до полного исчезновения стен. Ровных поверхностей здание не имело.
* * *
Левый погонщик Аилша с виду был лукав, тщедушен и, подобно всем состоятельным гражданам Турклы, предпочитал просторные пышные кимирские одеяния. Белой, по традиции, была одна лишь повязка, прикрывающая лицо. Смешливо вздёрнутые брови, вечно сморщенный лоб и глаза, похожие на два чёрных круглых камушка. Погонщик восседал на подушках в центре чёрно‑алого ковра, служащего оправой рыжевато-серому куску кошмы, свалянному из подшёрстка верблюда по имени Зибра. Корявый, оправленный в золото посох, знак власти погонщика, Аилша держал на коленях.
Подали вино. Гости пригубили его без боязни. В отличие от судьи — досточтимого Ар‑Мауры — левый погонщик Аилша никогда не учился в Харве. В Кимире же травить врага вином было не принято. В Кимире было принято душить, колоть — всё что угодно, только не травить. Такой способ расправы считался подлостью.
Обменялись любезностями, причём вежливый хозяин ни разу не назвал налёт налётом, а добычу добычей. Он предпочитал куда более красивые слова «подвиг» и «награда за подвиги», произнося их, впрочем, с мягкой иронией.
— Однако не скрою, — продолжал он, воздав должное доблести Шарлаха, и на морщинистом его челе отразилась некая скорбь, — что ваши деяния вызвали восторг далеко не у всех. Судья Зибры, досточтимый Ард‑Нур (кстати, мой старый друг), сообщает, что государь уже вынес решение по этому поводу. Харва намерена подтвердить все наши привилегии. Но при этом она ставит нам довольно жёсткое условие, а именно: выдать Шарлаха.
Погонщик сделал паузу. Стало слышно, как шуршит колеблемая ветерком шёлковая занавеска на забранном узорной решёткой окне.
— Меня одного? — хмуро спросил Ар‑Шарлахи.
— Да. И это весьма удивительно. Обычно требуют выдать всех… э‑э… смельчаков.
— То есть решение ещё не поступило? — уточнил Лако.
— Нет. Но пергамент уже в Зибре. Конечно, досточтимый Ард‑Нур, понимая моё щекотливое положение, отправит его сюда по старой дружбе не сразу, но и особо медлить ему тоже нельзя.
Левый погонщик Аилша с ласковым сочувствием оглядел угрюмо молчащих гостей.
— Не выполнить требования государя мы не можем, — мягко продолжал он. — Но и выполнить — тоже. Если Туркла хотя бы один-единственный раз выдаст кого-либо властям, это покроет её вечным позором. Многие будут просто опасаться заходить в наш порт. Я, разумеется, имею в виду первый порт…
— А как же Анарби? — спросил Ар‑Шарлахи. — В песнях поётся, что его схватили именно в Туркле…
Аилша небрежно шевельнул насмешливо изогнутыми бровями.
— Ну, если мы будем верить песням, — молвил он, — то мы вряд ли доберёмся до истины… Анарби схватили на выходе из порта, то есть за пределами города. В ту пору я был ещё мальчишкой… Так вот, как мне рассказывали, он просто протянул время и пустился в бега, когда уже было поздно. Уверен, что тогдашние погонщики предупредили его точно так же, как я теперь предупреждаю вас.
— Сколько ты нам даёшь на то, чтобы убраться из Турклы? — прямо спросила Алият.
Левый погонщик Аилша задумался на секунду.
— Почтовая каторга, скорее всего, придёт завтра к полудню. Стало быть, вы должны отбыть либо сегодня в ночь, либо, самое позднее, завтра на рассвете…
Глава 19
Пьяный корабль
— А ловко ты ввернул насчёт Анарби, — заметил Лако, когда, выйдя из ажурного дворца, они двинулись по гранитной, дугами выложенной брусчатке к порту. — Какая разница: выдали они его или просто поздно сказали о погоне!.. Как бы вот только они и нас точно так же не подвели…
— Людей собрать до вечера успеем? — озабоченно спросила Алият, ни к кому отдельно не обращаясь. — Пьяные же все наверняка… Их ведь, пока последний улькар не пропьют, ничем не остановишь…
— Да надо бы остановить… — проворчал Лако.
Ар‑Шарлахи шёл молча.
На углу перед кофейней прямо на мостовой под заплетённым виноградными лозами навесом были расстелены коврики, а на них брошены подушки. Птичьими глотками смакуя горячий кофе, там расположились человек десять. Впрочем, нет… Кофе уже никто не смаковал. Перед кофейней разгоралась ожесточённая ссора, грозящая перейти в драку. Слышно было, как кто‑то с риском для жизни назвал собеседника употреблённым четырьмя верблюдами.
— Посмотри‑ка, наших там нет? — очнувшись, забеспокоился Ар‑Шарлахи.
— Ну как же нет! — усмехнулась Алият. — Вон Горха буянит.
Огромный разбойник с вывороченными красными веками уже приподнимался с коврика, явно намереваясь причинить кому-нибудь увечье.
— Ты мне про Шарлаха? Мне, да? Мне? Да я с ним только что из Зибры!..
— Так я ничего и не говорю… — отвечал испуганный басок. — Я только говорю, что видел его третьего дня в Пьяной тени…
— Да не было его там третьего дня! Не было!..
— Ну чего разошёлся?.. — седобровый дородный сосед Горхи лениво потянул буяна за роскошный малиновый халат, обильно залитый вином и кофейной гущей. — Сам же сказал: колдун… А раз колдун, чему ж
