Евгений Токтаев - Неугасимый огонь (СИ)
-- Да укрепит Нейти длань мою для праведного возмездия! Да установит Истину Прекраснейшая, да покарает нечестивцев и заслонит крылами меня и воинство моё от оружия их!
"Гнев Мелькарта" тоже погружался, повреждения оказались слишком велики. Моряки прыгали за борт и плыли к берегу. Бен-Аштарт неподвижно стоял у рулевых весел и весь его вид говорил о том, что триерарх покидать корабль не намерен. Он спокойно смотрел по сторонам и одним из первых увидел ещё одну приближающуюся вражескую ладью. На надводном таране у неё сидела страшная зверюга, что-то вроде крокодила с лапами хищной птицы, свисающими до воды. Бен-Аштарт узнал чудовище -- это Амет, которая по вере мицри жрёт сердца покойников. За нею двигались ещё несколько кораблей. Если бы триерарх умел читать письмена мицри, он разобрал бы надпись на знамени одной из вражеских пентер -- "Аменеммаат Энил". Даже имя сменил подлый предатель. Впрочем, узнать это Бен-Аштарту было не суждено.
"Сердцеедка" направлялась к "Красе Цидона" и опытный триерарх сразу понял, что Зор не успеет увернуться, он потерял ход. Бен-Аштарт, только что радовавшийся успеху "Красотки", глухо зарычал сквозь зубы -- мицри никого не оставят безнаказанным в этом бою. Он отчаянно крутил головой, выглядывая, есть ли ещё кто-то из своих поблизости. И увидел. Из клубов дыма вынырнула "Пандора". Пнитагор видел угрозу "Красе" и спешил на помощь.
Корабли киприотов подхватили захлебнувшуюся атаку финикийцев. Пнитагор вдосталь насмотрелся на страшный огненный бой, не щадящий ни своих, ни чужих. Он решил действовал по старинке -- проход вдоль борта, разворот, удар. Финикийцы смогли сломать строй египтян и теперь сразу несколько ладей представляли собой лакомую добычу. Наварх высмотрел себе цель, безошибочно определив главную вражескую ладью, корабль египетского архинаварха.
Автолик уверенно направил "Пандору" к "Пчеле и Тростнику". Атаку поддержал "Ахилл", идущий совсем рядом, так, что между бурунами от весел обоих кораблей даже лодке-однодревке не втиснуться.
Пнитагор видел, что наперерез "Пандоре" спешит ещё одна египетская ладья. Он видел, что она не успеет. Злая усмешка появилась на лице наварха.
"Я отомщу сынок, отомщу за тебя!"
Пире был родом из пригорода Па-Уда, второго по величине портового города Та-Кем. С шести лет ходил по Священным Водам с братьями утку бить. По заболоченным, заросшим тростником берегам как до неё доберёшься? Это нужен ловчий камышовый кот, стоящий как лодка. Все удобные угодья обязательно "чьи-нибудь". Хороший селезень может стоить дороже откормленного гуся. К тому же, за отстрел "их уток" крестьяне могут не только палок всыпать, но и лодку продырявят.
Приходилось ходить по реке. В любую погоду. На вёслах и парусе Пире был ещё слабоват, зато птицу бил, какую бы волну не нагонял встречный северный ветер. В одиннадцать отец подарил ему неплохой лук, вроде тех, что в Нахарине делают. Иной охотник, конечно, лишь снисходительно усмехнулся бы. У них луки бывают лучше, чем у колесничих, лучше даже, чем у Нейти-Иуни. Но для Пире это был настоящий лук, нечета самодельной деревяшке. В тот день он был счастлив.
Через четыре сезона, отец, поговорив с кем-то важным, отправил его в Бехдет. Лук Пире сказали не брать, настоящий дадут. Он навсегда запомнил, что почувствовал, когда понял, что сии слова означают.
В "младших воинах" Пире провёл только два разлива, вместо положенных четырёх. Прожив всего четырнадцать разливов, он получил чешую, лук и хопеш. Стал воином "Тетнут-шесер" -- морским стрелком.
Его определили на "Асет". Как самый лёгкий, он обычно сидел на мачте. В битве при Тисури снял двух акайвашта. Тогда он впервые взял человеческую жизнь.
Позже его перевели на "Пчелу и Тростник". Вот и сейчас Пире бил с мачты. Чёрный вонючий дым, порождённый горящей "кровью Геба", казалось, окутал все мироздание. Он заставлял тело содрогаться от кашля. Слезились глаза. И все же со своей мачты Пире мог обозревать побоище куда лучше, чем с палубы. Он первым заметил две крупных ладьи акайвашта, спешащих к "Пчеле". Видел, что идущая им наперерез "Стражница Амет" не успевает прикрыть корабль Знаменосца.
Пире кинул взгляд на стрелковую суму. Судя по цветным пяткам торчащих оттуда стрел, у него остались только обычные. Да и будь "особые", разве можно одной такой остановить здоровенную ладью? Но раздумывать времени не осталось. Руки все сделали сами. Стрела легла на тетиву. Заскрипели плечи лука. Пире вздохнул, беззвучно воззвал к Нейти, прицелился, замер. На одно краткое мгновение. Пальцы разжались. Гудящая тетива задрожала возле голого, ничем не защищённого предплечья, но не коснулась его. Пире опустил лук и с почти священным трепетом заворожённо смотрел на дело рук своих.
"Пандору" неожиданно повело в сторону.
-- Какого... -- вздрогнул Пнитагор, рывком повернулся к корме и осёкся.
Автолик висел на рукояти правого рулевого весла, навалившись на него всем телом. В груди у него торчала стрела.
Пентера послушно рыскнула влево.
-- Правый, табань! -- отчаянно заорал Пнитагор, -- держите кормила!
Прежде чем келевст и матросы на корме успели понять, что происходит, "Пандора", ломая свои и чужие весла, врубилась в борт "Ахиллу".
Наварх, мчавшийся к педалиону, полетел на палубу. "Ахилла" закрутило, он соскользнул с тарана "Пандоры", обнажив смертельную рану. Бронзовый бивень, разворотив брюхо собрату, обломился, но пробоину не заткнул. В неё хлынула вода. Открылась течь и у "Пандоры".
Пнитагор, поднявшись на четвереньки, закричал. Закричал страшно, всю свою ненависть и отчаяние вложив в этот звериный вой.
Египтяне явно хотели превратить в трофеи оба македонских корабля, так удачно "убивших" друг друга. Они не собирались более калечить добычу и били обычными стрелами, торопясь очистить палубы "Пандоры" и "Ахилла" от людей. Одна стрела оцарапала Пнитагору левую руку, другая пронзила правое бедро. Македоняне метались, пытаясь укрыться от стрел, но удавалось это немногим. С высокого борта "Стражницы Амет" все они были видны, как на ладони.
Припадая на ногу, Пнитагор поспешил на нос, где стоял особый стреломет, изобретённый недавно соратником Диада, механиком Харием. Таких на флоте было всего два и один погиб вместе с "Талосом". А второй стоял на "Пандоре", он уцелел и с его помощью Пнитагор намеревался продать свою жизнь, как можно дороже.
Харий назвал своё изобретение "полиболом". Это была очень хитроумная машина. На станине крепилась цепь, приводимая в движение воротом. Тетива лука цеплялась крюком, соединённым с цепью, плечи натягивались. Из короба, укреплённого сверху, в жёлоб падала короткая стрелка. При дальнейшем вращении ворота зацеп освобождал тетиву, стрелка улетала в цель, а движущийся на цепи по кругу крюк снова начинал процесс заряжания. Непрерывно вращая ворот, можно было безостановочно стрелять, пока в коробе оставались стрелы[71].
Слабый лук полибола бил недалеко, но иного Пнитагору сейчас и не требовалось. Едва на бортах надстроек "Стражницы Амет" открылись дверцы, выпускающие абордажников "себек-аха", наварх с остервенением рванул ворот машины.
-- Н-н-а-а-а!!!
Изобретение Хария работало. Две дюжины "себек-аха" серп Таната срезал, как спелые колосья. Стрелы быстро кончились. Пнитагор отшатнулся, бросил ладонь к левому бедру, но рукояти меча там не оказалось. Выскользнул меч из ножен, когда наварх валялся на палубе.
"Зараза..."
А больше в голове его не было никаких мыслей. Сплюнув под ноги набегающим египтянам, Пнитагор повернулся к ним спиной, устало сел на палубу и закрыл глаза.
Ранефер удовлетворённо обозревал затянутую дымом бухту. Противник прекратил сопротивление. То тут, то там сквозь рваные клочья тьмы виднелись невредимые ладьи ремту, отовсюду звучала многоголосая торжественная песнь серебряных труб. Он наслаждался ею и потому не сразу заметил, как в эту музыку ворвалась чужая. Резкая, тревожная. Она звучала откуда-то с севера, из-за спины.
-- Что это? -- спросил Нахтра.
-- Не знаю, -- озадаченно ответил Ипи и приказал, -- Раемресут, выведи ладью из этой Апоповой задницы!
А когда "Мерит-Ра, выходящей в лучах Хепри", покинув зловонное облако, оправдала своё имя и вновь предстала пред очами сияющего ока Триединого, Ранеферу осталось только выругаться:
-- Хтору мэт, шат абу...
Навстречу "Мерит" двигался строй кораблей. На носах и мачтах висели щиты, и на каждом из них сверкала шестнадцатью лучами звезда Аргеадов.
Пришёл Неарх.
7
Игры сильных
Кипр
Из-за поворота дороги доносился нарастающий шум -- конское ржание, топот сотен ног, скрип колёс. Анхнофрет коснулась руки возницы, тот легонько стегнул вожжами лошадей, и колесница посланницы подъехала к Александру, который сидел верхом на Букефале, как обычно покрытом леопардовой шкурой вместо попоны. Царь был одет в пурпурную, расшитую золотыми меандрами рубаху с длинным рукавом. На плечах шафрановый плащ. На ногах, обычно босых во время верховой езды, красовались таларии[72] с серебряными крылышками, укреплёнными так, чтобы не причинять неудобств ни коню, ни всаднику. В волосах Александра сверкал золотой венок. Анхнофрет уже знала, что для эллинов высшая награда и знак отличия -- венок лавровый или оливковый, а вовсе не золотой. Но царь, не будучи победителем Игр, хотел подчеркнуть их важность и значимость. Атлеты-победители будут получать почести выше царских. Так и должно быть.
