Александр Афанасьев - Холодная Зима
На первом этаже щелкнул выключателем – было пасмурно и в подъезде уже было темно. Безрезультатно. Пощелкал – никакой реакции, видимо опять где-то что-то перегорело. Плюнув, побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки….
Квартира моя была на четвертом. Остановившись перед квартирой я сунул руку в карман – но рука наткнулась на пистолет в кобуре. Черт… Засунул кобуру с пистолетом в карман, а в глубине кармана были ключи от дома. Так и потерять ведь пистолет можно, а потерять пистолет – моментальный "выкинштейн" из органов, без вариантов, это даже хуже чем потерять служебное удостоверение. Вытащил из кармана кобуру, пистолет прямо в кобуре взял в левую руку. Хорошо, что папку оставил на работе – то-то бы она мне сейчас мешала. Навалившись на дверь (что-то замок заедал последнее время, а починить было все недосуг), я вставил ключ в замок и провернул его. Язычок замка с едва слышным лязгом втянулся в дверь…
Вообще, в типовых советских квартирах того периода прихожие были очень маленькие, буквально три – четыре квадратных метра. Только чтобы раздеться и повесить вещи. Прямо напротив двери на стене были три выключателя – свет в прихожей, свет в туалете и свет в ванной.
Открыт дверь (открывалась она наружу) я сделал шаг вперед, бросил ключи на полку справа от входа, потянулся рукой к выключателю. Уже тогда я должен был понять, что что-то не то – в прихожей стоял странный запах. Да и свет она должна была включить сама, если бы пришла и открыла дверь своим ключом. Но все мысли мои были заняты встречей с Наташей….
– Наташа…
Я сделал еще один шаг вперед, щелкая выключателем. Сумрак прихожей разрезал свет потолочной лампы и только тут я понял, что что-то не то. Нога моя немного проскользнула по чему-то скользкому на полу, опустив глаза, я с ужасом увидел, что покрытый линолеумом пол в прихожей в некоторых местах залит чем-то красным… Краем глаза, я заметил какое-то движение со стороны комнаты. Развернулся - увидел надвигающегося со стороны комнаты незнакомого коренастого темноволосого пожилого мужика. В руке его был кухонный нож, занесенный для удара. Времени совсем не оставалось, защититься приемом рукопашного боя в тесной прихожей было невозможно. И тут я, совершенно на инстинктах, перехватил левой рукой пистолет. Как только указательный палец нащупал спусковой крючок, я не раздумывая со всей силы нажал на него. В тесноте прихожей выстрел из пистолета Макарова больно жахнул по ушам …
Остался в живых я тогда чудом. По инструкции досылать патрон в патронник без необходимости было нельзя, милиционеры так и несли службу – с пустым патронником. Но МУРовцы, схватывающиеся с бандитами едва ли не каждый день, на эту инструкцию плевали. У бандитов инструкций не было, а в критической ситуации решают иногда доли секунды, тратить их на передергивание затвора пистолета никто не хотел. И предохранитель тоже включался нечасто. Поэтому Константин Иванович Глазко, работавший в МУРе по убийствам, получая для меня пистолет, совершенно автоматически проверил обойму и дослал патрон в патронник. Предохранитель же он не включил. В таком виде он и передал пистолет Калинину, а Калинин передал его мне. Таким образом, только счастливой случайностью можно объяснить то, что в этот день, у меня в прихожей оказался в руках заряженный и поставленный на боевой взвод пистолет…
Пистолет, конечно же, заклинило. Он был вложен в кобуру, поэтому стреляная гильза не смогла экстрагироваться из пистолета, и его заклинило. Но и одного выстрела хватило.
Пуля попала незнакомому мужику (тогда я еще не знал, что это и есть Бриллиант) прямо в грудь, в сердце, падая на меня, он выставил вперед нож и клинок сделал длинную, глубокую борозду, разрезав на мне ветровку и оцарапав кожу на животе. Мужик грохнулся на меня, чуть не сбив меня с ног. Я автоматически сделал шаг назад, чуть не упав – и он без движения растянулся на скользком линолеуме прихожей…
Выронив пистолет, я бросился в комнату. Наташа лежала на полу, рядом с кровать, лежала изломанной куклой на животе. Упав на колени, я перевернул ее – и отшатнулся. Ковер под ней был мокрым от крови, лицо ее было белым как мел. На губах почему то застыла улыбка – последняя улыбка…
ВОЛГА!
Не знаю, как и почему пришла ко мне в голову эта мысль – но перед глазами сразу встала та серая Волга с заведенным мотором у подъезда, ждущий кого-то водитель, сбрасывающий пепел в открытое окошко машины. И тут я понял все.
СУКИ!!!
Вскочив, я бросился в прихожую, подхватил с пола пистолет. Не захлопнув дверь, бросился вниз, перепрыгивая через ступеньки полутемного подъезда. На ходку сбросил кобуру с пистолета, рванул на себя затвор. Затвор сыто лязгнул, выбрасывая стреляную гильзу и досылая очередной патрон в патронник. Выбив плечом дверь, я вывалился из подъезда.
Водитель Волги увидел меня сразу. Увидел и выхватил пистолет. Машина стояла у соседнего подъезда, как только я показался под освещенным козырьком подъезда, водитель сразу включил передачу и даванул на газ. Словно в замедленной съемке я видел, как Волга рванула с места, с ревом разгоняясь, как в открытом окне водительской двери появилось черное дуло пистолета, как срез ствола окрасился желтым…
И тут какая-то холодная, нечеловеческая ярость охватила меня. Мне было наплевать, что будет потом. Первая пуля с противным визгом пролетела слева, ударив в бетонный козырек подъезда, вторая рванула полу ветровки и ударила в подъездную дверь. Третий выстрел я сделать не дал. Аккуратно, словно на полигоне "Выстрела" с отцом, я упал на одно колено, вскидывая пистолет. И когда мушка и целик замерли на темном проеме открытого окна водительской двери Волги, я трижды плавно нажал на спуск…
Слитный, негромкий рокот мотора Волги сразу сбился, я вел стволом пистолета за серым пятном движущейся машины. Но новых выстрелов уже не требовалось. Резко свернув влево, машина врезалась в плотный кустарник, с треском ломающихся веток остановилась. Мотор окончательно заглох…
Держа в опущенной руке пистолет, я подошел к Волге, глянул в салон. Водитель машины откинулся на спинку сидения, съехать вниз ему мешал ремень безопасности. По одежде на груди медленно течет темно-красная струйка,лобовое стекло пробито пулей и тоже забрызгано красным. Голова изуродована пулями – лучше не смотреть…
Сзади от подъезда раздался истерический, на высокой, тошнотворной ноте визг – и он моментально вывел меня из оцепенения. Засовывая пистолет в карман, я бросился бежать, бежать, куда глаза глядят…
Москва, Лубянка
31 августа 1978 года, вечер
Кабинет председателя КГБ СССР
– Проходите.
Секретарь председателя КГБ СССР открыл дверь и провинившиеся – генерал Журавлев и полковник Кондратьев, с понурыми лицами прошли в кабинет. Встали в метре от стола, не смея сесть…
Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов, не обращая внимания на подчиненных, неспешно налил в стакан холодной минералки "Боржоми", с наслаждением выпил. Сухим голосом бросил.
– Садитесь. Докладывайте.
Журавлев и Кондратьев отодвинули стулья, сели, стараясь производить как можно меньше шума. Переглянулись. Затем генерал Семен Кузьмич Журавлев, как старший по званию начал.
– У нас ЧП, Юрий Владимирович. Серьезное.
– Это я уже знаю – нарочито спокойным, сухим голосом отозвался Председатель – что за ЧП. Конкретно. Вы что, даже доложить нормально не можете?
Откашлявшись, Журавлев снова заговорил
– Сегодня Генеральной прокуратурой была проведена выемка документов во Внешэкономбанке СССР и задержаны несколько его сотрудников. Прямо на рабочих местах.
– Кто?
– Калинин, Юрий Владимирович. Во главе группы, производившей обыск, был именно он.
– Калинин … – Андропов произнес эту фамилию медленно, будто пробуя ее на вкус – снова Калинин. Что за документы изъяли, кого задержали?
– Ванникова. И всех остальных. Все документы по "Потоку" изъяты, все до единой бумажки. И ничего другого. Калинин точно знал, что брать.
– А где был офицер, в чьем оперативном обслуживании находился объект?
Журавлев и Кондратьев переглянулись…
– Он взял больничный, Юрий Владимирович. Взял больничный и скрылся, установить его местонахождение мы не можем…
– Нормально… – Андропов не повышал голоса, но у сидевших перед ним офицеров мороз пошел по коже – значит вот как у нас идет работа. Объект чрезвычайной важности остается без оперативного обслуживания, а мы об этом узнаем, только тогда когда происходит серьезное ЧП. Прекрасно.
Офицеры смотрели куда-то себе под ноги…
На столе у председателя резко зазвонил один из телефонов, тот снял трубку…