Мамба и большой Куш - Алексей Птица

Вот только давеча я видел живого птеродактиля и не сказать, что сие явление показалось большой фантастикой. Возможно, что тут обитают и другие доисторические животные, о которых я не имею никакого представления. Думаю, что многие из них вымерли уже к девятнадцатому веку, а уж в центр Африки раньше того же девятнадцатого века никто и не рисковал проникать, но, где 19 век, а где хрен пойми какой год до нашей эры.

Я подарил не менее подозрительный взгляд Химу, отчего тот невольно ухмыльнулся.

— А я, вижу, ты весьма сообразительный воин, причём, воин гораздо больший, чем я торговец. Гм, я тоже когда-то был воином, пока не оставил эту профессию, — тут Хим внезапно повернулся ко мне боком и, отвернув кусок шкуры, показал спину, вдоль которой шёл огромный и уродливый шрам, похожий на… Даже не берусь описать на что похожий, страшный он оказался очень.

Я невольно покачал головой от удивления. Получив такую рану, мало кто мог выжить, а Хим выжил и бросил военное дело. Весьма мудрый поступок и понятно, почему он пришёл к нему.

— Я всегда отличался сообразительностью, потому и жив ещё, — кивнул я в ответ.

— Гм, согласен. Тогда у меня к тебе есть предложение. Я сегодня побываю в городе по делам, а завтра снова тронусь в путь. Есть один отряд, что пойдёт на юг в разведку. Я его снабжаю всем необходимым, оплачиваю все запасы, помимо разведки отряд собирается набрать разных чудес, что могут встретиться на пути. Все трофеи мы разделим поровну с каждым участником похода. Желающих немного, отряд совсем небольшой, на счету каждый воин, ты согласен пойти? Тем более, тебя и вооружать не нужно, у тебя всё своё.

— Не вижу своей выгоды.

— Так ты пойдёшь в хорошей команде и обеспечишь себе старость за один поход!

— Да, или мы все останемся там навсегда, что скорее всего, а мёртвым не нужны ни деньги, ни слава, ни почёт. Мёртвым всё равно, это нужно только живым.

Хим покачал головой и, прищурясь, смотрел на меня, как будто заметил во мне что-то новое, чего не увидел сразу.

— А если я скажу тебе, что по окончании похода ты будешь в милости у самого визиря Ахмек-тэре?

Услышав знакомое имя, я чуть было не хмыкнул, не удержав эмоции, черты моего лица слегка дрогнули, что не осталось незамеченным Химом, но он не понял, почему это произошло, хотя и удивился.

— Милость сильных мира сего подобна фортуне, что бьёт крыльями всякий раз над тобой по любому поводу, вот только ты никогда не узнаешь, в какой момент её белые крылья почернеют, и на тебя обрушится град ударов, а не дары богов.

— Гм, чем дальше, тем больше ты меня удивляешь, воин. Неужели ты и вправду воин? Сдаётся мне, что ты засланный соглядатай Египта, простой боец не умеет так говорить и даже не знает подобных слов. Я тоже не понимаю ничего, только то, что ты умнее меня, а это всегда плохо. Зря я продал тебе щит и меч.

— Не зря, ты же сам говорил, что хорошая продажа всегда несёт тебе удачу, а сейчас, продав их мне, ты получаешь тройную удачу, так что, не упусти её, Хим.

Усмехнувшись и прервав наш разговор, я заторопился к верблюду. А Хим, застыв, смотрел мне вслед, не решаясь сделать следующий шаг и не понимая, как выбраться из нелепой ситуации, в которой он ненароком оказался. Действительно, встретив на грязном постоялом дворе человека, который говорит так, как ты не слышал никогда — это большая удача, или даже откровение богов. Но это же может оказаться и проклятием богов, ведь их замысел не понять простому смертному. Боги — это нелюди.

Но Хим не настолько оказался подвержен преклонением перед богами, да и не верил он в то, что этот разговор и продажа оружия странному воину принесёт ему несчастье, скорее наоборот, он только убедился, что сейчас поступил правильно. Грех не воспользоваться ситуацией в своих целях, посчитав за знак судьбы.

Он ведь не знал, что этот мир ещё девственен и не поклоняется ни одной религии, кроме язычества, но даже в идолопоклонении много непонятного, чего боятся до сих пор, несмотря на тысячелетия торжества мировых религий, науки и полного контроля над животным миром. Человек слаб и потому подвержен вере в знаки судьбы и мистику, особенно на войне.

Посмотрев мне вслед, Хим всё же решил, что поступил правильно, и отвернулся, крикнув своим людям, чтобы они седлали верблюдов. У него свой путь и свои дела, а у этого странного воина свои. Так зачем тогда ломать себе голову непонятными рассуждениями, когда есть дела и поважнее!

Я же, оседлав верблюда, взгромоздился на него вместе со всеми мешками и, слегка тронув поводья, величавым шагом покинул сей гостеприимный двор. Задерживаться не стал и сразу направил верблюда в сторону юга, по пути размышляя о правильности принятого решения.

Трудно сказать, правильно ли я поступил или дал маху, но ввязываться в сомнительные авантюры с первыми попавшимися людьми мне не хотелось. Неизвестные цели, неизвестное предназначение и хозяева этих воинов не позволяли мне спокойно принять приглашение примкнуть к отряду и уподобиться тем, кто готов идти хоть на край пропасти ради трёх золотых шекелей. Я не такой, и в состоянии заработать их самостоятельно. Да и упоминание имени визиря мне не добавило радости. Можно, конечно, построить карьеру и здесь, но пока не с руки.

С другой стороны, идти в команде, которая хоть мало-мальски знает путь и местные реалии, гораздо проще, да и выживать среди дикарей значительно легче. Всё же, я один, и потому уязвим. Да, мне проще затеряться, но и спасаться тяжелее, а уж отбиться от хищных животных или группы людей и вовсе проблематично, потому как надо оказаться намного их сильнее, умнее, хитрее, изворотливее, а кроме того, банально быть даже более жестоким, чем они, хотя это практически нереально.

Я вздохнул, становиться патологически жестоким мне не хотелось, не моё это: шкуры снимать, огнём жечь, черепа врагов на палки насаживать. Да, возможно, это чуть ли не единственный способ подчинить себе дикарей или других, более цивилизованных людей, но, если начать, то остановиться потом станет просто невозможно. Так что, лучше на этот путь и не ступать. Любая жестокость должна быть оправданной, не