Роберт Холдсток - Лес Мифаго

Мы идем уже пять дней. Шестьдесят часов ходьбы, по моему расчету. Часы сломались и мне не хочется знать, почему. Но я что уверен, что мы действительно шли около шестидесяти часов, и, значит, прошли миль восемьдесят, а то и девяносто. И все еще не добрались до того места, где на моих фотографиях видны люди и строения. При свете факела мы глядим на эти фотографии. Мы могли бы пройти через лес раз двадцать, но все еще находимся у его края.

Я боюсь. Но это лес призраков, безусловно. И если С. прав, тогда аватар и город должны быть здесь, а ущерб можно исправить. Боже, смотри за мной, веди меня!

Аватар и город должны быть здесь…

Ущерб можно исправить…

Я перечитал эти слова, пока Китон спал глубоким сном. Костер почти догорел, пламя больше не мерцало, и я подбросил в огонь два куска дерева. В ночь полетели искры. Тьма вокруг нас говорила, неслышно, ясно и угрожающе; ее голос смешивался с вечным журчанием говорливого ручья.

Аватар и город должны быть здесь…

Я взглянул на спящего Китона, потом осторожно вернул маленькую записную книжку в потайной карман его рюкзака.

Итак Китон каким-то образом связан с райхоупским лесом — лесом призраков, как он называет его; и здесь нечто большее, чем компания-из-любопытства. Он уже был в таком же лесу, и там с ним случилось что-то такое, о чем он мне не рассказал.

Не встретил ли он в том лесу мифаго? Аватара, земное воплощение бога? И какой ущерб он имеет в виду? Шрам от ожога?

Я бы очень хотел поговорить с ним об этом. Но тогда пришлось бы рассказать, что я тайком читал его дневник — о французском лесе призраков он не говорил почти ничего. Я надеялся, что со временем он откроет мне свою тайну, чем бы она не была: страхом, виной или мщением.

Через час после рассвета мы собрали лагерь, встревоженные дикими зверями, быть может волками. Я посмотрел на карту с тяжелым чувством: мы едва отошли от края леса и нам еще идти и идти. Мы шли уже много дней, но наше путешествие почти не началось. Оказалось, что Китону трудно понять, что здесь время и пространство связаны совсем по другому, чем снаружи. А я спрашивал себя, что еще дикий лес придумает для нас.

Но, кстати, до дикого леса мы еще не дошли. Кладбище, сказал мне Китон, располагалось на месте древней рощи. Райхоупский лес захватил его края, но оставалось еще слишком много следов человеческой деятельности. Китон показал мне, что он имел в виду: мы прошли под огромным дубом, который вырос сам по себе, без всякой помощи человека, а недалеко от него росла береза, которую обрезали на высоте десяти футов от земли почти сто лет назад. Из места обреза появились новые побеги, ставшие невероятно толстыми ветками, скорее похожими на стволы. В результате дерево чуть ли не достигало неба и бросало тень на весь подлесок.

Но кто обрезал дерево: человек или мифаго?

Мы проходили через зоны, в которых, судя по журналу отца, жили самые странные обитатели леса, вроде Сучковика, Джека-в-Зеленом и Артура. А также целые общины: шамига, изгнанные бандиты, цыгане, и всякие мифические народы, связанные, страхом или магией, с густыми лесами.

Не исключено, что в этой же зоне родилась и Гуивеннет. И сколько же Гуивеннет мех Пенн Ив, дочерей Вождя, бродит по этому огромному лесу? Это был мир мысли и земли, в котором не действовали физические законы времени и пространства, гигантская страна, где места хватило бы на тысячи таких девушек, каждая продукт сознания людей, живших в деревнях и городах вокруг райхоупского леса.

Как мне не хватало ее. Как прав был Китон, когда писал о моей ярости, кипевшей под внешним спокойствием. Бывали мгновение, когда неконтролируемая ярость захватывала меня, я почти не мог выносить присутствия другого человека, и бросался вперед, сокрушая все на своем пути и трясясь от гнева на брата, причину моих несчастий.

После атаки прошло столько дней, а он все еще на много миль опережает меня. Я не должен был откладывать выход! Где мне искать ее? Эта земля невероятно велика, гиганская территория, покрытая первобытным лесом.

Но упадок духа длился недолго. И в полдень шестого дня я нашел след Кристиана — очень необычный, но достаточно ясный; да, брат опережал меня, но не настолько, насколько я думал.

Около часа мы шли вдоль берега по следу маленького оленя. Землю покрывал тонкий ковер из папоротника и собачьей радости; на мокрой болотистой почве следы выделялись настолько отчетливо, что и ребенок смог бы пройти по ним. Деревья толпились ближе к реке. Концы их длинных ветвей почти касались воды, образуя тихий мрачный туннель. Свет струился через разрывы в листве, создавая ярко освещенный нижний мир, в котором мы преследовали свою добычу.

Животное оказалось еще меньше, чем я ожидал, и стояло, гордое и настороженное, рядом с деревьями, там, где берег реки становился широким и сухим. Китон не сразу увидел оленя, который почти сливался с густым зеленым лесом. Я же осторожно подошел к нему, держась под покровом деревьев, с револьвером Китона в руке. Я настолько хотел свежего мяса, что и не думал о бесчестии такого убийства. Я выстрелил только один раз, в его холку, и обломки позвоночника пронзили шкуру по всей спине. Олень, тяжело раненый, упал на землю, я прыгнул на его и быстро закончил его страдания. Разделав его так, как научила меня Гуивеннет, я бросил сырую ляжку Китону, с улыбкой, и сказал ему развести костер. Летчик побледнел и отшатнулся кровавого куска мяса, потом испуганно посмотрел на меня: — Ты убиваешь не в первый раз.

— Да. И сейчас мы должны наесться. Сохраним несколько фунтов вареного мяса на завтра, и понесем с собой столько, сколько сможем.

— А остальное?

— Оставим здесь. Тогда у волков будет причина задержаться, хотя бы ненадолго.

— Ты уверен? — пробормотал он, подобрал ляжку оленя и стал счищать с нее листья и грязь.

Потом, собирая в зарослях дерево для костра, он ахнул от ужаса, уставился на землю и позвал меня. Я подошел к нему и мгновенно узнал зловоние, которое почувствовал еще раньше, охотясь за оленем: трупный запах какого-то большого животного.

И этими животными оказались люди, двое.

Китон поперхнулся и закрыл глаза. — Взгляни на мужчину, — сказал он. Я наклонился и через полумрак увидел то, что он имел в виду. Живот человека был вспорот, печени не было. То самое, что хотел сделать Болотник с самим Китоном.

— Кристиан, — сказал я. — Он убил их.

— Два-три дня назад, — согласился Китон. — Я повидал трупы во Франции. Они еще гибкие, видишь? — Он, все еще дрожа, наклонился, и согнул ногу девушки. — Но уже начали вонять. Черт побери, такая молодая… посмотри на нее…

Я расчистил землю вокруг тел. Они оба, действительно, были очень молоды. Любовники, решил я, оба почти обнаженные: только у девушки на шее осталось костяное ожерелье, а у юноши — обрывки ремней на бедрах, как если с трупа содрали сандалии. Кулаки девушки были сжаты. Я легко отогнул пальцы и нашел сломанные перья куропаток; я сразу вспомнил плащ Кристиана, отделанный такими же перьями.

— Мы должны похоронить их, — сказал Китон, и я заметил мокрый нос и слезы в его глазах. Он наклонился и вложил руку юноши в руку его любовницы, потом повернулся, по-видимому разыскивая хорошее место для могилы.

— Неприятности, — прошептал он. Я тоже повернулся и вздрогнул, увидев кольцо вокруг нас — кольцо очень рассерженных людей. И каждый, кроме одного — быть может старого вождя — держал в руках лук, нацеленный на меня или Китона. Один из них качнулся, лук тоже закачался и стрела заколебалась между моим лицом и грудью. По его выкрашенному в серое лицу тек поток слезы.

— Он сейчас выстрелит, — прошипел Китон, и я не успел ответить «Знаю», как этот потрясенный горем человек отпустил тетиву. В то же самое мгновение старик ударил концом посоха по краю лука. Стрела с отвратительным звуком просвистела в воздухе и глубоко вонзилась в дерево между мной и Китоном.

Кольцо осталось стоять, стрелы по-прежнему глядели на нас. Печальный человек, злой и разочарованный, тоже остался стоять, устало прижимая лук к боку. Их вождь вышел вперед и всмотрелся в наши глаза; потом оглядел копье с каменным наконечником, которое я держал в руке. Очень странно, но от него шел сладкий запах, как от яблока — как если бы он полил тело яблочным соком. Его волосы были заплетены в пять косичек, выкрашенных в синее и красное.

Он осмотрел тела, лежавшие между нами, потом что-то сказал своим людям. Воины опустили луки и вернули стрелы в колчаны. Безусловно он мгновенно понял, что этих юных любовников убили несколько дней назад, но, на всякий случай, он пробежал пальцами по лезвию моего копья, хихикнул, оглядел меч, который его впечатлил, и ножи Китона, которые его удивили.

Оба тела отнесли на открытый участок у реки и положили рядом. Потом сделали двое носилок, очень грубых, и почтительно положили на них тела. Вождь склонился над девушкой, посмотрел ей в лицо и пробормотал: — Ус гуериг… ус гуериг…