Дмитрий Дашко - Мы из Тайной канцелярии
— Вот и я чичас что-то засумлевался. Сидел, думал над твоими словами и засумлевался.
— Не о том, ты Ваня думал, — встрял в разговор подвыпивший Турицын, но мы его не слушали.
Убедившись в этом, Васька повёл плечом, нахохлился и наполнил себе стакан до краёв.
— Чтоб не последняя, значит!
В горле у него забулькало.
«Может, мысленно пообщаемся?» — предложил Иван.
Я отказался: «Нет, и так в башке шумит. Это на трезвую голову проворачивать нужно. Ты уж давай по-простому, словами. А я вникну».
«Хорошо».
Предок заговорил:
— Меня, Петя, вот что насторожило. Варю перед тем, как задушить, ударили. Помнишь?
Он выразительно уставился на меня.
— Само собой. Оглушили, а потом кушак на шею. Так проще, иначе бы она не далась или кричать стала. А лишнее внимание нашему убийце ни к чему.
— Ни к чему. Оглушили её спереди, били в висок. Нут-ка, попробуй меня эдак же стукнуть, — вдруг разгорячился Иван.
— Вань, ты что? Серьёзно? — Я изумлённо взглянул ему в глаза.
Он не шутил.
— Серьёзно. Врежь, не боись.
— Ну, хватит резвиться!
— Ничего не хватит! Ударь! Что тебе — трудно, что ли?
Хрипунов, дотоле интереса к нашему разговору не проявлявший, подобрался, бросил веское:
— Уважь, коли просит.
Мы с Иваном поднялись со скамейки, стали лицом к лицу.
Я помялся:
— Неудобно что-то…
— Брось! Не журись! — гнул непонятную линию «братец».
— Ха-ра-шо! — Я замахнулся.
— А ну, погодь! — вскрикнул Иван.
Я послушно замер.
— С правой руки бить собрался! — обрадованно произнёс копиист.
— Само собой, — кивнул я. — Как иначе, я ж правша!
— Именно, что правша! — торжествующе вскрикнул Иван. — Потому и удар в левый висок пришёлся. Теперь вспомни: Антон-камердинер как тебя приласкал… Ну?
— Ты что, с ума сошёл? Столько времени прошло…
— Да ты постарайся! Ну же!
Я замолчал, восстанавливая в памяти события того дня.
Мы были втроём: я, Иван и камердинер. Мне пришла в голову идея разыграть психологический этюд. С первых секунд разговора я повёл себя нарочито грубо, добиваясь простой цели: вывести подозреваемого в убийстве из себя, пробить брешь в его обороне. И мне это удалось.
Я мог бы гордиться…
— Кушак покажи, — попросил я камердинера, подозревая, что час «Икс» близок, что он на грани срыва.
— Кушак? Какой кушак? — удивился сбитый с толку Антон.
— Да твой собственный.
— Чичас, — двинулся было куда-то Антон.
— Не томи, милай!
— Чичас-чичас!
Внезапно он развернулся и нанёс кулаком страшный удар по моему лицу, сбил с ног Ивана и пулей бросился на выход…
Сценка мелькнула перед моими глазами как вживую, не иначе Иван постарался, помог восстановить картинку. Смешно, но я даже почувствовал боль от удара, аккурат в том месте, куда впечатался левый кулак камердинера.
И тут меня осенило.
— Да ведь он же левша!
— Точно! Этого я от тебя и ждал! — деловито сказал Иван. — Он тебе левой рукой по наружности съездил. Сие значит…
— Сие значит, что убийца не он, — закончил я за него.
Мне стало грустно. По всему выходит, что его смерть на моей совести.
Не самый приятный груз! Далеко не самый.
Хотелось напиться до положения риз и забыть всё! Только это не выход. Кому, как не мне, знать.
Иван был тих и грустен.
— Не он, получается, убийца, — медленно произнёс я и одёрнул складки кафтана.
Внутри в этом момент у меня всё переворачивалось.
— Увы, — подтвердил Иван. — А ещё сие означает, что нам придётся вернуться к Трубецким и продолжить поиски убийцы. Не в ревности видать дело.
— Думаешь, кому-то из Трубецких грозит беда?
— Уже не думаю — знаю. Хочешь — не хочешь, придётся к ним возвращаться, сызнова всё зачинать.
— Не завидую я Чиркову! У него, небось, в Сыскном приказе всё уже запротоколировано, по полочкам разложено. А тут мы на белом коне и с шаш… шпагой наголо! Эх, да он нас после этого с дерьмом съест!
— Не съест — подавится! — уверенно заявил Иван.
— Тогда завтра, брат! С самого утра, как поднимемся! Наденем сапоги на свежую голову и айда!
— Токмо Ушакова предупредить не забудьте! — внезапно вмешался Хрипунов.
— Это, дружище, ты возьми на себя. Нам с утра недосуг будет, — сказал я, понимая, что всё возвращается по второму кругу.
И вроде бы можно спустить на тормозах: кому какое дело до того, кто придушил несчастную Вареньку, тем более, официально убийца изобличён и сам себе выбрал наказание… но! Даже если Трубецким ничегошеньки не грозит, истинный душегуб не должен ходить на свободе.
Вору место в тюрьме! Убийце — на плахе! А справедливость — она для всех, не только для избранных! Даже если этот Антон-камердинер не был лучшим представителем человечества, всё равно он имеет на неё право.
Глава 25
Снова дом Трубецких, снова недоумённое лицо дворецкого Гаврилы. Нас здесь не ждали, а потому встретили со страхом и растерянностью, понимая, что мы тут неспроста.
Растерянный Гаврила сообщил, что барин изволит пребывать на службе, а барыня плохо себя чувствует и никого принимать не желает. Глаза его при этом по-кошачьи сверкнули.
Я вежливо улыбнулся и сказал:
— Ничего страшного, братец! Мы её беспокоить не будем. Ты нам лучше снова покои подготовь. Будем прислугу опрашивать.
— Нешто снова что приключилось? — изумился дворецкий.
Я едва удержался от того, чтобы щёлкнуть его по носу. Неуместное любопытство губило не только кошку.
— Ты, голубь сизокрылый, куда не надо не лезь. Сказано приготовить покои — исполняй. Когда закончишь, приходи с докладом. Тогда я тебе скажу, что ещё понадобится. И да: бумагу, чернила, перья… позаботься, чтобы нужды в том мы не испытывали. Свободен… пока! — многозначительно заключил я.
Камердинер нахмурился. На переносице возникли складки. Непривычно ему было такое грубоватое обращение. И ладно бы барин, но тут…
— Шевелись, шевелись, дружище, — подбодрил его я.
Гаврила кинулся выполнять поручения. Уверен, седых волос у него сегодня прибавилось.
По ступенькам лестницы дробно застучали босые пятки: мальчишка-казачок нёсся по своим надобностям, ничего не видя и не слыша. Иван, изловчившись, поймал его за воротник.
— Обожди, малой, не столь быстро.
— Дяденька, ты чего? Пусти! До ветру нужно, — заканючил казачок.
— Отпущу, не бойся, — засмеялся Иван. — Отведи товарища моего на кухню к повару.
— А Гаврила не заругается?
— Не заругается, обещаю. Отведёшь?
— Коли так. — Мальчишка кивнул.
Когда Елисеев отпустил, он плюнул на ладошку, провёл всей пятернёй по вздыбившимся волосам и важно сказал:
— Пойдём, барин.
Ещё вчера мы договорились о распределении ролей. Мне предстояло взять на себя разговор с княжеским поваром Жанпьеро. Его нервный срыв, случившийся так кстати для убийцы (как же, отвлёк на себя внимание многочисленной челяди дома и позволил беспрепятственно задушить горничную Варю), наводил на определённые мысли.
Напрашивались две версии: либо повар был сообщником убийцы, либо кто-то талантливо сыграл на чувствах иностранца. Предстояло проверить обе.
Казачок оказался словоохотливым собеседником, по дороге на кухню я выпытал у него несколько важных сведений. Похоже, ларчик открывался просто: Жанпьеро слетал с катушек, когда слышал упоминание о своей родине. У него тут же начинался острый приступ ностальгии, перераставший в буйный припадок. Заканчивалось всё весьма прозаично: его привязывали, обливали водой, а потом вразумляли через пятую точку. Какое-то время уроки действовали, затем итальянец снова срывался с цепи, и история повторялась по кругу.
Мы телепатически пообщались с Иваном на эту тему.
«Думаешь, повара использовали вслепую?»
«Похоже на то», — согласился я. — «Кто-то умело воспользовался его слабостью. Выясним, кто именно — найдём убийцу. А может и сообщника, если убийца был не один».
«Ты прав. Лишь бы нашему повару память совсем не отшибло».
«Ничего, восстановим» — заверил я.
Кухня у Трубецких содержалась в образцовом состоянии. Многие современные для меня рестораны высшей категории могли бы позавидовать царившим там порядку и почти стерильной чистоте. Сам Жанпьеро с поварёшкой кудесничал возле кастрюлек, изредко давая рекомендации двум дородным поварихам, бывшим у него в помощницах. На голове у него угнездился огромный поварской колпак. Могучие чресла обхватывал кружевной фартук, на котором не было ни одного пятнышка.
Что-то аппетитно булькало, по кухне плыл запах, заставляющий нервно глотать слюнки. Уверен на все сто: готовилось нечто необыкновенное! Пусть дворня и бурчит насчёт дурных барских пристрастий к иноземной кухне, но я-то родом из другого века, привык к разнообразию, а итальянская кухня, которая на самом деле отнюдь не сводится к классическим макаронам и пицце, была моей любимой.
