Шапка Мономаха. Часть I - Алексей Викторович Вязовский
— Что касается персидского посланника, Мохаммеда Хана Мокри, то я его знаю хорошо. В тридцать девятом году он входил в большое посольство Надир-Шаха к царице Анне Иоанновне, — купец широко улыбнулся и добавил. — Если бы цель того посольства была достигнута, то ваша Елизавета Петровна вошла бы в гарем шаха и не стала бы императрицей. На троне сидел бы Иван VI, и история России пошла бы совсем по другому пути.
Я изумленно посмотрел на улыбающегося армянин, и тот развел руками:
— История не знает слова «если». Как случилось, так случилось. Не нам обсуждать предначертанное господом.
Он перекрестился и продолжил.
— Моххамаду тогда было двадцать лет, и он отвечал за доставку до Санкт-Петербурга четырнадцати слонов. Справился он успешно, и все они здоровыми добрались до столицы. В том походе он хорошо выучил русский язык и свободно на нем говорит, равно как и на турецком и армянском. Падение Надир-Шаха пережил благополучно и позже породнился с нынешним правителем. Его дочка замужем за одним из братьев Керим-Хана.
— А как человек он каков? — спросил я.
— Не лучше и не хуже прочих. Самолюбив, как и любой восточный вельможа. Унижения от казаков вряд ли простит. Скорее всего, затаит на них обиду. Но может и не связать их действия с вашим величеством, если его удастся убедить и расположить к себе. Любопытен. Собрал неплохую библиотеку. Дружен с поэтами, хотя сам, насколько я знаю, не пишет стихов.
Ну что же. Информация была интересной. С ней уже можно было работать. Далее разговор перешел на дела хозяйственные, и Лазарь Наумович в полной мере воспользовался моим благодушием и благодарностью, продолжив ковать финансовое благополучие своей семьи.
* * *
Утро было прелестным. Прохладный ветерок от Сены нежно колыхал полураздернутые шторы и, вторгаясь в королевские покои, приносил с собой свежесть, аромат лесов и цветников парка замка Шуази. На столе Людовика-Огюста, уже коронованного как Людовик XVI, его поджидал любимый набор блюд — тонкие ломтики белого хлеба, мягкий сыр бри де Мо (1), свежайшее сливочное масло и чашка шоколада с корицей и ванилью.
Король был хмур и до крайности расстроен вопреки всем чудесным обстоятельствам нового дня. Он всегда был несчастен — глубоко укоренившийся комплекс неполноценности терзал его с юности. Обнаружившаяся после женитьбы мужская несостоятельность нанесла последний удар. Нет, не последний! Финальной точкой стала смерть деда и резкое изменение статуса герцога Берри. «О, Боже! Я самый несчастный человек в мире!» — только это и вырвалось из его уст при известии о нежданно свалившейся на голову короне. Быть государем величайшей страны всей планеты оказалось для него ношей почти непосильной, ниспровергающей, словно он мог заглянуть в будущее и увидеть, как его голова скатится с помоста гильотины на площади Революции.
Он одновременно восхищался и презирал своего деда, Возлюбленного Людовика XV. Образ жизни короля-Солнце — роскошь, пирушки, забавы в окружении толпы развратников и развратниц — вызывал у него, тяготевшего к аскезе и одиночеству, глубочайшее отвращение. А еще вонь! Смрад разлагавшейся почерневшей королевской плоти, которым, казалось, пропитались все залы и коридоры Версаля, был невыносим. Как только прозвучало традиционное — «Король умер! Да здравствует король!», — он сбежал из Версаля в Шуази. И наказал себе не возвращаться, пока версальскую резиденцию не окурять парами серной кислоты, не отмоют добела и не проветрят от запаха смерти, сдобренного декалитрами туалетной воды.
«Viva le Roi!» — кричали ему последний месяц все встречные ликующие толпы. Они так ненавидели его деда, что готовы были приписать молодому монарху все мыслимые и немыслимые достоинства. Хорошо им попусту сотрясать воздух! Задумался ли кто-то, каково ему быть королем, зная, что не в силах произвести на свет наследника? Его уверяли, что все поправимо. Что небольшая хирургическая операция поможет все исправить. Даже теща из Вены все настойчивее уговаривала его в письмах. Но он-то знал, что его постыдная тайна известна каждому придворному — в любом взгляде он чувствовал скрытую насмешку. И прятался ото всех, не желая поддерживать известное всей Европе сияние французского двора.
Блеск и мощь Франции! Какая насмешка! Колоссальный внутренний долг — вот итог правления Возлюбленного. И череда внешнеполитических неудач. Неужели звезде Парижа пришла пора закатиться?
Людовик намазал крутон сливочным маслом, положил на него кусочек бри и проглотил, не почувствовав вкуса.
«Что я могу сделать? Да, я и Мария-Антуанетта отказались от десяти миллионов ливров королевского содержания. Народ воспринял эту новость с глубокой благодарностью. Но 10 миллионов против полутора миллиардов государственного долга — это песчинка в море. Конечно, можно обременить налогами церковь. Но я обещал заботиться о духовенстве — и буду это делать, несмотря ни на что!»
Внешнее положение тоже не блестяще. Раздел Польши, который дед не смог предотвратить, поколебал самые основы австро-французского союза и Вестфальскую систему равновесия сил, на которую со времен Тридцатилетней войны опиралась вся Европа. Какое счастье, что «союзу трех черных орлов» последние события в России нанесли серьезный удар. Теперь Вена и Берлин трижды подумают, прежде чем примутся добивать поляков. Или наоборот? Боже, как все сложно!
«Вот сейчас все и выясним!»
Он быстро допил остывший шоколад и отправился в свой кабинет. Его ждала встреча с графом де Верженом. С человеком, которого он выбрал, чтобы доверить ему портфель министра иностранных дел.
Граф Шарль Гравье де Вержен был опытнейшим дипломатом, но до последнего времени полным неудачником. Плодами его трудов — положа рука на сердце, весьма обильными — неизменно пользовались его противники. Министр иностранных дел Людовика XV Шуазель отозвал де Вержена из Стамбула именно в тот момент, когда граф переиграл Обрезкова и подтолкнул Порту к войне с Россией. Точно также воспользовались его идеями и связями в Швеции, когда в 1772-м Париж поддержал монархический переворот в Стокгольме. Влияние прорусской партии было уничтожено, шведский король Густав III развязал себе руки и стал верным союзником Франции. Успех, несомненный успех! Для Шуазеля и его клики. Не для де Вержена.
Но есть на свете мировая справедливость! Пришел час торжества!
— Граф, я намерен поручить вам наши внешние связи.
— Сир, я готов!
— Прекрасно. Обрисуйте мне в общих чертах ваш будущий курс.
— Статус-кво, Ваше Величество!
