Шапка Мономаха. Часть I - Алексей Викторович Вязовский
— Привыкай, деревня, к солдатской науке. Экзерцицию вам назначаю. Поспешай бегом за телегой.
Сам-то к барабанщику в телегу — прыг. Лошаденку кнутом ожег. Та и пошла ходко. Парни припустили на своих двоих. Так и неслись до ближайшего леса, запыхались. Лишь Сенька справился без отдышки.
— Молодец, паря! — похвалил его унтер. — Бегательный навык для солдата — вещь полезная. Когда в атаку, а иной раз — от неприятеля.
Насмешничал? Кто его разберет?
— Может, ты, ратник, и по деревьям лазить мастак? Покажи-ка нам свое умение.
Сенька глянул. Вкруг лес густой, стоялый. Выбрал дуб поухватистей, поясок скинул, петлю накрутил да и взлетел на верхушку, как на горочку забежал. Нетрудно! Сколько раз в младенчестве за яйцами птичьими шастал. Пригодилась нехитрая наука.
Спустился. Унтер знай себе Сеньку нахвалил. А потом и вовсе озадачил.
— Как говорит наш царь истинный, Петр Федорович, у каждого справного солдата в ранце знак бригадира, а то и хенерала! С экзерцицией, Сенька, ты справился знатно. Дорога тебе в егеря нового строя. Там таких шустрых привечают.
Любопытный Васятка не утерпел:
— Что за егеря-то, ваше благородие?
— Сейчас вы простые ратники. А дойдём до ретрашемента Елдыгинова, вас по полкам распишут. И станете вы не ратниками сиволапыми, а правильными солдатами. И будут вас титуловать кого мушкетером, кого егерем, а кого и фурлейтом-обозником.
С первого дня стал унтер Сеньку привечать, а как к исходу седьмицы добрались до уездного городка, поставил старшим опосля себя над командой.
Заночевали у обывателя, хотя баили, царь не велел таких беспокоить. Тут и наслушались разных ужасов, что творилось в поселении последний год. Хозяин квартеры все ахал:
— Городскую верхушку в воду покидали или в сенях порубали пришлые лихие люди. Покаяться перед смертушкой не дали, лишили надежды на Спасение. А висельники? Ежели человека за шею повесить, душа его выход найти не может. И отлетает через срачный ход. Оскверненной на небеса возносится. Лиходеит Сесека, никак не успокоится. Вешает другой день народ православный.
— Головы рубите, да душ не губите! — со значением ответствовал унтер. — Кто таков этот Сесека?
— Главарь ватажников, что город на клинок взяли у прошлого года. Сам себе назначил воеводой. Никакого сладу с ним нет.
— Разберемся!
Унтер ушел, а все спать завалились в сарайке, отведенной под постой. Вернулся не один — еще две команды привел с такими же, как сам, старыми служаками во главах.
— Айда до воеводы. Нам судно потребно, чтоб по воде до места добраться.
Перезнакомились с пришлыми ратниками, никакого из знакомцев не встретили. Наметились гурьбой за унтерами поспешать, да вышла промашка. Забегали служивые и быстро всех построили. Барабанщики вперед, призывники колонной, унтера пообочь строя зашагали с важными видом. Загребая пыль босыми ногами, ратники пытались им соответствовать, да не больно-то и выходило.
У крыльца городской управы лаялись два человека: один в потертом мундире и треуголке, другой — видом чистый варнак, пистоль за кушаком, на боку сабля, на башке не поймешь что понакручено. Видать, тот самый главный вор Сесека. Заслышав барабаны, примолкли. Как команда прибыла, продолжили свой спор.
— Я есть назначенный от Москвы военный и гражданский начальник этому городу, а ты, атаман, обязан мне подчиниться. Немедленно прекратить насилие и грабежи населения.
— Козьему стаду ты начальник, — глумился Сесека, оправдывая свое прозвание. Шепелявил сквозь пеньки давно выбитых зубов. — Прикажу тебя повесить. Царем ведь заповедовано: «И буде кто против меня противник и в недоразумении, таковым не будет от меня милости: голова отрублена и пажить ограблена».
— Я не изменник царю. Я присягу давал! И горжет отличительный имею, — ткнул себе под подбородок ахфицер, в серебряную бляху на цепочке с именем Петра Федоровича.
Все три унтера вышли вперед. Коротко глянули на отрезанную косичку ахвицера, на горжет. С презрением оглядели его сробевшую команду из пяти солдат.
— Пошто безобразишь, атаман? Аль не разглядел, что пред тобой люди государевы и барабаны при нас? Могем и иной знак показать.
— У меня к вам злобы нету. У вот к этому…
— Давно уже царем сказано: «Кои из дворян сами явятся и принесут повинную, тех прощать и в казаки писать, и в службу назначать». Завсегда по совести, а того паче по приказу поступать должно.
— Да я вас…
Унтер Сенькиной команды не дослушал. Кулаком махнул по виску — Сесека повалился.
— Остервенение скверных душ должно выжигать каленым железом. Вяжите, его ребята! Вы, вашбродь, послали бы своих солдатиков остальных ватажников похватать. А мы подмогнем вам для укрепы. Людишкам воровским никакого снисхождения не будет.
— Благодарствую! Чем отплатить за заботу вашу?
— Корабль нам нужен до Волги добраться.
— Постараюсь найти.
Ахфицер-то постарался, да больно нескладно у него вышло. С небрежением, какое случается, досталось команде рекрутов судно отставное, на дрова определенное. Сквозь худые доски из трюма солнце видать. Чуть ветер, судно станет скрипеть и с бока на бок валится. Бывало, корабельщики назначенные были готовы спасать свои животы на лодках, да у унтеров не забалуешь. Воду черпали, молились, доски в пазах крепили. Так и добрались с именем Господа на устах до нужного места. А что страху натерпелись — то не беда. Солдат к страху привыкать должОн.
Глава 9
Утро ни черта не красило стены древнего Кремля. Я хмуро разглядывал со своей приватной смотровой площадки ту разруху, которая царила на прославленном холме. Поджидал своих «заплечных дел мастеров», вот и нашел время подумать о квартирном вопросе.
Долгие годы небрежения столицей, а еще больше архитектурный каприз «женушки», к которому она быстро остыла (гигантский проект Баженова), нанесли непоправимый вред всему кремлевскому комплексу. Жить по сути негде, кроме как в Теремном дворце. Зимний дворец Растрелли, простоявший много лет пустым, мал и непригоден для жилья. Особый покой, возведенный для Катьки, напротив Сретенской церкви, разобрали. Под снос пошли и Житный с Денежным дворы, Запасной дворец Годунова, длинный корпус старинных приказов, дворы соборного духовенства, часть монастырских подворий и многое другое. От всего былого великолепия остались руины в виде фундаментов или уцелевшей подклетной части — жуткое зрелище. Обитать посреди замороженной на начальном этапе стройки врагу не пожелаешь. Все это безобразие «украшала» здоровенная коровья лепешка в виде разобранной южной стены с башнями и снесенных Набережных садов.
«С этим нужно
