Опричник - Геннадий Борчанинов
И правда. Чего это он.
— Не убили хоть? — спросил я.
— Не… — сказал Никита. — Хотя и хотелось.
Мне тоже. Но нельзя. Раз уж государь велел доставить его к нему, надо доставить. Главное, чтобы он дорогой не помер от воспаления лёгких. В эти времена можно было проще простого отъехать в мир иной от банальной простуды. Антибиотиков нет, противовирусных нет, даже банального парацетамола нет, сплошные народные средства.
Заболеть я действительно опасался. Боялся и раньше, а теперь, после этого купания, боялся вдвойне. А ведь тут, между прочим, не только простуда могла убить. При особом везении подцепить можно было что угодно, от банальной оспы, которой Никита Злобин, кстати, не болел, и до самой натуральной чумы. Я хоть и мыл руки, и ел-пил только из собственной посуды, и всячески старался себя обезопасить, всё равно на сто процентов застрахован не был.
— Я тебе сухое вот принёс, — сказал Никита.
— Спаси Христос, — поблагодарил я. — Если сапоги с шапкой мне отыщете, вообще хорошо будет. Тут, кажись, торг неподалёку, на этом берегу.
— Всё тут есть, — сказал он.
Чтобы скинуть с плеч толстое одеяло, понадобилось недюжинное волевое усилие. Но я встал, развязал принесённый узелок и оделся в сухое, простые тёмные штаны, чёрный подрясник с узкими рукавами и суконный кафтан. Шапка досталась вытертая, поношенная, чужая, но зато сапоги подошли идеально, как на меня сшиты.
Я подобрал свой пояс с саблей, всё ещё влажный, достал саблю из ножен, вытер тряпицей. Всё нужно будет чистить, и саблю, и пистолеты. Занятие на целый вечер. Когда опоясался, вновь посмотрел на Овчину.
— Лодочника-то достали? — спросил я.
Опричник вновь замялся.
— Да он вроде к той стороне уплыл…
— Ладно, — проворчал я. — Пошли, не будем время терять.
Я вышел на улицу, снова ощущая, как холод забирается под одежду, увидел опричников, ждущих только меня. Ко мне тут же бросился дядька.
— Никитка! Слава те, Христе! — выдохнул он.
Не представляю, что он чувствовал, видя, как на его глазах опрокидывается лодка со мной внутри. Да он бы сам первым в воду кинулся, чтобы меня спасти.
— Всё в порядке, дядька, — тихо сказал я, хлопая его по широкой спине. — Жив-здоров, подумаешь, искупался малость, ты же вот сам на Крещение в прорубь окунался…
Опричники все уже были готовы ехать, а вот наш арестованный князь сидел на земле с разбитым носом и заплывшей мордой. Отпинали его со всем усердием. Сушить его тоже никто не думал, так что он крупно дрожал, обняв себя за коленки, как малый ребёнок, и истекал водой. Под ним набралась уже порядочная такая лужа.
— Тоже его высушить надо, — сказал я. — Не то помрёт до того, как к государю доставим. Рубище хоть какое дайте ему.
Пара опричников брезгливо, будто купался князь не в Оке, а в выгребной яме, потащили его к избе. Окоченевший Ростовский не сопротивлялся.
— Думаю, лучше об этом не болтать лишний раз, — сказал я.
Опричники закивали, хотя я знал, что всё равно история разлетится по всей Москве, по дороге обрастая небывалыми подробностями, что Ростовского пытались вызволить вятские ушкуйники или речные пираты, а мы отбивались, стреляя из пушек.
Команда поддержки князя Ростовского, впрочем, не показывалась. Нас тут было в разы больше, и никакой лихой налёт не помог бы им вызволить своего патрона, хотя что-то мне подсказывало, что они держатся где-то поблизости, наблюдая из укрытия.
Постоялый двор мы покинули только через час, выехали большой кавалькадой, устремляясь на запад, к Москве. Опального князя, одетого в дырявое рубище из мешковины, привязали к седлу спиной вперёд, чтобы ему опять не взбрела в голову какая-нибудь глупость. А ведь мог ехать спокойно, со всем почётом, и даже пояс ему бы вернули.
И без того немаленькое лицо Семёна Васильевича распухло, как будто он сунул харю в пчелиный улей, глазки заплыли, разбитые губы напоминали лепёшки. Душу опричники отвели знатно, иначе и не скажешь. Ладно хоть не убили ненароком.
С лодочником расплатиться так и не удалось. Он, вроде как, выплыл к родному берегу, и возвращаться отказался, так что поставлю за его здравие свечку в церкви, да и всё.
Ехали всё больше шагом, на рысях князя Ростовского начинало мотать в седле, как тряпичную куклу. Его держали в плотной коробочке, закрывая со всех сторон своими телами, а развязывали только по большой нужде. Доверия к нему уже не было. Караул несли круглосуточно, подступы к нашим лагерям надёжно охранялись тремя линиями охраны. Возможно, это вновь паранойя, но в этом деле лучше перебдеть, тем более что попытка к бегству уже была.
С каждым днём Ростовский выглядел всё мрачнее и печальнее. Его уже один раз приговорили к казни за измену, и в тот раз церковники уговорили Иоанна заменить казнь ссылкой, но в этот раз у него такого шанса не будет. Отправится на плаху, как миленький, главное, довезти его до Москвы.
Будь нас раза в четыре меньше, князя наверняка попытались бы отбить во время одного из переходов по здешним лесам. Да и на почтовых станциях он то и дело пытался выразительно глядеть на тамошних ямщиков и конюхов, моля о помощи. А когда мы на одной из таких станций столкнулись с отрядом помещика, едущего на службу, князь осмелел и снова сделал свой ход. Вернее, попытался сделать.
— Люди добрые! Помогите! Выкрали меня тати, князь я, князь Ростовский! — громко выкрикнул он из седла, привлекая всеобщее внимание.
Позор? Несомненно. Но Семён Васильевич цеплялся за каждую соломинку. То, что он одет был в рубище, ничуть не скрывало его тучной фигуры. А здесь далеко не каждый мог позволить себе быть тучным, так что в его княжеский титул верили безоговорочно и сразу.
— А ну, объяснитесь! — громко воскликнул молодой помещик.
Не новик, но близко к тому, в железной шапке и стёганом кафтане, он вышел в центр двора, требуя объяснений.
— Дело государево, — ответил ему один из опричников. — Ступай своей дорогой.
Но у паренька, похоже, в одном месте свербила жажда погеройствовать.
— Отпустите его немедленно! — потребовал он.
— Сказано тебе, дело государево, не лезь куда не просят, — произнёс другой опричник.
Нам тут вообще нужно было только напоить и накормить лошадей. Ночевать мы предпочитали в чистом поле. Не знаю почему,
