На афганской границе - Артём Март
— Не пойдет. Если закрутится, мне будет не до того, чтобы за тебя заступаться.
Мамаев нахмурился. Взгляд его на миг остекленел от задумчивости.
— Не надо за меня заступаться, — сказал он неожиданно решительным, погрубевшим голосом. — Я… Я сам…
— Тебе достанется.
— И пусть. Я ж… Я ж получается как предатель… Я ж теперь в глаза тебе не смогу посмотреть…
— Федор, — я вздохнул, — если начнется драка, и это всплывет наружу, для всех нас будут последствия, вплоть до ареста. Ты собираешься в этом участвовать?
— Да, — ответил он, сглотнув ком.
Я улыбнулся.
— Растешь. Ладно. Идем. Но знай, сейчас ты отвечаешь за себя сам, что бы ни случилось. Понял?
— Понял, — кивнул Мамаев.
Мы пошли в уборную. Мамаев трясся от страха, словно цуцик. Трясся и боялся, просто чуть не падал в обморок от страха. Я видел это по его глазам, по его движениям. Тем не менее, солдат, которого считали мягкотелым мамсиком, шел почти на гарантированную драку, переламывая себя через колено.
Вдруг ощутил я, что испытываю хоть и небольшую, но гордость за Мамаева. Походила она на ту, которая бывает у командира за своих ребят, отлично исполнивших боевую задачу. А для Мамаева же, пересилить свой робкий характер — по-настоящему боевая задача. И пока что он справлялся.
— Так-так… — Проговорил Гришка Бодрых, когда мы с Федей вошли в уборную.
Он, со вторым сержантом. Ждали нас там пока что вдвоем. Оба были в галифе и майках, а еще при кирзачах. Второго сержанта звали, вроде, Серегой. А вот третьим оказался кругломордый Сеня по фамилии Лопин. Тот самый, чьих дружков я раскидал на станции, по пути в Московский. Он появился со спины и захлопнул за нами дверь. Стал на входе.
— Ты, Мамаев, молодец, — нахально хмыкнул Бодрых, — приказание выполнил как надо. Теперь свободен. Лопин, дверь ему открой.
Бодрых, видать, ожидал, что Федя тут же исчезнет за дверью, и очень удивился, когда он остался со мной. Это было видно по удивленному лицу сержанта, а еще по тому, как он вопросительно приподнял бровь.
— Я сказал, свободен, — повторил сержант с наездом.
— Й-я… останусь, — заикнулся Мамаев.
— Чего?
— Я останусь!
Бодрых засопел.
— Ну, тебе же хуже, Мамаев. — Бодрых бросил тяжелый взгляд на мое левое запястье. — Спрятал, часы, значит.
— Спрятал, — холодным тоном сказал я.
— Очень плохо, Селихов. Мог бы просто отдать. Легче бы отделался.
— Ты, Гриша, легко уже не отделаешься, — ответил я.
Второй сержант, Сережа, невысокий, но плотный и широкоплечий, прыснул. Бодрых рассмеялся, ощерив не очень ровные зубы.
— Какой смелый, ты глянь на него. Один против троих стоишь. Эта тряпка щекастая тебе никак не поможет.
С этими словами Бодрых кивнул на Мамаева. Федя глянул на меня обеспокоено, но увидев уверенность в моих глазах, тоже стал держаться посмелее.
— Бодрых, — начал я, — значит, давай сделаем так. Если не хочешь отхватить по шее, мы просто расходимся и все. Ты уводишь своих ребят, и мы с Мамаевым тоже спокойно идем спать. Для твоего же блага.
Бодрых рассмеялся теперь прямо в голос. Рассмеялся и сержант Сережа. Даже уже шуганый мной когда-то кругломордый Сеня расплылся в робкой улыбке, а потом и вовсе мерзковато захихикал.
— Ты че, запах, гонишь, что ли? — Выдал Бодрых, — ты мне, мля должен! Не хрен грабли свои раскидывать, где не надо! Часы мне разбил! Два года ходили как надо, и на тебе! Ты и твой дружок Уткин мне их угробили на марш-броске! Теперь по справедливости, ты мне отдашь свои. Но сначала надо тебя уму-разуму поучить. Что б не был такой дерзкий.
— Ну нет, так нет, — пожал я плечами. — Второй раз я предупреждать не буду.
— Ты себя видел, предупреждальщик⁈ — Ехидно захохотал Бодрых, а потом вдруг крикнул: — Сеня!
Внезапно, Лопин схватил меня со спины, сцепил на груди руки в замок. Мамаев испуганно отшатнулся. Оба сержанта кинулись меня бить.
Я не растерялся. Резко подался вперед, оперся о колено и использовал инерцию тела самого Сени, чтобы перекинуть его через себя. Кругломордый со смачным хлопком бухнулся на кафель туалета и тут же получил от меня удар в солнышко. Сеня захрипел, раскашлялся, корчась на полу.
Не успел я встать, как сержанты налетели на меня парой. Бодрых был легким и щуплым, а вот второй, Сережа, оказался сильным малым. Я почувствовал груз его массивного тела, когда сержант навалился на меня, чтобы сбить с ног на пол.
Внезапно вес этот тут же куда-то делся. Когда я поднял голову, увидел, как Мамаев, вцепившись Сереже в одежду, оттягивает его в сторону.
«Красава!» — Пронеслось у меня в голове, а потом я принялся вставать вместе с повисшим на мне Бодрых.
Когда поднялся, Бодрых повис у меня на спине. В этот самый момент Сергей кинул Мамаева через бедро, и тот хлопнулся об пол не менее смачно, чем Семен. Приподнялся на локте, с глухим стоном. Видать, отбил хребет.
Ну и я не мешкал. Просто бросился спиной на стену, приложив о нее Бодрых. Вместе мы хлопнулись о выложенную на ней плитку, сползли под стену. Бодрых за спиной хрипло и громко вздохнул, пытаясь вернуть в грудь весь выбитый оттуда воздух.
Едва успел я вскочить, как Сергей был тут как тут. Он врезал мне в душу так, что, казалось, задрожали ребра. Я снова приложился спиной о стену, но устоял. При этом, видать, наступил на Бодрых. Я почувствовал под нагой что-то мягкое, а Бодрых в этот момент пискнул от боли.
Борясь с собственным дыханием, я схватил руку Сережи, когда он попытался ударить меня в грудь второй раз. Привычным движением, я заломил ее сержанту за спину, пнул того под калено. Сережа аж на землю осел. Тогда я толкнул его вперед, и он растянулся на полу. Я оказался сверху и надавил ему коленом между лопаток.
— Пусти! Пусти, сука! — Заорал он, а потом вдруг вскрикнул от боли. Это я выкрутил Сергею запястье.
Потом схватил указательный палец.
— Я щас буду тебе пальцы по одному выламывать, — сказал я злобно, — если не успокоишься.
— Иди к чертовой матери! — Огрызнулся Сергей и снова застонал, когда я стал выгибать ему указательный. — Стой! Стой! Ладно, не надо!
