Княжич варяжский - Александр Владимирович Мазин
Двое остающихся дружно закивали: не требуется. Исполнен ряд. Дальше сами.
— Вот и ладно, — завершил совещание Сергей. — Тем, кто еще со мной, напоминаю: никому не платите, ни с кем не спорите. Всем говорите: вы мои. Что не так — сразу ко мне отправляете. Да не бойтесь вы! — Он снова засмеялся, увидев, как напряглись лица купцов. — Не в холопство ко мне идете, в товарищи[9]. Все, разбирайтесь по местам и двинулись. Хочу до полудня в смоленском Детинце быть.
Здешний летний волок, как водится, совпадал с зимником. И вел, как и следовало ожидать, прямо к Днепру. Причем пригороды Смоленска начинались задолго до того места, где суда снимали с катков. Сначала могилки. Много могилок. Они «украшали» обе стороны дороги так же, как некрополи — обочины древнеримских виа. С поправкой, разумеется, на религиозные традиции. Следующим по дороге эти заснеженные холмики с мертвыми скандинавами проблем не создавали. В отличие от скандинавов живых, решительно преградивших путь санному поезду. Застава. За ней начинался посад. Огромное поселение, надо отметить. Побольше, чем все Белозеро с пригородами. Просторные дворы, дымы над крышами, лязг кузнечных молотов, мычание запертой на зиму скотины…
И три здоровенные наглые нурманские орясины прямо посреди дороги.
Сергей остановился. Справа — Машег, слева — Наслав, выбранный за типично варяжскую внешность. Включая отрастающие усы. Обязательный на менее обжитой территории дозор здесь, в предместье Смоленска, Сергей отменил. Был уверен, что здешние разбойники по лесам не прячутся, а действуют под официальным знаменем князя-конунга.
Дорожный сбор в Смоленске, как и везде, изрядно варьируется. В зависимости от того, кто едет и куда.
С новгородцев обычно драли три шкуры, если у тех не было специального договора с Харальдом-конунгом. Белозерских тоже обдирали, но несколько более умеренно. Это Сергей уже от своих знал.
Дорожное мыто — это нормально. И Сергей был не против заплатить. В принципе. Но намеревался сделать это правильно. То есть — с чувством собственного достоинства и не какому-нибудь мелкому стражнику на заставе, который стопудово присвоит изрядную часть налога и по этой «уважительной» причине будет стараться осуществить налоговый сбор лично. А уж учитывая длину санного поезда, которым предводительствовал Сергей…
В общем, ожидания у смоленских мытарей были феерическими.
А вот техника «приведения к покорности» была стандартной. Сразу показать, что в курятнике петух.
— Стой, варяг! — заорал могучий нурман с секирой удвоенного веса, более подходящей лесорубу, а не воину. — Мыто!
Варяг, значит. Наблюдательный громила. Подобающих усов на Сергеев подбородок не свешивается. За отсутствием. Усов, естественно, а не подбородка. Однако узоры на сапогах варяжские. И на флаге, что украшает копье, которое держит Наслав, помимо Морского Коня имеется знак белозерского князя. Да и сам Наслав — типичный варяг.
То, что помимо географической привязки княжья отметка на знамени сообщает также о том, что владелец данного флага — близкий родич белозерского князя, громилу с топором не смутило. То ли внимания не обратил, то ли не знал смысла, а может, сам по себе не блещет ни умом, ни внимательностью, а вперед выставлен, потому что здоровенный и глотка луженая.
Сергей остановил коня в двух шагах от громилы. Ну да, среди мытников он точно не главный. Главный вот, стоит чуть поодаль, тоже нурман, постарше и поменьше размером, зато прикинут побогаче и прищур характерный: выжидающий. Поддастся гость торговый грубому наезду — отлично. Не поддастся, захочет собственную значимость продемонстрировать, тоже неплохо. Надо всего лишь так повернуть, чтобы высказанный за неуважение протест прозвучал не против конкретного стража, а против Закона. Против обычаев и князя-конунга то есть. И тогда всё. Никакая спесь, никакая грозная охрана не помогут. Мимо Смоленска дороги нет. И единственный выход: договориться с исполнителями, чтобы те не донесли дурные слова до конунга Харальда.
Сергей с ответом не торопился. Изучал «начальника таможни». Взгляд с седла имеет определенные преимущества. Потому что — сверху.
Он изучал противника, противник изучал его. И ничуть не опасался, судя по выражению бородатой морды. А ведь видел, что имеет дело не с обычной купеческой охраной.
Видел, но явно недооценивал. Не зря Сергей все свое золото снял и в сумку спрятал. Он играл в ту же игру. Кто первый ляпнет, не подумавши. Недооценка противника провоцирует. Хотя нурманов особо и провоцировать не надо. Они сами кого хочешь спровоцируют.
Но первым «ляпнул» не смоленский таможенник, а Машег.
— Варт, гляди какой храбрый кабанище! — весело произнес хузарин по-словенски. — Так неуважительно разговаривать с хёвдингом. Помнится, мы убивали и за меньшее. Давай я его убью! — И потащил из чехла лук.
— Да ну его! — так же демонстративно мотнул головой Сергей. — Потом виру платить.
— Да сколько той виры? — воскликнул Машег. — За смерда-то! На топор его глянь! Это ж не воинское оружие!
Отменно сказано. Сергей сам не сумел бы лучше.
А вот нурманову красную от мороза рожу аж перекосило.
— Да ты…
— Рот закрой, червь, когда старшие говорят! — высокомерно перебил его Сергей. Он говорил уже по-нурмански и обращался непосредственно к главному «таможеннику»: — Эй, хускарл! Вели своему лесорубу убраться с дороги воинов!
Хорошо сказал. Спесиво. Звонко. Даже с этаким тонким привзвизгом, характерным для нервничающего юнца с ломающимся голосом.
— Ты, варяг, забываешься! — прорычал «таможенник». — Мы — хирдманы смоленского конунга! Долой с коня, варяжонок, и товар на осмотр, если не хочешь испытать гнев конунга Харальда Бирнирсона! Тор мне свидетель: я научу вас уважению! Я…
И будто поперхнулся.
Потому что мимо саней, по обочинам зимника, к голове поезда выезжала нурманская гвардия Сергея. Две дюжины увешанных оружием и ценностями хускарлов с Дёррудом и Грейпом во главе.
— Ух ты! Что я слышу! — прорычал Дёрруд побасовитее смоленского мытаря. — Неужто тебя оскорбили, мой хёвдинг? — Убийца остановил коня слева от Сергея, подвинув лошадь Наслава. — Ну наконец-то веселье! Надеюсь, в круг со мной выйдет не этот лесоруб, а тот, с серебряной пиписькой на шее?
Точно. На шее у старшего — цепка, а на цепке — серебряный знак бога Фрейра.
Сергей как-то даже внимания не обратил, но у Дёрруда на такое взгляд наметан.
Поклонник Фрейра… И какой вывод из этого можно сделать?
Вывод сделал Грейп.
— Точно, пиписька! — гоготнул он. — И мелкая какая. Небось со своей отливал!
— Такой разве отольешь! — подхватил Машег, для которого подобный «подштанный» юмор был
