Анатолий Спесивцев - Атаман из будущего. Огнем и мечом
Однако к войне страна готовилась ускоренными темпами. Да, обманутые сладкозвучными французскими и шведскими дипломатами русские оказались в войне против поляков один на один и проиграли. Но сейчас-то панов бьют, считай самостоятельно, казаки, проще говоря – разбойники с большой дороги. Если так и дальше будет продолжаться, сам Бог велел вернуть под руку православного государя Смоленск и Чернигов.
Весь Северный Кавказ – привычное дело – воевал. В Кумыкии продолжалась война с осколками шамхальства. Гребенцы, кабардинцы, калмыки и окоты, уничтожив два северных кумыкских царства, планомерно выжигали и разоряли два центральных. Кумыки, засев в труднодоступных твердынях, отчаянно и умело отбивались.
В Кабарде увлеченно продолжали резать друг друга кабардинцы. Что уже вынудило вернуться на родину большую часть кабардинцев, участвовавших в замирении Кумыкии. Тенденции к затуханию братоубийства пока видно не было.
В многоплеменной Западной Черкессии война не прекращалась никогда. Некоторые из вернувшихся с богатой добычей рыцарей обнаружили, что ни домов, ни семей у них уже нет. Пока они добывали славу и деньги за границей, соседи заботились разорением их домов, убийством и продажей в рабство их родных и близких. Естественно, пошли ответы – кровная месть на Кавказе была святым делом.
Леван Дадиани решился и двинул войска на юг. Царь Имеретии Теймураз III Багратиони предвидел такой поворот событий и успел собрать войско. Недавно вернувшись из мингрельского плена, в который попал, проиграв сражение еще в тридцать четвертом году, он надеялся взять реванш. Из-за его плохого состояния здоровья войско возглавил его сын Александр. Под стенами Кутаиси, своей столицы, они попытались разбить армию вторжения. Ожесточенный бой был недолгим. Удар трехтысячной навербованной Дадиани черкесской конницы опрокинул левый фланг имеретинского войска и решил судьбу битвы. Теймураз и Александр вынуждены были спасаться бегством. Казна им для этого была подготовлена заранее.
Учитывая, что Имеретия и Мингрелия были провинциями Османского султаната, то и искать защиты стоило у султана. Ближайшим человеком, так себя называвшим, был Ахмед Халебский. К нему-то имеретинский царь с сыном и бежал, моля о восстановлении на троне и наказании зарвавшегося владетеля Мингрелии. Но Ахмеду было не до грузинских разборок. Подношения его окружение от Багратида охотно брало, однако исполнять его просьбу не спешило. Новоявленному султану нужна была реальная помощь в предстоящих внутритурецких разборках, Теймураз III же сам просил о помощи.
Дело решилось после прибытия посольства от Левана Дадиани. Он заявил о своей покорности, прислал богатую дань (собранную с Имеретии) и сообщил о движущемся на помощь Ахмеду войске – трех с половиной тысячах тяжелой конницы. Правда, предупредив, что черкесы – наемники, им придется платить. Шедшие с черкесами пятьсот имеретинских дворян были им посланы с иезуитской целью – отмазаться от помощи Ахмеду, если он проиграет в борьбе за власть. Мол, помогали только черкесы и имеретинцы, ни одного мингрела там не было. Когда же Ахмеду доставили доказательства просьб Теймураза III о переходе под руку московского царя, со свидетельством об этом католикоса-грека, имеретинского царя и его сына тихо удавили, присвоив все, что они с собой привезли.
Еэн-паша и Мусса-паша работали с интенсивностью большей, чем рабы на кадирге во время погони за вражеским судном. Тем хоть иногда дают передохнуть, чтоб не сдохли раньше времени. Паши, ввязавшиеся в борьбу за власть, себе отдыха позволить не могли – в Стамбул пришел голод. Первые признаки его грядущего наступления появились раньше, когда казаки резко сократили османское мореходство на Черном море, хлеб пришлось из Болгарии и Валахии везти сушей, что немедленно подняло его цену. Из Анатолии подвоз продовольствия прервался совсем, оно было нужно для прокорма хозяйничающей там армии оджака.
Морские перевозки прекратились почти полностью. На Черном море свирепствовали казаки, лишь иногда вдоль берега Румелии удавалось проскочить в столицу судам из северных портов провинции. Эгейское море было в руках венецианцев и греческих корсаров. Даже в полностью вроде бы контролируемом Белом (Мраморном) море порой бесследно исчезали османские корабли. Таким образом, можно было рассчитывать только на поставки провианта по суше. Пусть более дорогой, но в Стамбул хлеб попадал.
Несколько месяцев Еэн и Мусса выкручивались за счет усиленного обдирания Румелии. Начинающую бунтовать бедноту безжалостно отправляли во вспомогательные части стремительно растущей армии. Но когда в Румелию вторглись орды ногаев и татар, превратив весь юг и центр полуострова в разворошенный муравейник, поставки резко снизились. Часть урожая пошла на прокорм скота вторгнувшихся орд, другая не могла быть доставлена из-за реквизиций, производимых кочевниками.
Между тем население Истамбула росло не по дням, а по часам. Туда сходились и съезжались люди из многих мест, уже к сентябрю его численность вплотную подошла к допожарным цифрам. В страхе перед кочевниками люди прятались за городскими стенами. Самыми надежными не без основания считались стены Стамбула. Туда и хлынули толпы болгар, греков и турок. По суше снабжать продовольствием растущее население становилось все труднее, на юге море попало во власть венецианцев и греческих пиратов, цены на хлеб и мясо поползли вверх уже с такой скоростью, что впору было говорить, что они побежали.
Если буджакская орда сильно на производство и перевозки продовольствия не повлияла, остановившись в Добрудже, то приход крымских татар вызвал настоящую катастрофу. Они перекрыли (конечно же, невольно, но кому от этого легче?) большую часть дорог в Истамбул из центральных и северных вилайетов Румелии.
Цены на еду в городе взлетели вверх, будто ядро, запущенное из мортиры. Слишком многие не имели столько денег, и они вышли на улицы. Разразился самый настоящий стихийный бунт городской бедноты. На счастье Еэна и его команды, восстание не было организованным и его удалось, пусть и не без напряжения, подавить. Однако не надо было быть пророком, чтобы предвидеть его повторение.
Когда на следующее утро к Еэну-паше пришла делегация священнослужителей во главе с назначенным им самим шейх-ул-исламом, он подумал, что они будут упрекать его за пролитую на улицах столицы кровь мусульман, чего Пророк не одобрял в крайней степени. Однако он не угадал. Муллы пришли защищать земельные права гяуров. Они потребовали немедленно, сейчас же убрать из Румелии татар и ногаев, уничтожающих посевы и дома законопослушных жителей, пусть и неверных.
«Татары разорили вакуфные[10] земли! – сообразил Еэн. – Теперь, хочу я этого или нет, надо срочно идти в Анатолию. Потому как за свои доходы муллы кого угодно с дерьмом смешают. При их противодействии у меня не будет ни единого шанса в борьбе за власть».
– Воля служителей Аллаха для меня священна. Сегодня же начинаем переправу татарской орды в Анатолию.
Подготовка к этому важному делу велась не первый день, заслон, оставленный оджаком, был давно частично уничтожен или разогнан, но двигаться через пролив Еэн не спешил, ему с военной точки зрения было выгоднее тянуть, собирать силы.
«Однако Аллах, приславший мне почти сто тысяч конников, посчитал иначе. Кисмет. Все в руке его».
Переправа началась к обеду.
Еврейские общины Стамбула ощутили опасность от роста цен и нехватки продовольствия как бы не первыми. Их лидеры вспомнили предупреждения евреев с Дона и легко добились у Еэна права переселиться в Палестину. Для этого им даже не пришлось давать большую взятку, великий визирь рад был разгрузить переполненный город. Самой большой проблемой было добиться у венецианцев и греческих корсаров гарантий неприкосновенности. Вот это стоило весьма немалых денег. Уже в сентябре первые корабли с евреями-переселенцами потянулись в Палестину, на родину предков.
По иронии судьбы, первыми, после переселенцев из русских земель Польши, из города стали отплывать романиоты, потомки евреев, поселившихся еще в византийском, если не римском, Константинополе. Эта община была слабее и сильно пострадала от двух пожаров подряд, тридцать седьмого и тридцать восьмого годов. Большая часть ее членов не могла уже прокормиться при таких ценах на хлеб и вынуждена была согласиться на предложение, от которого нельзя отказаться, – переезд в Палестину. Вслед за ними потянулись и бедняки из пока процветавших общин сефардов и ашкенази. Ненавидимые почему-то евреями Стамбула, караимы двинулись из города на северо-восток, на Керченский полуостров Крыма, где вполне благополучно жили их единоверцы.
Скот татар, из-за которого так плохо стало с пропитанием в Истамбуле, в этот момент помог выжить очень многим жителям столицы. Часть его, причем значительная, была пущена на прокорм оголодавших стамбульцев. Семьи татар и ногаев, вместе с сильно поредевшими стадами, потянулись вслед за армией последнего Османа, Мустафы. И своими мужчинами, большая часть которых в эту армию была мобилизована. До семидесяти тысяч стамбульцев пошли вместе с Еэном в качестве рабочей силы, тысяч пятнадцать влились в пехоту румелийской армии.
