Студент 2 - Всеволод Советский
— Да.
— Ладно. Пошли, прогуляемся немного. Мне как раз там на трамвай и домой.
В этот момент мы уже были на выходе. Миновали входную группу — два ряда высоченных двустворчатых дверей темного дерева со стеклами с благородно-зеленоватым отливом. Вышли на пустое крыльцо.
Вот тут я ощутил близость осени так, как еще не было. Закат уже окрасил половину неба. Справа, от лесного массива ощутимо тянуло холодком, и я заметил в листве желтые пряди, раскиданные там и сям. Как-то я то ли не замечал, то ли в самом деле они так проявились лишь в последние пару дней…
Хафиз шутливо подтолкнул меня плечом:
— О чем задумался?
— Ну, о чем! Первый учебный год в институте. Еще несколько дней…
— Не боись! Не боги горшки обжигают.
— Даже не думаю бояться. Но спортивный азарт есть.
— А вот это как раз и хорошо. Ну — айда!
И мы пошли по направлению к общаге. Хафиз заговорил:
— По-товарищески, ты говоришь… Согласен. Только ты понял, что этот разговор сугубо между нами?
— Разумеется.
Он все-таки еще помолчал секунды две, прежде, чем сказать:
— Видишь ли, профессор Беззубцев… это особая статья.
Я сделал вид, что впервые слышу нечто в этом роде:
— То есть?
— Мягко говоря, не очень хороший человек. Но доказательств этому никаких. Понимаешь?
— Да, — я серьезно кивнул.
— Бывает так, — секретарь усмехнулся. — Со всех сторон, куда ни глянь — достойный член общества. И по анкетным данным, и по профессиональным качествам… Кстати, специалист он экстра-класса! Говорю это тебе, как бывший студент, у него учившийся. И экзамен сдавший. На «отлично». М-да… Вот и выходит: все гладко, все сладко, а нутро гнилое. Бывает такое в нашем обществе, надо это признать. Ловко подстроился под него, и живет, и даже процветает… Социальный вирус!
— Ничего себе… — я постарался сделать удивленный тон. — Что, даже так⁈
— Уверен, — жестко усмехнулся Хафиз. — Но доказательств нет! Повторюсь. Улавливаешь ситуацию? Парадокс!
— Улавливаю, — ответил я, уже догадываясь кое о чем и, конечно, не показывая этого.
— Вот послушай, — сказал он, понизив голос, и невольно оглянулся. — Послезавтра придешь ты к Столбову… Знаешь, ты старику явно глянулся. Вот так, с первого раза. А он очень строг к людям. Уж я-то знаю, поверь мне! Ведь он…
И здесь Хафиз поведал мне кое-что не то что уж такое неожиданное, но очень интересное.
Оказывается, Андрей Степанович во время войны служил в контрразведке. СМЕРШ — так это называлось в те годы. Попал туда как человек по тогдашним меркам образованный: работал техником на строительстве огромного завода, одного из флагманов второй пятилетки. Учился заочно в институте и посещал литкружок. И когда грянула война, и студента-заочника мобилизовали, то с таким багажом знаний он попал в штаб армии, потом фронта, а потом очень скоро очутился в отделе контрразведки…
Хафиз вздохнул почему-то:
— Ну, а потом жизнь его потерла, помотала… Знаешь, тут роман можно написать! Ну да ладно. Ты сам постарайся вывести его на разговор о Беззубцеве. Думаю, с тобой он поделится… Ну что — пришли? Все, бывай! В комитет заходи в любое время, как к себе домой!..
На этой оптимистичной ноте мы расстались.
Ну что? Я остался доволен. Информация к размышлению порядочная, есть над чем поломать голову. А это дело мне всегда нравилось.
Проходя мимо третьего этажа, я испытал соблазн заглянуть в триста двенадцатую… Но я себя преодолел. Поднялся на четвертый, и уже на подходе увидал, что дверь приоткрыта, и услыхал, как Витек бойко бренчит посудой и даже напевает что-то…
Вот как. Любопытно!
Глава 16
Из приоткрытой двери тянуло вполне аппетитным запахом какой-то пролетарской снеди. Толкнув дверь, я открыл, что источник аромата — алюминиевая кастрюля, над которой дымится легчайший парок. А кроме этого уже стоят тарелки, нарезан хлеб и даже стаканы стоят.
— О! — радостно вскричал сосед, завидев меня. — Базилевс, как ты вовремя! А я было подумал — ну, вот остынет сейчас… Стол накрыт, садитесь жрать пожалуйста!
— С удовольствием… — отчасти на автомате ответил я. — Это что, можно считать торжественным ужином?
— Можно и так, — гордясь собой, сказал Витек.
— Причина?
— А ты не догадываешься? — он хитровато прищурился.
Я догадался.
— Оставили на химфаке?
— Да! — счастливо выпалил он. — Представляешь, сегодня вызвали в деканат и объявили. И говорят: скажи спасибо другу своему Родионову! Прямым текстом. Вот я и говорю! И угощаю. Садись… Нет! Дверь сперва закроем.
Мы заперлись, и как старик Хоттабыч, Витька из каких-то недр торжественно извлек две бутылки «Старопрамена».
— Вот! Подставляй стакан, отметим!
— Ты потише горлань.
— Ух ты, верно говоришь… Уже народ возвращается. Все, последние денек-другой живем вольготно, вот-вот общага заполнится… Слушай! Надо с Санькой перебазарить. Он, говорят, со старостой этажа — рука руку моет, да и с Кондратьичем, с комендантом, у него все смазано, где мазать надо… Я к чему? Надо, чтобы к нам нормальных парней подселили, а не какую-нибудь там шалупонь. Побалакаем с Сашкой?
Все это говорилось параллельно с тем, что Витек накладывал на тарелки вкусно дымящиеся макароны с тушенкой, откупоривал бутылки и разливал пиво по стаканам.
— Конечно, — согласился я. — Разумный ход. Только переговорные позиции надо усилить.
— Ты что имеешь в виду? — насторожился Витька. Стакан с пивом застыл в руке.
Усмехнувшись, я сказал, что Саше надо бы сделать небольшой презент из товаров Кайзера. Пачку «Лаки Страйк», например. Или красивую ручку. Это и есть усиление переговорных позиций.
Витек, слушая это, успел отпить примерно полстакана и слегка потускнеть. Кто-то другой наверняка бы этого не заметил, но я-то уже научился читать мимику приятеля как книжку из серии «Библиотека школьника». Уверен, что и подаренная мне бутылка «Старопрамена» стоила Витьке известной душевной печали, которую он мужественно преодолел, осознавая необходимость отблагодарить товарища.
— Да, пожалуй… — протянул он с интонацией ученого, решающего задачу типа теоремы Ферма или единой теории поля. — Резонная мысль…
Эта фраза, видимо, завершила примирение с неизбежным. Расстаться с ручкой или пачкой сигарет придется. Безусловно, Витька понимал, что это, как сейчас говорят, абсолютно оправданная инвестиция. Понимать понимал, а в глубине души укусил какой-то невидимый комарик.
Я решил избавить его от моральных тягот. По
