Олег Авраменко - Принц Галлии
Девушка с готовностью кивнула.
— О да, сударыни, я буду молчать. Никому ни единого словечка, обещаю вам.
— Вот и чудненько, — сказала Маргарита. — Итак, на чем я остановилась. Ах, да, на твоем целомудрии в замужестве...
— А может, не надо? — попросила Бланка, вновь краснея.
— Нет, душенька, надо. Прежде я избегала таких разговоров, щадила твою застенчивость. Я не сомневалась, что у тебя был роман с Красавчиком, и терпеливо ждала, пока ты не забудешь его настолько, чтобы завести себе нового любовника. Но теперь, когда выяснилось, что...
— Кузина! Прекрати немедленно, прошу тебя. Иначе я встану и уйду... К тому же мне пора в церковь.
— Ну, нет, тебе еще не пора в церковь. У нас впереди почти час времени, и если ты останешься у меня, мы пойдем в церковь вместе. Добро?
— Ладно, — кивнула Бланка. — Но если ты будешь...
— Да, буду. Ради твоего же блага я продолжу наш разговор. Разумеется, в любой момент ты можешь уйти — воля твоя, и удерживать тебя я не стану. Но я настоятельно советую тебе выслушать меня. Обещаю не злоупотреблять твоим терпением.
Бланка обреченно вздохнула:
— Хорошо, я выслушаю тебя. Только постарайся... э-э, поделикатнее.
— Непременно, — пообещала Маргарита. — Я буду очень разборчива в выражениях. Но прежде всего, давай внесем ясность: кузен Бискайский был первым и единственным твоим мужчиной?
— Да, — с содроганием ответила Бланка и тут же в припадке откровенности добавила: — Лучше бы совсем никого не было!
— То-то и оно, дорогуша. Ты испытываешь отвращение не только к Александру, как человеку и мужчине (впрочем, как человек, он в самом деле мерзок), твое отвращение к нему постепенно распространяется на все мужское. Если ты и дальше будешь вести такой образ жизни, как сейчас, то боюсь, что в конце концов тебе станут противны все мужчины без разбора. И тогда ты начнешь баловаться с девочками, вот так-то. И не просто баловаться, что в общем простительно, а отдавать им предпочтение перед мужчинами. — В устах наваррской принцессы это прозвучало как суровый приговор судьбы, как самое худшее, что может случиться с женщиной.
— Маргарита! — негодующе воскликнула Бланка. — Прекрати! Ты такую... такую чушь несешь!
— Так-таки и чушь? Поверь, я рада была бы ошибиться...
— И ошибаешься!
— Не спорю. Может быть, в чем-то я ошибаюсь, многое упрощаю. Но, без сомнений, главная твоя беда в том, что ты живешь как монашка.
— А как мне, по-твоему, следует жить?
— Как нормальной женщине.
— То есть, ты предлагаешь мне завести любовника?
— Ну да, вот именно! Найди себе хорошего парня, крути с ним любовь, рожай от него детей — наследников Бискайи. Пусть дражайший кузен Александр хоть лопнет от злости, но он даже пикнуть против этого не посмеет. Ах, какая это будет жестокая и утонченная месть, подумай только!
— Сударыня, — отозвалась Матильда с осуждением в голосе. — Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?
— А?! — Маргарита грозно уставилась на нее. — Опять проповедь?
— Вовсе нет, сударыня, это не проповедь. Я просто хочу предупредить вас, что вы, может, по незнанию, совершаете тяжкий грех, подбивая госпожу Бланку на прелюбодеяние.
Маргарита удрученно покачала головой:
— Ну, и дура ты, Матильда, в самом деле! Ты ровным счетом ничего не поняла. Дитя малое! Неужели ты не видишь, как Бланка страдает? Неужели тебе невдомек, что главная причина ее страданий — неурядицы в личной жизни?
— Я вижу, сударыня, я понимаю, но...
— Ты предлагаешь ей быть верной женой и снова пустить к себе в постель мужа?
При одной мысли об этом Бланка содрогнулась.
— Ну... — Матильда в растерянности захлопала ресницами. Прежде все в жизни представлялось ей простым и однозначным. Было добро и зло, белое и черное, праведное и грешное, истинное и ложное — но теперь...
— Кузина, — сказала Бланка, выручая Матильду из затруднения. — Если ты думаешь, что это решит все мои проблемы, то ошибаешься.
— Я так не думаю. Я знаю, что тебя тяготит твое положение при моем дворе. Он, конечно, не столь блестящ, как кастильский...
— Не преуменьшай, кузина, твой двор великолепен. Однако...
— Однако хозяйка в нем я. А при кастильском дворе ты привыкла повелевать, привыкла быть в центре внимания, привыкла к всеобщему поклонению. В Кастилии тебя любили и почитали больше, чем твоего отца, Альфонсо и Нору, не говоря уж о Фернандо, Констанце Орсини или Марии Арагонской. Но тут ничего не попишешь. Это мой двор и моя страна, и даже при всей моей любви к тебе я не потерплю твоих попыток играть здесь первую скрипку. Ты уж прости за прямоту, Бланка...
— Все в порядке, я не в обиде. Ты совершенно права: это твой двор, и с моей стороны было бы свинством претендовать на роль хозяйки в нем.
— А между тем, — заметила Маргарита. — Женясь на тебе, кузен Бискайский рассчитывал, что с твоей помощью он станет королем, и наверняка пообещал твоему отцу сделать тебя хозяйкой всей Наварры.
Тут Бланка гордо вскинула голову.
— Ты же знаешь, кузина, я никогда не позарюсь на то, что не принадлежит мне по праву. Могу заверить тебя, что в своих притязаниях на наваррский престол мой муж не получит никакой поддержки ни от меня, ни от Альфонсо, ни от Кастилии вообще. Более того, при необходимости я сама воспрепятствую свершению его планов. Больно мне нужна твоя маленькая Наварра — после всего, что я упустила в своей жизни.
Последние слова кастильская принцесса произнесла с откровенной пренебрежительностью, но горечь, прозвучавшая в ее голосе, помешала Маргарите обидеться.
— Да уж, — согласилась она, — ты многое упустила. Однако я склонна считать, что в случае с кузеном Бискайским ты сама сглупила. Ведь ты у нас такая властная и решительная — что помешало тебе воспротивиться этому браку? К тому времени тебе уже исполнилось шестнадцать, ты стала полноправной графиней Нарбоннской, и даже отец не смог бы лишить тебя этого титула без согласия галльского короля и Сената. В крайнем случае, ты могла бы бежать в Галлию и попросить покровительства у кузена Робера Третьего. Я уверена, что он не отказал бы в помощи невесте своего племянника.
— Да, ты права, — печально ответила Бланка. — Я сглупила, вернее, смалодушничала. Я проклинаю себя за ту минутную слабость, которая обернулась такой катастрофой. Да простит меня Бог, порой я проклинаю отца за то, что он сделал со мной. Я потеряла все... даже дружбу Филиппа.
Маргарита хотела спросить почему, но потом сама догадалась.
— Ага! — сказала она. — Красавчик предлагал тебе бежать с ним в Галлию?
— Ну... вроде того. Был один план, но я, дура, отказалась... Боже, какая же я дура!
Маргарита внимательно посмотрела ей в глаза.
— Все-таки ты влюблена в него, правда?
Бланка горько усмехнулась:
— Какое теперь это имеет значение? Если я и любила Филиппа, то недостаточно сильно, чтобы пойти против воли отца.
Но Маргарита покачала головой:
— Твои рассуждения слишком наивны, кузина. Это в поэмах моего незадачливого поклонника, графа Шампанского, любовь придает людям силы, подвигает на героические поступки, а в реальной жизни сплошь и рядом происходит обратное. Не исключено, что твои нежные чувства к Филиппу Аквитанскому сыграли с тобой злую шутку, и ты...
— Не надо, Маргарита, — перебила ее Бланка, чувствуя, что вот-вот заплачет. — Довольно. К чему эти разговоры? Все равно прошлого не вернешь. Теперь я замужем, а Филипп... Он просит твоей руки.
— И, небось, ты назвешь меня дурой, если я отвергну его предложение?
— Не назву, — ответила Бланка и улыбнулась уже не так горько, как прежде. — Но не могу гарантировать, что я этого не подумаю.
Маргарита зашлась звонким смехом. Вслед за ней позволила себе засмеяться и Матильда.
— Кстати, сударыни, — сказала она, решив, что до сих пор ее участие в разговоре было недостаточно активным. — Вы знаете, что семь лет назад мой братик служил пажом у дона Филиппа-младшего?
— Знаю, — ответила Маргарита. — Кажется, я знаю про твоего брата все, что знаешь ты.
— Ан нет, сударыня, вы еще не все знаете.
— Неужели? — шутливо изумилась наваррская принцесса. — Это непорядок. Так что же я о нем не знаю?
— Что он сегодня приехал.
— В Памплону?
— Да, сударыня. Легок на помине. Вы даже не представляете, как я рада! Братик вырос, еще похорошел...
— И где он?
— Совсем недавно был здесь, вернее, там. — Матильда указала на чуть приоткрытую дверь, ведущую в комнату дежурной фрейлины. — Мы с ним так мило беседовали, но затем поднялся весь этот гвалт, пришли вы...
— Постой-ка! — настороженно перебила ее Маргарита. — Значит, он был здесь?
— Да.
— А сейчас где?
— Не знаю, сударыня. Он ушел.
— Когда?
— Когда вы вернулись от государя и велели всем уходить.
— А ты видела, как он уходил?
