В. Бирюк - Парикмахерия
Интересно, кого Ельнинский вирник Степан Макуха назвал бы в качестве «лорда-маршала»? С подробным описанием «плодов любви»:
«Родила я в замужестве двух сыновей,Старший сын и хорош, и пригож,Ни лицом, ни умом, ни отвагой своейНа урода отца не похож»
Стоп. А не дурак ли я? Моё поколение как-то представляет себе исповедь по католическому варианту. По книгам, фильмам. В основном — в связи со всякими страшными тайнами и кошмарами. А православная исповедь нам мало знакома. Ну, отец Фёдор из «Двенадцати стульев». Воспользовался инсайдовской информацией и погорел.
«На четвёртый день его показывали уже снизу экскурсантам.
– Направо — замок Тамары, — говорили опытные проводники, — а налево живой человек стоит, а чем живёт и как туда попал, тоже неизвестно.
– И дикий же народ! — удивлялись экскурсанты. — Дети гор!»
Один из аргументов при введении Святой Инквизиции на Западе состоял в огромном количестве малолетних монашков, старательно исповедующих дам бальзаковского возраста. Сверстниц они тоже не забывали. Не отягчённые жизненным опытом, но весьма озабоченные сексуально, юноши в сутанах превратили таинство исповеди в сплошное безобразие. Поэтому на Западе достаточно жёстко установилось правило: исповедование без рукоположения — страшный грех и преступление. Это помогло, но только частично: один из бургундских епископов уже в конце Столетней войны хвастался, что увеличил население подведомственной территории более чем на сто двадцать детей. Незаконнорождённых, естественно. Он же епископ католический! Обет безбрачия и всё такое… Новорождённые бургунды и бургундки делались, большей частью, в ходе покаяния грешниц.
Очень удобно: и согрешила, и тут же, «не отходя от кассы», покаялась. «И сонмы ангелов небесных возликуют, глядя на раскаявшуюся душу». Что ж не совместить приятное для себя — с приятным для ангелов? «Ибо один раскаявшийся грешник любезнее Господу, чем десять праведников». Провести десятикратную девальвацию всех этих святош, всех этих наглых соседок-задавак… да ещё в глазах самого Господа… Это покруче дефолта 98 года.
На Руси всевозможное местное духовенство тоже вело себя… среднестатистически: устраивало из монастырей смесь публичного дома с кабаком. Тоже «гомосечило», «лесбиянило», и «тешило ретивое» с последующим «ликованием ангелов». Но на «Святой Руси» есть принципиальная особенность.
Сколько раз я в это упираюсь по разным поводам: трехполка — только с конца 15 века! Вроде бы, ну какая разница — сеют мужики озимую рожь или нет? Особенно для героя-попаданца. Отягчённого нуждой по спасению милого отчества от каких-нибудь происков гегемонистов-глобалистов начала третьего тысячелетия? А разница принципиальная — отдача от отсутствия севооборота — проявляется по всему полю человеческой деятельности в данной популяции.
Одно из первых и очевидных следствий — низкая плотность населения. Звучит как-то… не сильно «драматически». Зато выглядит и «драматически» и, даже, «трагически». Строя дом для своей семьи человек знает: его дети и внуки жить в этом доме не будут. Отнеся умерших родителей на кладбище, человек уверен: ни ему, ни его детям — рядом не лежать.
Кочующие землепашцы. Сегодня они здесь — завтра за сотню вёрст. Ни отчего дома, ни отчих могил. 97 % русских людей — всё сельское население — люди без отечества. «Малая родина» — брошенное место, зарастающее лесом.
Без родины и без церкви — только храм поставили, а уже уходить пора. А христиане — не евреи, чтобы своего бога за собой в ящике таскать. Церкви в сельской местности столь редки, что даже и в 18 веке для поселения с храмом используется специальный термин — село. Прочие поселения называются иначе: весь, селище, деревня…
И вторая беда русского православия этого времени: привязка к Константинопольскому патриархату. Славян: болгар, сербов, моравов — патриарх на Русь старается не пускать. А для южан, что греков, что арабов, — вся Русь — как Колыма.
«Будь проклята ты, Колыма,Что названа Чёрной Планетой.Сойдёшь поневоле с ума —Оттуда возврата уж нету».
Ссылка в места «дикие и незнаемые». Точная формулировка аналога смертной казни для мирного времени из Чингизовой Ясы. И «возврата нету» — правда. Случаи возвращения греков на родину после исполнения служения на Руси — единичны. Как был отозван в Константинополь в 1145 году митрополит Киевский Михаил, запретив, на прощание, кому-либо из русских епископов проводить службы.
Фактически митрополитом был объявлен общенациональный интердикт. Едва ли не самое мощное ОМП Римского первосвященника. Только у нас тут не Англия, где Иоанну Безземельному, после соответствующей буллы из Рима, пришлось признать себя вассалом Папы. И не Германия. Немецкого императора Генриха Четвёртого можно заставить пойти в Каноссу, можно три дня продержать у ворот крепости, в рубище, босого, на коленях, на мёрзлых камнях в январе 1077 года.
А вот у Изи Волынского за спиной наш исконно-посконный фольк.
Пришёл Изя в Киев, сказал, как на Руси говорят — с выражением: «а пошли вы все». И ручкой так выразительно… И поставил своего митрополита Киевского — Климента Смолятича. При живом митрополите Михаиле.
И Михаил — помер. Один из главных провокаторов «первого русского раскола» умер через год после возвращения к Патриаршему престолу. 15 лет службы митрополитом на Руси — и уже даже Константинополь не помогает.
При таком отношении к месту будущей службы — контингент служителей подбирается соответственный. Спустя двести лет после крещения княгини Ольги на смену истинно верующим, фанатичным проповедникам-миссионерам, горящим стремлением «нести благую весть» диким туземцам, пришли «неудачники».
В Византии тысячу лет идёт война. Война двух философских школ — Александрийской и Антиохийской. Не суть важно о чём они сегодня спорят — завтра найдут другой повод. Ни взятие арабами Александрии, ни захват сельджуками Антиохии — прекратить эту войну не могут. То, что в обоих городах свои патриархи — неважно. Только падение Константинополя — главной цели богословской войны, остановит эту эпопею. И дело не только в назначении на богатые кафедры, в возможности влиять на имперскую политику, на власть. Дело — «в праве на истину». На себя, как на истину в последней инстанции. Говорить истину, быть истиной… и чтоб всех, хоть на волос сомневающихся в правоте моей и божьей…
Сложнейшие многоходовые интриги: от представления ко двору малолетней родственницы с последующим подкладыванием её под престарелого императора, до тайной поддержки полуграмотного идиота-монаха во вражеском лагере с последующим разгромом очередной ереси на очередном соборе перед лицом басилевса. А уж «чудеса господни» — просто потоком. Пётр Первый, сказавший: «Если иконы не перестанут плакать кровавыми слезами, то такими же слезами заплачут задницы иноков» отнюдь не был первым.
«Попавшие под раздачу» при очередной смене «божественных истин» вышибались из иерархии безжалостно. Даже светлейшие умы того времени, вроде Симеона, прозванного за мудрость «Новым Богословом», по наветам наушников и противников — вбивались в нищету. Симеону удалось вернуться, и мы теперь можем наслаждаться его учением о трёхчастной душе человеческой. Другие же умирали в каменных норах монастырских келий. Или отправлялись в «места отдалённые». Самым для Константинополя «отдалённым местом» была и есть «Святая Русь».
Кроме немногочисленных лидеров, «светочей» обеих богословских школ, основную массу «носителей благодати божьей», импортируемых на «Святую Русь», составляют дураки и неучи, пьяницы и развратники, попавшиеся воришки и обманщики. Всё то, что в силу глупости, бестолковости, разнообразных пороков, ленности… не смогло удержаться в Константинополе, около трёх других православных патриархов и множества епископов. Это — сбрасывается на Русь. «На тебе, боже, что нам негоже» — вековая православная мудрость.
Но всё равно — их мало. И они быстро дохнут. Как мухи с наступлением зимы. От ржаного хлеба вместо пшеничного, от хлебной бражки вместо виноградного вина, от курных печей вместо солнца, от деревянных стен вместо палат каменных. От необходимости постоянно тепло одеваться. И ещё теплее — зимой. От чужбины. От всего того, что называется «Святая Русь».
«Верблюды не ходят сюдаБредут, спотыкаясь, олени».
И это снова не позволяет увеличивать количество церковных епархий и приходов. Соответственно, по мере роста населения и заселённых христианами новых территорий, увеличиваются их размеры.
Для сравнения: когда мадьяры перешли из православия в католичество, папа римский учредил в Мадьярском королевстве 10 епископатов. На 2 миллиона, примерно, жителей. Причём право назначения епископов была даровано венгерскому королю. Чего не было у соседей — ни у поляков, ни у чехов.
