Василий Сахаров - Вариант Юг
Красные войска вошли в город с населением в сто пятьдесят тысяч человек. Они быстро заняли все ключевые и стратегические объекты, а затем приступили к осуществлению намеченных планов. Штаб Сиверса расположился в «Палас-Отеле», а чекисты, разбившись на группы, взялись каждый за свое направление. Одни посещали квартиры генералов и заметных представителей городской интеллигенции, которые по сведениям большевистской агентуры были близки к корниловцам, и убивали их на глазах родни. Другие отправились к богатым горожанам, с которыми предстояло серьезно поговорить насчет неправедно нажитых богатств, коими следовало поделиться с новой властью. Третьи занимались экспроприацией находящихся в банках золота и денежных средств, брошенных добровольцами, которые, по их словам, не имели никакого морального права распоряжаться государственными активами России. Четвертые помогали агитаторам и налаживали контрразведку. А Василию Котову, и прикомандированным к нему молодым чекистам, которые прибыли в армию Сиверса пару дней назад, была поручена ликвидация офицеров.
Приказ ясен и понятен. Котов, который жаждал отомстить за свою погибшую и обесчещенную подругу, получил под свое командование сотню матросов из отряда Коли Ховрина и роту солдат из полка товарища Калниньша. После чего временно обосновался в штабе Ростово-Нахичеванского РВК в доме одного из самых богатых людей Юга России купца Парамонова. И пока он устраивался на новом месте, осматривался и распределял людей, в городе был объявлен приказ Сиверса о том, что всем офицерам невзирая на возраст, следовало встать на учет. Сам Котов при этом считал, что «драконы» будут сидеть по подвалам и добровольно в РВК не явятся, а потому в центре города необходимо проводить срочные облавы. Однако более опытные товарищи объяснили, что дураки найдутся всегда, а обыски и облавы это второй этап операции, и они оказались правы. Элита русского общества, офицеры армии и флота, которые не пошли за Корниловым и Калединым, словно бараны, стадом потянулись туда, куда их позвали. Они шли на убой, и Котов их не понимал. Как можно быть такими слепыми и не видеть, что их поступок это шаг в бездну? Впрочем, подобные мысли посещали его за минувшие два дня всего пару раз. Маховик машины смерти был запущен и он стал ее оператором, который выполняет свою функцию.
Офицеры собирались перед домом Парамонова и по команде латышей выстраивались в очередь. После чего следовала новая команда, и начиналось движение. Один за другим полковники и штабс-капитаны, поручики и прапорщики, есаулы и войсковые старшины, старые и молодые, здоровые и калеки, они втягивались в дом и проходили в один из кабинетов, где находились чекисты. Здесь под запись они сообщали все свои данные. А затем по команде чекиста появлялся конвой, который связывал арестованного, и «дракона» уводили на задний двор. Там из золотопогонников формировали колонну, которая без промедления передавалась расстрельной команде, а далее заочно приговоренных к смерти людей вели за город, и путь их был не долог. До ближайшей свалки, где смертников ставили на край карьера. А там матросы открывали огонь и жизненный путь очередных георгиевских кавалеров, которые не понимали, за что и ради чего их убивают, заканчивался.
Иногда Котов сопровождал очередную партию смертников до места гибели. Он смотрел на людей, вся вина которых была в том, что они служили прежнему режиму, и спрашивал себя, а правильно ли все делает. Но перед глазами появлялся образ Натальи, какой матрос видел ее в последний раз на Харьковском вокзале. Подруга смеялась и говорила, что их расставание не будет долгим, а он прижимался к ее полным губам и никак не желал отпускать Наташу из своих объятий. На этом видение обычно обрывалось. Василий вспоминал могильный холмик за станцией Зверево и без всяких колебаний отдавал команду на расстрел.
И только один раз, он едва не помиловал человека, старого и скрюченного годами деда, который осознал, что сейчас произойдет, резким движением плеч, распахнул шинель и обнажил грудь, буквально усыпанную медалями и орденами. От вида такого иконостаса Котов на миг заробел и, взглянув в глаза инвалида, который смотрел на него совершенно спокойно, хотел отдать команду братишкам отпустить старого пня к его старухе. Однако рядом находился Коля Ховрин, глаза которого блестели от «балтийского чая» - настоянного на спирту кокаина, и балтиец, который в деле уничтожения контры был опытнее Котова, не растерялся. С «наганом» в руке он подскочил к старику, ногой толкнул его к обрыву и выстрелил ему прямо в грудь. Древний герой, который, если судить по орденам и медалям, прошел Балканы, Кавказ, Туркестан и Крым, без стона и вздоха, уже мертвый, упал в глубокий карьер, где находились контролеры. А Коля, обернувшись к Василию, подмигнул ему. И Котов, машинально, одобрительно кивнул. Убийство уже стало его работой, и смерть других живых существ не вызывала каких-то особых волнений. Ведь все очень просто. Он выполняет свою миссию, а ответственность за все происходящее берет на себя не кто-то конкретный, а вся миллионная партия большевиков.
За расстрелами совершенно незаметно минули два дня, одиннадцатое и двенадцатое февраля. За это время в Ростово-Нахичеванский РВК пришло больше четырехсот офицеров, и почти все они были убиты, а сегодня начинался третий день работы группы Котова. Всю ночь он не спал, находился в «Палас-Отеле», где веселились штабисты Сиверса и черноморские моряки, которые должны были вскоре отправиться в Новочеркасск. А с утра он снова находился на рабочем месте, и был очень удивлен тому, что перед домом Парамонова вновь стояли офицеры. Не так много как в первые дни, всего двадцать-тридцать человек. Но они пришли. Сами. Без принуждения.
«Странно, - высаживаясь из автомобиля и разглядывая кутающихся в шинели «драконов», которые ждали, когда им разрешат пройти внутрь здания, подумал Василий, - они не могут не знать, что мы расстреливаем офицеров, а все равно идут. Почему? Не ясно. Может быть, они привыкли подчиняться приказам? Возможно. Или же они настолько прогнили, что у них нет никаких моральных и душевных сил сопротивляться нашему гнету? Да, наверное, так и есть. Старые касты царского режима отмирают, и золотопогонники сами приближают свою гибель. Это закономерный исторический процесс. И я, ни много и ни мало, его движущая сила»...
Котов допил горячий напиток, вновь посмотрел в окно, за которым начинался новый пасмурный и холодный зимний день, и решил, что пора приступать к работе. Люди ждут. Хм! Офицерье, «драконы» и старорежимная сволочь. Это не люди, а расходный материал. Мясо. Просто мясо.
Моряк усмехнулся. Накинул на голову бескозырку, поправил кобуру и направился на выход. Однако дверь в кабинет хозяина дома, где расположился матрос, открылась с другой стороны, и Василий увидел затянутого в новенькую кожанку Моисея Гольденцвайга, двадцатилетнего чекиста, который стал его ближайшим помощником. Чернявая кучерявая голова и крупный семитский нос безошибочно выдавали происхождение Мойшы, бывшего боевика организации «Поалей-Цион», а блестящие глазки говорили, что он уже принял рекомендованный Колей Ховриным «балтийский чай». И поймав взгляд Гольденцвайга, он спросил его:
- Тебе чего?
Мойша пожал плечами:
- На улице уже почти пятьдесят человек скопилось, и они ждут приема.
- Это хорошо, - сказал Котов и, хлопнув помощника по обтянутому черной кожей плечу, кивнул. - Пойдем. Пора начинать прием.
Новочеркасск. Февраль 1918 года.
К обороне города Войсковой Круг готовился, начиная еще с шестого февраля. В тот день было принято несколько правильных и волевых постановлений, которые могли исправить то положение дел, которое сложилась после ухода из жизни Каледина и окончательного решения генерала Корнилова покинуть Дон. Первое - защищать территорию Войска Донского до последней капли крови. Второе - Войсковой Круг, в связи с тем, что Донское правительство калединского созыва сбежало из столицы, объявляет себя верховной властью. Третье - Войсковой атаман наделяется всей полнотой власти. Четвертое - начинается незамедлительное формирование боевых дружин, а в станицах, атаманам поселений предписывалось немедленно арестовать всех большевистских агитаторов и предать их суду военного времени. Пятое - все работающие на оборону люди объявлялись мобилизованными. Шестое - все боевые дружины должны немедленно направляться на фронт. Седьмое - до разрешения ситуации с наступлением большевиков войсковым атаманом должен оставаться генерал-майор Назаров. Восьмое - учрежденные военные суды обязаны немедленно приступить к своим обязанностям.
Решения были верные, и казаки на призыв защитить свою столицу откликнулись. Вот только один Войсковой Круг и Назаров не могли полностью взять ситуацию под контроль, поскольку администрация столицы оставалась старая. И складывалась странная ситуация. Казаки из отдаленных левобережных станиц и молодежь приходят на запись в отряды, а чиновники им говорят, что все бесполезно, идите по домам, все равно Новочеркасск не удержать и столица скоро падет. Что это, если не предательство?
