Рудольф Баландин - «Встать! Сталин идет!» Тайная магия Вождя
Весной 1943-го выяснилось, что западные союзники не собираются и в этом году ударить по гитлеровцам во Франции. Черчилль отправил Сталину обширное послание с оправданиями очередного обмана союзника, продолжавшего непрерывно сражаться с вермахтом один на один. Премьер уверял, будто «неожиданно быстрое поражение вооруженных сил держав оси в Северной Африке расстроило германскую стратегию и… угроза Южной Европе была важным фактором, заставившим Гитлера поколебаться и отложить свои планы крупного наступления против России этим летом».
Подобная версия отмены крупного наступления немцев на Восточном фронте была, как вскоре выяснилось, дезинформацией. Хотелось бы верить, что Черчилль и его военные советники всего лишь хотели успокоить союзника, которого в очередной раз в ответственный момент крупно подвели. Современный отпетый западник это даже одобрит: какой, мол, патриот Черчилль, как много жизней соотечественников он сохранил!
Да, именно так. Делал это Черчилль за счет огромных жертв со стороны советского народа. Сталин с полным основанием полагал, что летнее наступление фашистов неизбежно, и оказался нрав. 24 июня в своем послании он откровенно и убедительно опроверг доводы Черчилля о невозможности открыть второй фронт в Европе. Завершается послание так:
«Вы пишете мне, что Вы полностью понимаете мое разочарование. Должен Вам заявить, что дело идет здесь не просто о разочаровании Советского Правительства, а о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым испытаниям. Нельзя забывать того, что речь идет о сохранении миллионов жизней в оккупированных районах Западной Европы и России и о сокращении колоссальных жертв советских армий, в сравнении с которыми жертвы англоамериканских войск составляют небольшую величину».
В своем ответе Черчилль не только хитрил, но и стал шантажировать: мол, я могу вынести наши разногласия на суд общественности. Понятно, что в таком случае Гитлер, пользуясь разногласиями между союзниками, смог бы совершенно спокойно дополнительно укрепить свои войска на Восточном фронте… Впрочем, он делал это и без этого, тогда как Черчилль вновь утверждал:
«Неуверенность противника насчет того, где будет нанесен удар и какова будет его сила, по мнению моих надежных советчиков, уже привела к отсрочке третьего наступления Гитлера на Россию, к которому, казалось, велись большие приготовления шесть недель тому назад. Может даже оказаться, что Ваша страна не подвергнется сильному наступлению этим летом».
Нет, вышло не так. Гитлер понимал увертливую позицию Черчилля, предоставляющую немцам и русским сотнями тысяч погибать на полях сражений. Английская авиация постоянно бомбила некоторые германские города, но не оборонные объекты на французском побережье. Гитлеру было ясно, что фронт на Западе не откроется.
5 июля 1943 года обновленные, получившие дополнительное подкрепление германские армии, оснащенные новейшей для того времени техникой, перешли в наступление на Орловско-Курской дуге. И июля Сталин в письме Черчиллю резко осудил позицию западных союзников, не выполнивших обещание открыть второй фронт в Европе, а теперь отложивших эту акцию до весны 1944 года: «Это решение создает большие сложности для Советского Союза, который ведет войну почти 2 года под величайшим давлением против главных сил Германии и ее союзников».
Поля в России на «огненной дуге» превратились в ад. Сражающиеся стороны несли большие потери. К этому времени Красная Армия стала получать все больше отечественных танков и самолетов. Она постоянно наращивала свою мощь. Советский, а прежде всего русский народ добился коренного перелома в ходе войны. Красная Армия, уничтожив половину немецких танков и добившись преимущества в воздухе, перешла в наступление.
Сталин выразил согласие на встречу трех министров иностранных дел в Москве, которую раньше отвергал из-за трудной ситуации на фронте. Более того, он предложил встретиться «большой тройке» в Иране в ноябре-декабре 1943 года. А у Черчилля наша победа на Курской дуге вызвала большую тревогу. Он сказал Идену о Германии: «Мы не должны ослаблять ее до крайней степени — мы можем нуждаться в ней против России». По записи одной из стенографисток, члены кабинета министров были «поражены до ужаса, услышав все это».
Сталину следовало заручиться более надежной поддержкой со стороны США. На конференции министров он сделал важный шаг, дав обещание выступить против Японии после победы над Германией. (По подсчетам Пентагона, их потери при разгроме Японии без участия в войне СССР составили бы более миллиона человек.)
У Сталина и раньше отношения с Вашингтоном складывались лучше, чем с Лондоном. Черчилль, конечно же, заметил это (не потому ли посылал пылкие послания Сталину, «не находя слов», чтобы выразить свои чувства в связи с победами Красной Армии?). Его беспокоила перспектива дальнейшего советско-американского сближения. Давая свое обещание на встречу «большой тройки», Сталин усиливал подобные опасения Черчилля, чем ограничивал его антисоветские происки.
Свои подлинные намерения Черчилль скрывал за цветистыми фразами. Так, подводя итоги 1943 года, он заявил с немалой долей преувеличения: «Устрашающая чудовищная машина германского могущества и тирании преодолена и разбита русской доблестью, военным искусством и наукой».
…Сейчас становится ясно всякому человеку с незамутненным сознанием, каким страшным ударом по великой русской культуре, да и по мировой тоже, стало расчленение СССР и превращение России в сырьевую колонию Запада. Антисоветизм влиятельных политиков Западной Европы привел к тому, что Англия стала прихвостнем США, которые превратились в мирового гегемона — злобного, хищного и очень опасного. Эту гегемонию, сам того не сознавая, подготавливал Черчилль. При этом он не крепил, а разрушал солидарность европейских стран, усугублял их раскол на государства буржуазной и народной демократии. Как геополитик он был слишком близоруким, в отличие от Сталина.
ТегеранТегеранская конференция состоялась с 28 ноября по 1 декабря 1943 года. Черчилль выступил с планом высадки союзных войск на Балканах. Сталин настаивал на открытии второго фронта во Франции. Он вновь заверил, что СССР после разгрома Германии выступит против Японии…
Рузвельт был этим удовлетворен и поддержал Сталина, отклонив план Черчилля. Высадка во Франции (операция «Оверлорд») была намечена на май 1944 года.
Такое краткое изложение итогов не отражает накал дипломатической борьбы и столкновения характеров советского и британского лидеров на Тегеранской конференции. К недовольству Черчилля, Рузвельт согласился остановиться на территории советского посольства. В личных беседах Сталин и президент США прониклись взаимной симпатией и некоторым доверием, что отразилось на дальнейшем ходе официальных встреч.
Согласия на открытие второго фронта на западе Европы удалось добиться далеко не сразу. Черчилль напрягал все свое красноречие, доказывая важность действий англо-американских войск в Средиземноморском регионе. Он стремился установить свой контроль над Балканами, а также в Австрии, Румынии, Венгрии, прежде чем сюда войдут части Красной Армии.
Сталин, высказался не так пространно и бурно, приводя веские аргументы в пользу высадки во Франции. После безрезультатного обмена мнениями Сталин спросил напрямик:
— Если можно задать неосторожный вопрос, то я хотел бы узнать у англичан, верят ли они в операцию «Оверлорд», или они просто говорят о ней для того, чтобы успокоить русских?
— Если будут налицо условия, которые были указаны на Московской конференции, — уклончиво ответил Черчилль, — то я твердо убежден в том, что мы будем обязаны перебросить все наши возможные силы против немцев, когда начнется операция «Оверлорд».
За его обиняками проскальзывала мысль: при определенных условиях мы не станем перебрасывать сколько-нибудь значительные силы для высадки десанта, а когда операция начнется, сделать это будет уже поздно, поэтому она не должна начаться вовсе. Сталин встал и обратился к Молотову и Ворошилову:
— Идемте, нам здесь делать нечего. У нас много дел на фронте.
Черчилль был ошеломлен, пробормотав, что его не так поняли. Рузвельт, смягчая обстановку, предложил сделать перерыв на обед, «которым нас сегодня угощает маршал Сталин».
За обедом Черчилль высоко оценил мужество и стойкость советских солдат в битве за Сталинград и высказал пожелание, чтобы руины города остались нетронутыми в назидание потомству. Рузвельт поддержал эту мысль. Но Сталин возразил:
— Не думаю, чтобы развалины Сталинграда следовало оставить в виде музея. Город будет снова отстроен. Может быть, мы сохраним нетронутой какую-то часть его: квартал или несколько зданий как памятник Великой Отечественной войне. Весь же город, подобно фениксу, возродится из пепла, и это уже само по себе будет памятником победы жизни над смертью.
