Тайна для библиотекаря - Борис Борисович Батыршин
Впрочем, на войне мало кто задумывается о подобных нюансах.
А упомянутая ею беседа, во время которой Дауд хвастал перед сослуживцами новым ответственным поручением самого Императора, действительно имела место. Далия давно обратила внимание, что к вопросам секретности здесь подходят спустя рукава. Хотя — говорили тогда на арабском, а откуда в разорённом, занятом неприятелем городе знатоки этого языка?
— Император собирается оставить Москву. — отвечает мужчина. Он лежит на спине, закинув руки за спину, и смотрит в узкое окошко. Его надо бы закрыть — вливающийся снаружи воздух наполнен отнюдь не осенней прохладой, а гарью и копотью. Пожары в Москве хотя и пошли на убыль, но отнюдь не прекратились, но если закрыть окошко, то в тесной комнатке (право же, больше подошло бы слово «коморка!») очень быстро станет невыносимо душно. Приходится терпеть.
— Император готовится оставить Москву, — повторяет Дауд, — и мне поручено позаботиться о сохранности взятых в Кремле трофеев.
Женщина понятливо кивает. Она знает, конечно, о грабеже, учинённом французами — они тащат всё, начиная от содранного с колокольни Ивана Великого креста и окладов с икон кремлёвских соборов, заканчивая драгоценной посудой и старинными бронзовыми пушками, помнящими ещё польские нашествия и Ливонскую войну.
Но ведь ценности уже второй день, как грузят в фургоны на большой площади? — говорит Далия. Она приподнялась на локте и играет с густыми чёрными волосами на груди мамлюка — наматывает их на пальчик и дёргает, заставляя того вскрикивать от неожиданности. — Я сама видела, только не смогла подойти близко, их охраняют гренадеры Старой Гвардии. Что же поручили тебе? Охранять их в пути? Но ведь ты говорил…
— Император уверен, что главные ценности русские не успели вывезти из Москвы, а потому спрятали в здешних подземельях. Их пытались искать, конечно, но ты бы знала, сколько тут под землёй ходов и залов! Холм, на котором стоит крепость, источен изнутри словно швейцарский сыр, куда там римским катакомбам или парижской клоаке…
Далия кивнула. Ей случалось читать «Отверженных» Гюго, а в римских катакомбах — той их части, что благоустроены для туристов — она не раз бывала на экскурсии.
— И тебе приказали их найти? Как интересно!
— Кремль готовят к взрыву, как только мы оставим Москву. — отвечает мужчина. — Сейчас сапёры подводят пороховые мины под главные башни и прочие постройки. Но взорвать огромную крепость не так-то легко, вот они и используют подземные ходы для забивки камуфлетов.
О готовящемся взрыве Далии известно. Кроме древних пушек, серебряных блюд и позолоченных доспехов из Оружейной палаты, французы взяли в Арсенале уйму новеньких ружей вместе с огромными запасами пороха. Но у Великой армии ружей сейчас больше, чем стрелков, поэтому порох прямо в просмоленных, обитых свинцовыми листами бочонках закладывают в основания стен и башен. Император не собирается отдавать крепость русским в целости и сохранности.
— Для того, чтобы определить, куда лучше закладывать пороховые заряды, Император поручил одному из учёных, находящихся при штабе, тщательно изучить кремлёвские подземелья и построек, составить архитектурные планы. Тот выполнил поручение, но в процессе работы наткнулся на несколько замурованных галерей. Тогда-то и возникла мысль о том, что русские могли спрятать там те ценности, которые не успели вывезти из Москвы.
— И теперь вы будете обыскивать их вместе с тем учёным мсье? — догадалась девушка. — Ой, милый, как интересно! Возьми меня с собой, я тоже хочу…
Дауд с удивлением посмотрел на свою женщину.
— Тебя? Хочешь полазить с нами по подземельям? Учти, там грязно, сыро, нет света…
— Ну и пусть! — Далия вскочила и уселась любовнику на грудь. — Надоело торчать здесь взаперти! Я ведь ни разу даже из Кремля не высовывалась — ты настаивал, что в горящем, полном мародёров городе это слишком рискованно…
Мужчина задумался, потом тряхнул головой.
— Ну ладно, будь по-твоему. Вряд ли это будет опасно. Я как раз сегодня с утра встречаюсь с этим умником, хочу обсудить, с чего лучше начинать поиски. Как мне сказали, это весьма заносчивый тип — чувствую, я с ним ещё нахлебаюсь…
— Вот и хорошо! — Далия захлопала в ладоши. — Уж я-то сумею его убедить, чтобы он помог тебе!
— Уговорила, пойдём вместе. — улыбнулся Дауд. Его ладонь легла на талию, скользнула ниже, на упругие полушария ягодиц. — А сейчас — до побудки ещё три часа, не будем терять времени?..
* * *— А кто вы, собственно, такой, чтобы я тратил на вас время? У меня уйма дел, и я желаю отвлекаться на всякую ерунду…
Учёный муж отвечал, воинственно задрав острый крысиный носик. Да и сам он всеь был чем-то похож на крысу, отметила далия — серый потёртый сюртук, серая кожа, жидкие слипшиеся волосы, невесть сколько недель не знавшие мыла…
— …ах, сам Император распорядился? — в голосе сквозит неприкрытая ирония. — Может у вас и письменный приказ имеется? Нет? Почему-то, я так и думал. Вот когда получите надлежаще оформленную бумагу — приходите, с удовольствием помогу. А пока — извините, у меня много дел!
И торжествующе глянул на Дауда поверх проволочных очков.
Да, вынуждена была признать Далия, согласием, так нужным для успеха их предприятия, даже не пахнет. Собеседник — то ли математик, то ли архитектор, девушка не дала себе труда запомнить, — с ходу сделал попытку отшить мамлюка. В спрятанных за стёклышками очков глазах, мутных и слезящихся (Далию едва не передёрнуло от отвращения) глаза учёного мужа сквозила неприязнь к человеку иного цвета кожи — похоже, из всех завоеваний Французской Революции он впитал лишь привычку к неряшливости да крайнее высокомерие. Но это не страшн. Далии и не таких типов приходилось убалтывать в бытность свою в Сорбонне, да и внешние данные сыграли свою роль — на протяжении всей беседы учёный муж не отрывал взгляда от её декольте и то и дело облизывал губы.
«…мерзость какая… а куда деться? На что не пойдёшь ради службы Императору!..»
Короткий взгляд на Дауда — мамлюк едва сдерживается. Смуглое лицо пошло лиловыми пятнами, костлявые пальцы судорожно сжимаются и разжимаются. Видно, что больше всего ему хочется сейчас раздавить очкастую крысу, размазать по кирпичной стене.
«…нет, дорогой, нельзя. Сейчас — нельзя. Может быть, потом, когда дело будет
