Харуки Мураками - 1Q84. Книга 3. октябрь-декабрь
Аомамэ вздохнула.
- Оставьте меня здесь до конца года. Со мной у вас не будет хлопот.
Тамару на минуту умолк. А потом произнес:
- Как мы и договорились, вы будете в этой квартире до конца года. Но в начале следующего года вам придется переехать в безопасное место, где будет легче получить медицинскую помощь. Вы понимаете?
- Понимаю, - ответила Аомамэ. Но у нее было уверенности. «Если я не встречусь с Тэнго, разве смогу отсюда уехать? »- подумала она.
- Однажды женщина забеременела от меня, - вдруг сказал Тамару
Некоторое время Аомамэ молчала.
- От вас? Но вы ...
- Да, это правда. Я - гей. Причем, бескомпромиссный. Издавна и теперь. Таким останусь и в будущем.
- Но от вас женщина забеременела.
- У каждого могут быть ошибки, - сказал Тамару. Однако в его словах юмор не чувствовался. - Не буду подробно распространяться, это было в молодости. Только один раз. И то залетел.
- А что случилось с девушкой?
- Не знаю, - ответил Тамару. - Знал ее до шестого месяца беременности. А потом перестали общаться.
- После шестого месяца беременности аборт невозможен, ведь так?
- И я это понимаю.
- Скорее всего, ребенок родился, - сказала Аомамэ.
- Возможно.
- Если ребенок родился, то вы хотели бы с ним сейчас увидеться?
- Это меня особенно не интересует, - не колеблясь, ответил Тамару. - Я не такую жизнь себе выбрал. А вы хотели бы, предположим, сейчас встретиться с собственным уже взрослым ребенком?
Аомамэ задумалась.
- Я не представляю себе, что значит иметь собственного ребенка, потому что родители отказались от меня, когда я была еще маленькой. И образ родителя правильного образца у меня совсем не сложился.
- И все же вы собираетесь привести своего ребенка в этот мир. Мир, переполненный противоречиями и насилием.
- Потому что я хочу любви, - произнесла Аомамэ. - Однако не к собственному ребенку. Такого уровня любви я еще не достигла.
- Но ребенок причастен к этой любви.
- Возможно. В какой то мере.
- А если вы ошибаетесь и ребенок окажется непричастен к любви, которой вы жаждете, то он будет чувствовать себя оскорбленным. Как мы сами.
- И это возможно. Но я чувствую, что так не произойдет. Интуитивно.
- Я уважаю интуицию, - сказал Тамару. - Однако если человек родился, то он может жить лишь как носитель морали. Это следует хорошо запомнить.
- Кто это сказал?
- Витгенштейн. [12]
- Запомню, - сказала Аомамэ. А потом спросила - Если ваш ребенок родился, то сколько лет ему сейчас исполнилось?
Тамару прикинул в голове.
- Семнадцать.
- Семнадцать, - повторила Аомамэ и представила себе семнадцатилетнюю девушку как носителя морали.
- О нашем разговоре я расскажу мадам, - сказал Тамару. - Она хотела поговорить непосредственно с вами. Но, как я уже неоднократно говорил, по соображениям безопасности я был против этого. Хотя я и предпринял предупредительные технические мероприятия, телефон - достаточно опасное средство общения.
- Понятно.
- Но она глубоко интересуется ходом событий и переживает за вас.
- Я знаю. Спасибо.
- Вы поступите разумно, если будете доверяться ей и прислушиваться к ее советам. Она - очень умный человек.
- Конечно, - ответила Аомамэ.
«Но, не смотря на все советы, мне нужно самой совершенствовать свое сознание и самой защищаться, - подумала Аомамэ. - Хозяйка усадьбы в Адзабу - действительно очень умный человек. С большой реальной силой. Но кое-чего она не знает. Скажем, того, по какому принципу движется мир 1Q84 года. И, наверное, не замечает, что на небе уже две Луны ».
Положив телефонную трубку, Аомамэ легла на диван и проспала с полчаса. Коротким глубоким сном. Ей снилось пустое пространство. В этом пространстве она о чем-то думала. И в белесом блокноте писала что-то невидимыми чернилами.
А когда проснулась, то имела уже перед глазами поразительно ясный образ ответа на все свои размышления. «Я рожу ребенка. Он счастливо придет в этот мир. Он будет жить, по определению Тамару, как носитель морали ».
Приложив ладонь к низу живота, Аомамэ прислушалась. Но все еще ничего не услышала. Пока.
Глава 12 . Тэнго
Законы мира начинают меняться
После завтрака Тэнго помылся в ванной под душем. Вымыл голову. Побрился. Переоделся в выстиранное и высушенное белье. Затем, выйдя из дома, купил утреннюю газету в привокзальном киоске, зашел в ближайшую кофейню и выпил горячего черного кофе.
В газете не нашел сообщений о событиях, которые могли бы привлечь его внимание. По крайней мере, просмотрев сегодняшние новости, он почувствовал, что мир - довольно скучное и неинтересное место. Казалось, что он читает не сегодняшнюю, а недельной давности газету.
Тэнго сложил газету и посмотрел на часы. Была девять тридцать, а посетителей пускали в здравницу в десять.
Собираться домой было просто. Он вообще не имел большого багажа. Всего-навсего смена белья и одежды, туалетные принадлежности и кипа бумаги. Все вмещалось в сумку из парусины. Забросив ее через плечо, Тэнго расплатился за пребывание в гостинице и от станции на автобусе приехал в здравницу. Было уже начало зимы. В это утро почти никто не ехал на побережье. На остановке перед здравницей из автобуса вышел только он.
В фойе здравницы, как всегда, он вписал в журнал посетителей дату и фамилию. За конторкой сидела молодая медсестра, которую он нечасто видел. Она, встретив его улыбкой, своими чрезвычайно тонкими и длинными руками и ногами напоминала доброго паука, который показывал заблудившимся путникам дорогу в лесу. Медсестры Тамуры в очках, которая всегда здесь сидела, сегодня утром не было. И Тэнго чуть облегченно вздохнул. Боялся, чтобы она не сказала чего-нибудь многозначного по поводу того, что вчера вечером он провожал домой Куми Адати. Не было видно также медсестры Омура, что втыкала шариковую ручку в собранные в пучок волосы. Возможно, они тоже бесследно провалились сквозь землю. Как три ведьмы в пьесе «Макбет».
Конечно, такого не могло произойти. В Куми Адати сегодня выходной день, а две другие говорили, что сегодня, как обычно, выйдут на работу. Может, с утра они случайно работают в других местах.
Тэнго поднялся по лестнице на второй этаж к отцовской палате. Дважды легонько постучал. Открыл дверь. Отец лежал на кровати и спал, как всегда в той же позе. Под капельницей и с катетером. Со вчерашнего ничего не изменилось. Закрытое окно заслоняли шторы. Воздух в палате был тяжелый и застоявшийся. Разнообразные запахи, связанные с жизнедеятельностью организма - дыханием больного и выделениями - вместе с запахами лекарств и цветов в вазе смешивались в одно нераздельное целое. Хотя жизненные силы отца в упадке, а его сознание за долгое время ослабло, принципы метаболизма не менялись. Отец все еще находился по эту сторону водораздела, когда слово «Жить» означало также – и выделять различные запахи.
Зайдя в палату, Тэнго прежде всего отдернул шторы и распахнул настежь окно. Пришлось впустить свежего воздуха. Прохладного, но не настолько, чтобы замерзнуть.
Был приятный вечер. Солнечные лучи лились в палату, а ветер с моря качал шторы. Чайка, подхваченная ветром, поджав аккуратно лапки, парила над сосновым бором. Стайка воробьев беспорядочно расселась на электрических проводах и, словно то и дело переписывая музыкальные ноты, беспрестанно меняли свое положение. Сидя на плафоне уличного фонаря и осторожно оглядываясь, каркала ворона, думая, что же ей теперь делать. Очень высоко в небе медленно плыли несколько облаков. Далекие и высокие, они казались чем-то абстрактным, не имеющим никакого отношения к человеческой жизни. Повернувшись спиной к отцу, Тэнго некоторое время наблюдал эту картину. Живого и неживого. Подвижного и неподвижного. За окном виднелся неизменный пейзаж. Ничего нового. Как ему и положено, мир двигался вперед. Он неплохо, словно дешевый будильник, выполнял порученную когда-то роль. Тэнго стоял и бесцельно разглядывал пейзаж за окном, невольно оттягивая момент, когда он окажется лицом к лицу с отцом. Но так, конечно, не могло продолжаться долго.
Тэнго наконец решился и сел на складной стул у кровати. С закрытыми глазами отец лежал на спине. Лицо было обращено к потолку. Одеяло, подтянутое к самой шеи, лежало на нем ровно. Глаза глубоко запали. Казалось, будто что-то с ними случилось и глазницы уже не могут сдерживать глазные яблоки от проваливания. Если бы отец открыл глаза, то видел бы мир, наверное, как со дна глубокой ямы.
- Папа, - позвал Тэнго.
Отец не ответил.
Ветер стих и перестал шевелить шторы. Словно человек, который во время работы вдруг вспомнил о каком-то важном деле. Потом, через минуту, будто переборов себя, ветер снова начал медленно дуть.
- Я возвращаюсь в Токио, - сказал Тэнго. - Потому что не могу здесь без конца находиться. Больше не могу пропускать работу. Хотя такой жизнью я и не могу похвастаться, но это моя жизнь.
