В августе сорок первого (СИ) - Тарханов Влад

Протектор Богемии и Моравии был человеком мужественным, но очень высокомерным. Он был уверен, что руководство СС и Германии — это весьма условные лидеры, никого из них Рейнхард не уважал, даже Гитлера. Он считал, что страна управляема только благодаря его действиям и мечтал взять всю власть в стране в свои руки, используя Гитлера как декоративную фигуру. Немного наивно, но… Над своим шефом, он откровенно потешался в домашнем кругу, утверждая, что этот тип (Гиммлер) больше похож на еврейского бухгалтера, чем на арийского рыцаря. Приказы Гитлера позволял себе игнорировать. Просто потому, что считал себя намного более истинным арийцем, чем другие «вожди». Правда, чтобы так считать надо было чуть-чуть подчистить биографию. Его враги так и не смогли найти доказательств, что в жилах Гейдриха течет еврейская кровь. Ну да, пропали кое-какие документы, записи, документы вообще имеют свойства исчезать, когда это крайне необходимо.

— Лево четыре! — коротко пролаял Рудольф. Рейнхард вытянул шею и увидел, что примерно на тысяче метров ковыляет советский двухмоторный бомбардировщик. За левым мотором тянулся предательский шлейф дыма. Не абы какой, но все-таки было видно, что самолет идет на одном моторе, постепенно теряя высоту. Два мессера свалились в крутой вираж, так, чтобы зайти с правильного угла, не дать стрелку шанса их задеть. Но их заметили, бортстрелок отчаянно пытался помешать атаке, но шансов у них уже не было. Длинная очередь ведущего прошлась по огневой точке на бомбардировщике, а Гейдрих ударил по рабочему мотору. Мотор тут же загорелся, а из кабины выпрыгнул один пилот, всего один! Тут же бомбардировщик резко свалился в штопор.

— Руди! Заход на круг! — дарить жизнь вражескому пилоту он не собирался. Сопливое военное рыцарство — это не его путь! Поймав в перекрестье прицела вражеского пилота, Рейнхард поставил в его жизни точку, перерезав очередью почти пополам. Когда же они с ведущим стали забираться вверх, то заметили, что на них сверху сваливается пара истребителей, хищных, остроносых, опасных и чем-то неуловимо красивых. Они неслись быстро, очень быстро! Виденгорф все еще пытался уйти подъемом, но ведущий красной пары уже открыл огонь, у «худого» отвалилось крыло, самолет в бешенном вращении ушел к земле, у Руди не было и одного шанса из миллиона выжить, а вот ведомый большевик промахнулся, каким-то чутьем Гейдрих бросился в резкий вираж с разворотом, решив прижаться к земле, набрать скорость и уже потом попытаться уйти на подъеме. Эти новые «крысы» были очень скоростными и вооружены, судя по всему, крупнокалиберными пулеметами или авиапушками. Он даже не понял, как так получилось, что противник уже заходит на него сверху и догоняет, имея преимущество в скорости! Очередь прошла левее, Рейнхард отчаянно «виражил», но вторая очередь прошила мотор, который тут же загорелся. Две пули ударились в бронеспинку, но не проломили защиту. Зато Гейдриху удалось выбраться из кабины и прыгнуть, надеясь, что его не решатся расстрелять в полете, все-таки, нас-то, арийцев расстреливать в воздухе не за что! Он надеялся, то ветер отнесет его к своим, но, когда приземлился на недавно убранное кукурузное поле, понял, что надежды его не оправдались. Недалеко от места его падения остановился грузовик, из которого повыпрыгивали несколько солдат в форме с погонами, у одного была собака — овчарка. Выстрелив в сторону большевиков из пистолета, не для того, чтобы кого-то убить, не та дистанция, а просто притормозить, Рейнхард колебался минуту, не более того. По нему не стреляли, видимо, хотели взять живым. Вот кинолог отпустил собаку. Он не имел права попасть в плен. Ствол к виску! Выстрел! Так бесславно закончилась жизнь высокопоставленного наци[2].

Балта. Военный аэродром. 55-й ИАП. 7 августа 1941 года.

Александр Покрышкин приземлился как всегда, лихо, но без сучка и задоринки. Его новый истребитель По-7 слушался еще не прославленного летчика без возражений, казалось, они понимали друг друга даже без слов. Путь Александра Ивановича Покрышкина в небо был непростым: он начинал как летный техник, проходил специальное обучение именно по этому направлению. И только потом, при первой же возможности, очень быстро освоил самолет, поступил в знаменитое Качинское училище, откуда выпустился лейтенантом, получил назначение в экспериментальную авиационную учебную часть Свердловск-11, как вы понимаете, она располагалась недалеко от Свердловска и там их начали обучать воевать на новых По-7, при этом делаю упор на работу парами, обучали работать эшелонами с разницей по высоте и глубине, делали особый упор на тактику прикрытия штурмовиков и истребителей. По-7 Александру понравился сразу, да, машина требовала строгого пилотирования, особенно при посадке, но ничего такого, чего не мог бы сделать даже средний пилот. Вот необученных птенцов за штурвал этой «птички» сажать не надо было. Успешно осваивая новую машину, очень быстро Саша Покрышкин стал командиром звена. А когда стали формировать новый полк, стал еще и инструктором, повышая квалификацию уже своих однополчан. В Балту, на полевой аэродром, его полк перебазировался утром 6 августа и сразу же включился в боевую работу. Первые два вылета были в сопровождение наших бомбардировщиков, громящих переправы у Тирасполя. Утром седьмого они вылетели шестеркой сопровождать двенадцать штурмовиков, новеньких Ил-2, на штурмовку колонны противника, которая шла к очередной переправе через Днестр, но уже в районе Могилева-Подольского. Переправу должны были сжечь бомберы, но там было очень горячо, вроде бы врагу удалось отстоять тонкую ниточку снабжения захваченного пладарма, у наших ребят были потери, в общем, надо было и переправу врага прошерстить, и колонну раздолбить. Вот только бы без потерь. По дороге к месту штурмовки все было спокойно, когда штурмовали, сумели отбиться от двух пар 109-х[3], был поврежден зенитным огнем только один штурмовик, приземлился на нашей земле, а когда отходили, было без происшествий: на хвост Илам никто не сел. А вот призыв нашего самолета СБ-2 был услышан. Поврежденный при атаке самолет попал на зуб паре «худых». Он старался уйти, прижимаясь к земле, на выручку ему и бросилась пара Покрышкина. Став свидетелем хладнокровного расстрела нашего летчика в небе ведомым немецкой пары, Александр впал в ярость. Это было против любых писаных и неписанных правил войны! С первого захода он завалил ведущего, а вот ведомый стал уходить, отчаянно закладывая вираж за виражом. Впрочем, поликарповские истребители сами могли прекрасно виражить, а по скорости и скороподъёмности спокойно крыли немецкие «худые», так что долго трепыхаться вражеский пилот не смог, зато сумел выпрыгнуть с парашютом. Бой был над нашей землей, поэтому мстить пилоту Покрышкин не стал, передав по рации наводку на парашютиста. Очень ему хотелось посмотреть в глаза вражине, когда его возьмут в плен.

Вечером Александра Покрышкина нашел комиссар полка.

— Сашко! Ищу тебя, ищу, а ты опять у техники ошиваешься. Тебе неба маловато, обязательно надо, по старой памяти, в моторе поковыряться?

— Виталий Всеволодович! Вот, выпала свободная минутка, решил помочь ребятам, нам машинки достались новые, прямо с завода, так что лишний раз где чего подтянуть не помешает.

— А что, были в воздухе проблемы? — озабоченно спросил комиссар.

— Нет, проблем не было, но мне так спокойнее воевать будет.

Покрышкин спокойно стал отмывать руки, которые были в масле — копаться в моторе дело увлекательное, но очень грязное!

— А я тебя, Александр Иванович, знаешь по какому делу ищу?

— Откуда, я же летчик, а не разведчик. Был бы в разведке, знал бы, наверное …

— Ты сегодня пару 109-х свалил? Западнее Жмеринки?

— Так точно. Я же в докладе указал, что, нет подтверждения?

— Почему же, есть! И фотопулемет сработал, и с земли подтвердили. Не в этом вопрос. Ты знаешь, кого сбил?

— Знаю. Сволочь последнюю сбил. Он нашего военлета сбил прямо в воздухе, когда тот на парашюте спускался. Сам видел, спокойно расстрелял, как в тире. Так его взяли?