Андрей Саргаев - Е.И.В. Красная Гвардия (СИ)
Тот ответил не задумываясь:
— Иваном Ивановичем Петропавловским.
— Петропавловским-Камчатским? — это мне вздумалось пошутить.
— Э-э-э…
Кажется, шутку не смогли оценить по достоинству.
Осмотр крепости затянулся до поздней ночи. Во-первых, нужно закончить начатую инспекцию, а во-вторых, мной двигало обычное любопытство — почти за два года пребывания в должности императора, только сегодня удосужился сюда добраться. Раньше всё как-то не получалось. Ну а сейчас посмотрел, да… Лично побеседовал с каждым из содержащихся в камерах заключённых и удивился человеческой тупости. Основной жалобой и вопросом звучало сетование, что де англичане со шведами отделались легче, чем свои же русские. Те войной шли, а эти, мол, всего лишь за малую мзду услуги оказывали.
Вот бараны! Как объяснить, что англичане враги природные, и кроме как вредить России ни к чему более не предназначенные? И Родиной не торговали, в отличие от… Предательство — худший из грехов. Два десятка патронов к кулибинской винтовке, проданные армейским капитаном голландскому купцу, тоже кусочек Родины. Обменял бы на водку — мог отделаться разжалованием и парой-тройкой лет исправительных работ. Кто заставлял? А купца при проходе проливов опознали датчане как негоцианта из Ливерпуля Эдварда Грешема и передали на дежуривший рядышком русский корабль — цепочка раскрутилась.
Такие вот истории. Бес, говорят, попутал! Ага, бесу больше делать нечего, как метаться по стране от одного идиота к другому и сбивать с пути истинного. Он по мелочи не работает… наверное. Впрочем, с потусторонней силой пусть разбирается Священный Синод, а я уж как-нибудь земными делами займусь.
Шестнадцать человек после недолгого допроса приказал отпустить. Да, при желании воровство со строительства телеграфной линии легко квалифицируется как вредительство по наущению агентов иностранных государств, но пока Бенкендорф не докажет, что тот лес украден для ремонта британского флота, он этих мужиков не получит. А вот хороших пи… хм… хорошее внушение за излишнее рвение отгребёт по-полной. Липовые дела шьёт, сучонок?
К полуночи министр Государственной Безопасности из генерал-майоров превратился в полковника, а к трём уже в майорах ходил.
— Осознал, юноша? — спросил я у бледного Александра Христофоровича.
— Так точно, Ваше Императорское Величество, — его губы дрожали, и ответ прозвучал невнятно.
— Не расслышал!
— Осознал, государь.
И что теперь делать? Моя, кстати, ошибка — сам возвысил неокрепшего душой и мозгами юнца, вручив сначала дивизию, а потом немалую власть, сравнимую разве что… Хрен, с императорской сравнивать не буду — у министра и дым пожиже, и труба пониже. Задал задачку, гадёныш!
Одно утешает — по докладам Гавриила Романовича Державина (тайным докладам, разумеется), к рукам Бенкендорфа не прилипло ни одной копейки. Безупречно честен Александр Христофорович, что признавали даже позднейшие биографы, по преимуществу — недоброжелатели. А также отличается исполнительностью, умеренным карьеризмом, лет через десять — ясным умом и высочайшим знанием своего дела. Где найти ещё такого, да ещё прямо сейчас? Они есть, но не подвернулся случай оставить заметный след в истории, и я о них не слышал.
Да… и выходит, что я сам и виноват. Но исправление ошибки загубит человеческую жизнь — не станет он дальше жить, ей-богу!
— Дурак ты, господин генерал-майор.
— Просто майор, государь.
— Знаю, что говорю! И оставь погоны в покое! Погорячились и будя, пошли твоих разведчиков смотреть.
— Но как же…
— Кверху каком, а дальше раком! Если ты сказал, что осознал, значит так оно и есть. А уж каким образом будешь данное слово исполнять… Чай не дрова рубишь — судьбы по живому режешь. Пошли.
Разведшкола располагалась в бывшем арсенале, и дошли быстро. Да тут идти-то всего… двумя лаптями крепость накроешь.
— Поставите боевую задачу, государь? — Бенкендорф достаточно быстро оправился от взбучки и смотрел орлом. — Или предложить на выбор свои варианты?
— А если просто так?
— Невозможно.
— Даже для меня?
— Так точно, Ваше Императорское Величество! Люди устают на занятиях, и поднимать их по чьей-либо прихоти…
— А с боевой задачей, значит, можно будить?
— Совершенно правильно. Разве можно спать, если объявлена тревога?
— Совсем запутал… А я просил что?
— Не знаю, Ваше Императорское Величество.
— Тьфу! Ладно, слушай… Нет, погоди, где я вам среди ночи противника найду?
— Обойдёмся условным.
— Игрушечные маневры с оловянными солдатиками?
— Всё на полном серьёзе, разве что патроны будут холостыми, а гранаты учебными. Третьего дня поступили снаряжённые горохом, заодно и испытаем. Так поднимать народ?
— Дай подумать.
Действительно, надо немного поразмыслить. Для чего вообще создавалась эта школа? Не помню, чтобы в разговорах с Бенкендорфом я упоминал нечто подобное — тут или Кутузов подсказал, или… Какое, к чертям, или? Кроме Михаила Илларионовича вряд ли кто до такого додумается. Зная его натуру…
Некоторых учеников уже приходилось видеть в Михайловском замке — но те наверняка готовятся для работы за границей. А остальные?
— Слушай, генерал, а чем они у тебя вообще занимаются?
Александр Христофорович самодовольно улыбнулся:
— Всем, государь.
Хвастун, однако. Ни за что не поверю, будто за полгода можно научить человека тому, чего не знают его учителя. Что собой представляет современная разведка? Форменное безобразие она собой представляет! Слово «нелегал» вызывает недоумение, «внедрение» — глумливые ухмылки и странное оживление, а кто-то похожий на наших фронтовых разведчиков есть только у казаков, но они служат для решения сиюминутных задач. Пленного притащить, дорогу узнать, войска противника пересчитать… Лучше, чем ничего, но очень мало.
— Здесь есть карта Петербургской губернии, Александр Христофорович?
— Разумеется, государь.
— Тогда трубите тревогу, будет вам боевая задача!
Трубы не оказалось — дежурный по школе достал из кармана обыкновенную деревянную свистульку, что на каждой ярмарке по пятачку за три воза, и свистнул. Да ещё как свистнул, поганец! Поначалу даже померещилось, будто кто-то невидимый и очень мелкий лезет ко мне в мозг через ухо, прокладывая себе путь миллионами острых буравчиков. Аж зубы заныли, и захотелось остановить звук первым же доступным способом — кулаком в рожу.
Бенкендорф обратил внимание на недовольную гримасу:
— Прочувствовали, государь? Месяца три инструмент до ума доводили, прежде чем достигли нужного эффекта — иные лошади в обморок падают. А другим способом людей не разбудить. Вот видите, как подействовало?
Ещё бы не увидеть — чуть не затоптали. Подскочившие от сигнала тревоги солдаты спали на ходу, но руки действовали сами собой, без всякого участия головы — наматывали портянки, надевали сапоги, застёгивали пуговицы, хватали стоявшие у изголовья винтовки, а ноги несли в широкий коридор на построение. Успел отскочить, и то хорошо.
И уже в строю начали просыпаться. Видимо, не только меня одного обуревали кровожадные чувства по отношению к дежурному. Так как бросаемые на того взгляды выглядели весьма многообещающе. Ничего, злее будут. Как раз такие и нужны для приготовленного сюрприза.
Дело в том, что в данный момент близ Петербурга проходили учения Первой Егерской дивизии генерал-лейтенанта Багратиона. Насколько знаю, весь порох к штуцерам и патроны к винтовкам потрачены ещё на прошлой неделе, о чём писал Пётр Иванович в жалобном письме, так что вероятность несчастных случаев ничтожно мала. Разве бока друг другу намнут? Пусть, оно лишь на пользу пойдёт, а в качестве условного противника егеря подходят идеально.
— Александр Христофорович, — шепнул я Бенкендорфу. — Ты только нижних чинов набирал? Офицеров не вижу.
— Предпочитают не выделяться.
— Что так?
— На занятиях по стрелковому делу учатся в первую очередь выбивать неприятельских командиров, ну и…
— Понятно. Так что, орлы готовы к взлёту?
Глава 14
— Командуйте привал, господин полковник, — Александр Фёдорович Беляков привычно щёлкнул крышкой часов. — Пообедаем, и до темна ещё вёрст двадцать сделаем.
— Это вряд ли, — усомнился Тучков. — На наших клячах самое большее восемь пройдём, если раньше не подохнут.
— Не обижайте лошадок, Александр Алексеевич, лучших ведь выбирали.
— Ага, месяц назад.
Полковник был прав — обоз шёл четыре с лишним недели, сделав остановку на два дня только на Рождество. Всё остальное время — дорога. Вставали затемно, наспех пили чай с чем-нибудь оставшимся от ужина, и в путь. В обед короткий привал, когда можно немного посидеть у дымящейся полевой кухни, и опять вперёд, наматывать вёрсты на конские копыта да санные полозья. На ночь старались располагаться подальше от деревень, чтобы не стеснять местных жителей и не вводить их во искушение.
