Алексей Волков - Штык и вера
За столом повисло тягостное молчание. Офицеры вновь почувствовали, какую ношу они добровольно взвалили на свои плечи. Она не просто стремилась пригнуть, нет, она вдавливала в землю, да только как скинуть ее, отречься от того, что было усвоено за предыдущую жизнь?
– А мы все равно пойдем, – проговорил Аргамаков словно заклинание. – И пойдем на Смоленск. Пока туда не дошел один наш старый знакомый.
– Какой знакомый? – Хозяин был единственным, кто не понял, о ком идет речь.
– Да есть тут один такой… – Аргамаков вкратце пересказал историю стычек с бандой матроса.
Он высказался и теперь смотрел на хозяина. Полковник видел Дзелковского впервые, но уже составил о нем определенное мнение и ждал, что тот скажет о возможной судьбе города.
– Дела… – задумчиво произнес Дзелковский. Сверхъестественные способности матроса его не удивили. Если он не сталкивался до сих пор ни с чем подобным, то явно предполагал возможность чего-то в этом роде.
Или сталкивался? Судя по тому, что видели люди Аргамакова, жестокие чудеса теперь не были исключением из правила. В той или иной форме они встречались почти повсюду и почти никогда не несли окружающим ничего хорошего.
– Новоявленное правительство не жалко. Наша интеллигенция постоянно была явлением антигосударственным, с одной стороны, а с другой – сама оголтело рвалась к власти. Но получившееся в итоге сочетание абсурдно и заранее предопределило судьбу всего, что она может создать на государственной ниве. В области критики, всевозможных интриг и провокаций им равных нет, но сделать нечто толковое – за гранью их способностей. Перед реальной силой наше нынешнее правительство разбежится, а вот простых людей жалко. Они-то ни в чем не виноваты.
– Думаете, у города нет шансов устоять? – уточнил Аргамаков.
– Нет. Дело не в величине банды и не в способностях ее главаря, а в устройстве городской власти. Каждый соблюдает свою выгоду, до остальных никому нет дела. О других ценностях молчу. Честь, порядочность, совесть с выборным правлением не уживаются. Не состыкуются они со свободной личностью. О воинской доблести я и не говорю.
– Так. Тогда надо идти, – сделал вывод полковник. – И чем скорее, тем лучше.
– Я надеялся, что вы у меня хоть на дневку остановитесь, – с ноткой разочарования протянул Дзелковский. – Тут идти если с тяжестями, то от силы два дня, а налегке вообще день. Заодно бы в моих людей веру вдохнули. Мол, все еще обязательно образуется. А то у них в глубине души все равно сидит впечатление, будто все вокруг полетело к чертям, и только одни мы еще каким-то образом держимся.
Аргамаков посмотрел на своих офицеров. По их лицам было видно, что они всецело на стороне хозяина и лишь правила субординации не позволяют им высказать своего мнения.
– Хорошо, до завтрашнего полудня мы будем вашими гостями, – согласился полковник. – Заодно пошлем людей в Смоленск для налаживания контакта с вашим правительством.
Помещик просветлел и сообщил:
– Тогда вечером приглашаю господ старших офицеров, а равно и всех присутствующих на небольшой бал в вашу честь.
– Бал?
– Со мною в данный момент проживают две моих племянницы со своими подругами. Времена неспокойные, а тут защита. Уверен: они будут рады приветствовать людей, которые остались верными присяге и долгу… – В этот момент в столовую скользнул старый мужчина и что-то шепнул на ухо своему хозяину.
Тот немедленно повернулся к гостям:
– Ваш отряд на подходе. Идемте, господа. Я помогу вам получше разместить людей.
Сидеть за столом было уютно, но долг заставил Аргамакова подняться.
Остальные офицеры последовали примеру командира.
Отряд вступал в поместье стройными рядами, словно шел на смотр. Дружно отбивалась ножка, орудия и пулеметы двигались с четким интервалом, и даже небольшой оркестр бодро двигался впереди, а у самого входа в село разродился звуками Егерского марша.
Все это до такой степени напоминало прежнюю безоблачную жизнь, что на глазах у зрителей навернулись невольные слезы.
Но и воинам казалось, что они вступают в землю обетованную. Поэтому потные, покрытые пылью лица были полны энергии, словно и не было долгого похода среди разгулявшейся стихии. Так, обычный армейский переход в мирное время, каких проделано немало.
– На месте стой! Вольно! Разойдись!
– Дзелковский! Живой, черт! – К помещику подскочил фельдфебель офицерской роты Андрианов, молодой штабс-капитан из вольноперов, приставший к отряду в самом начале похода. – Откуда?
– Я здесь живу, – чуть усмехнулся в рыжие усы хозяин, с видимым удовольствием обнимая офицера.
Тот уже увидел командира, несколько стушевался, но тут же взял себя в руки:
– Позвольте представить, ваше высокоблагородие! Мой сослуживец Дзелковский. Чудесный пулеметчик и отличный офицер.
– Мы уже познакомились… – Но посмотрел на хозяина чуточку иначе, хотя в его боевых качествах не сомневался с первого взгляда.
– И я вас помню по японской, – сообщил подошедший Барталов. – Как нога? Не беспокоит?
– Ничуть, доктор, хотя с тех пор я попадал в руки ваших коллег еще трижды. – Дзелковский с чувством обнял Барталова.
– А вот это вы зря. Я не собираюсь, так сказать, хулить свою профессию, но, откровенно говоря, чем меньше с нами имеешь дело, тем лучше.
– Так ведь пуля дура, Павел Петрович. Она не разбирает. Да и осколок ничуть не умнее, – под общий смех ответил Дзелковский.
Он как-то сразу стал своим и теперь распоряжался наравне с Аргамаковым, определяя солдат и офицеров на постой.
Потихоньку начинало темнеть, и после торжественной зори с церемонией начался обещанный бал.
Зала усадьбы была ярко освещена сотнями свечей, и посреди нее чудесными видениями двигались одетые в пышные платья девушки. Их было шестеро. Юные, каждая прекрасная на свой манер. Сердца офицеров взволнованно бились под наплывом полузабытых чувств. Даже старшие и по званию, и по возрасту словно сбросили на вечер груз лет и забот, помолодели, превратились в юнкеров.
А что уж говорить о молодежи!
Вокруг каждого грациозного создания увивалось по дюжине кавалеров, блестели погонами, позвякивали орденами. Ловили каждое брошенное слово, каждый взгляд и дружно жалели об отсутствии парадной формы.
Это был вечер всеобщей влюбленности. Кавалеры были безукоризненно вежливы, ждали своей очереди на танец, а девушки раскраснелись от подобного внимания и платили им взаимностью. Маленькое чудо, волшебная сказка, в которой не хотелось думать о том, что вокруг в ходу совсем другие чудеса и это не более чем краткая передышка, возможно, последний отдых перед трудными боями и бесконечным походом.
Впрочем, будь подобные передышки почаще, может, дело не казалось бы таким безнадежным. Или, наоборот, судьба ниспослала этот вечер, чтобы показать воинам, что они защищают, дабы ни одно сердце не дрогнуло, что бы ни происходило кругом?
– Знаете, я впервые в жизни жалею, что не ношу золотых погон, – тихо произнес доктор Аргамакову.
– Бросьте, Павел Петрович. Ценность человека отнюдь не определяется принадлежностью к определенной касте, – так же тихо ответил полковник. – Даже в глазах женщин.
– Да, но порою лишь от определенных профессий зависит спасение мира. В данный момент – от вашей.
– Поэтому вы предлагаете всем поголовно надеть походную форму и взяться за винтовки? Но кто-то должен выращивать хлеб, создавать машины. Я уже не говорю, что без вас нам никак не обойтись. А спасение мира зависит не от одного умения стрелять. Лишь от готовности каждого человека выполнять свой долг и уже одним этим фактом делать окружающее лучше. Мы с вами так и не решили, что было причиною катастрофы, но ясно одно: если бы люди сами не захотели ее, не подчинились бы своим страстям и страстишкам, то ничего бы не было. Одни старательно будоражили другим головы, обещали царствие небесное на земле и прямо сейчас, а те верили, не задумываясь, откуда возьмется данное царство и что оно вообще из себя представляет. А впрочем, давайте хоть на этот вечер забудем про философию. Кто знает, когда еще придется просто отдохнуть?
Доктор согласно кивнул. Ему тоже не хотелось сегодня путаться в бесконечных загадках, к которым нет подхода хотя бы из-за недостатка информации.
– Мой танец. – Аргамаков улыбнулся и нежно повел племянницу хозяина в вальсе.
– Вы выполните мою просьбу, Александр Григорьевич? – Девушка серьезно посмотрела на полковника.
Была она стройна, на редкость хорошо сложена. Обрамленное светлыми волосами лицо дышало свежей прелестью. Но голубые глаза смотрели серьезно и испытующе, и полковник невольно насторожился.
– Какую, Ольга Васильевна?
– Нет, вы прежде пообещайте.
– Хорошо, если это в моих силах, – все-таки сделал оговорку Аргамаков.
– Возьмите меня с собой.
