Александр Белый - Рождение державы
– Понятно, отныне я ваш сеньор. Теперь слушайте меня, старосты. Пока не зарядили зимние дожди, все, абсолютно все поля вспахать, даже те, которые уже засеяны, разве что какое поле дало хорошие всходы, там трогать не надо.
– Но как же… и земля чужая, – начал мямлить высокий, но пришлось перебить его.
– Земля – моя, а денег и на лошадей, и на семена дам. – Хотел сказать старику-конюху, чтобы снял мои седельные сумки, но вспомнил, что любого чужака, который дотронется до седла, моя Чайка закусает и забьет копытами, как мамонта. Хоть и девочка, но очень злая, поэтому подошел сам и вытащил три пятикилограммовых мешка с серебром.
Когда возвращался, краем глаза заметил, как в открытые ворота на ослике въехал старичок в черной сутане. Здравствуй, поп! Новый год! Приходи на елку!
Однако ничего не поделаешь, и с духовной властью придется найти точки соприкосновения, дабы встать на путь мирного сосуществования. Сделав вид, что слона-то я и не заметил, опять подошел к крестьянам.
– Здесь шесть сотен серебром, разделите между собой так, как считаете нужным. Но не думайте, что можете тратить их куда попало, расход каждого пиастра проверю лично. Пройдитесь по дворам, составьте перечень всего необходимого, чтобы восстановить, где это нужно, обветшавшие двери, ставни или крышу. Может, кому корова или коза нужна, может, кому нужны соха или серпы? Тоже запишите, помогу. Деньги возвращать не надо, в течение двух лет отдадите излишками зерна и оливкового масла. Вдовы есть у вас?
– Есть! Есть! – громко и радостно закричали крестьяне, вначале угрюмые, но безгранично удивившиеся и повеселевшие после вручения трех мешков серебра.
– Вдовам будет помогать община, а я прослежу. Со своей стороны вдов закреплю за воинами, пусть наведываются раз в неделю к каждой, присматривают, может, помогут чем. Нужное это дело?
– Да! Да! – дружно и весело закричали бабы.
– Вот и хорошо. Тогда разрешаю задавать вопросы.
– Простите, сеньор, – хитровато взглянул из-под кустистых бровей невысокий староста. – А мельница у нас будет?
– Мельница?
– Да, сеньор, если мы поставим мельницу вон там, на втором холме, то к нам будут приезжать еще из восьми ближних деревень. И нам выгода, никуда далеко ездить не надо, и вам – дополнительная десятина муки и масла.
– Ладно, будет вам мельница. А скажите-ка, старосты, мне нужна будет прислуга в замок. В моих деревнях можно нанять или в Малагу ехать?
– Зачем же в Малагу, сеньор, у нас своих красивых девок полно, – сказал высокий. – Если сеньор пообещает, что ту, которая станет непраздной, одарит двадцатью дукатами, то любая захочет.
– Да, любая, – зашумели крестьяне. – Мужиков-то нету.
– Ну если от меня сие случится, то получит намного, намного больше. Но если от кого другого, то разыщем, набьем по заднице и женим. Так устроит?
– Да! – весело зашумели крестьяне.
– Тогда все, ступайте. Хочу увидеть уже сегодня, как вы пашете, прямо после сиесты.
Дальше оттягивать общение со священником было нельзя. К нему и так выстроилась для благословения толпа народа, набившаяся во двор замка.
– Иван, – тихо сказал и обернулся к ухмыляющемуся ближнику. Ему, видно, понравились первые распоряжения нового феодала. – Ты делай, как я. Сейчас идем на благословение к падре, но крестимся по православному.
– Та ты что, Михайло?! – зашипел он. – Не пойду я к этому козлу католическому.
– Ты это брось, ближник, нам здесь еще два-три года жить предстоит и ковать будущее. Или ты хочешь, чтобы нас сгноили? Или сожгли? Или, может быть, давай прямо сейчас побежим отсюда куда глаза глядят?
Иван помолчал с минутку, затем кивнул:
– Добре. Только обещай, что, как придем в Украину, наведаемся в Киевскую Лавру, на прощу.
– Обещаю. Думаю, нам не только в Лавру предстоит сходить, но и на Афон или в Константинополь.
– Тогда согласен, иди спереди, а я – следом.
Падре был невысокий сухонький старичок, которому тоже понравились первые поступки феодала. Забегая вперед, скажу, что мы с ним поладили. Вначале народ немного косился, увидев, как мы крестимся, но падре Иоанн, тезка моего Ивана, в церкви на проповеди, на которой довелось присутствовать и мне, объявил о благосклонном отношении его святейшества папы к ортодоксам, которые находятся в поиске пути к праведному храму. И что их сеньор – очень хороший сеньор.
Конечно, хороший. Особенно явным это стало после того, как храму было пожертвовано сто пиастров, а нанятые мной строители его капитально отремонтировали. А народу что? Народ привык безоговорочно доверять своему священнику.
Падре почему-то втемяшилось в голову, что его предназначение на старости лет – это наставление меня молодого на путь истинный. И, дождавшись моего очередного (после занятий в школе) возвращения в замок, он сразу же объявлялся, навязывался сыграть партейку в шахматы. Вот так, каждый раз дегустируя кувшинчик нового вина, двигая фигуры, он любил произносить проповеди. Никуда не денешься, приходилось даром терять полтора-два часа драгоценного времени и терпеть. Впрочем, я старался ни на какую конфронтацию с ним не идти, а больше слушать.
Он же и порекомендовал мне нового управляющего. Мужичка, который встретил меня в день приезда, вместе с его семейством я выгнал в тот же день, разрешив забрать две повозки с имуществом, погрузку которого тщательно проконтролировал Иван.
Мы тогда оставили в замке пятерых солдат с сержантом (за отдельную плату), а сами после сиесты вернулись в Малагу. Прежде чем проставляться за водворение в кабаке, успел навестить и архитектора, и будущего управляющего.
Архитектора-венецианца рекомендовал дон Умберто. Сказал, что в Мадриде и Малаге тот построил несколько дворцов и только сейчас закончил реконструкцию одного из графских замков. Архитектор считался специалистом дорогим, но квалифицированным и модным. К счастью, он не был занят, и наше знакомство состоялось. Мы договорились, что завтра он возьмет мебельщика и отправится определяться с объемами работ. Кроме того, я высказал ему свои пожелания, которые заключались в следующем.
Первое – расчистить ров и заложить проемы каменного моста у центральных ворот, а также сложить плотину с подъемным шлюзом из каменного дуба у тыльной скалы и таким образом вместо вонючей ямы организовать красивое озеро.
Второе – всю столярку в замке заменить, а мебель сделать в венецианском стиле из африканского дерева: белого, красного и черного. Такую, какую я видел у графа.
Третье – все оконные проемы остеклить, а окна поставить открывающиеся.
Четвертое – построить ветряную мельницу для помола муки и давки оливкового жмыха.
Пятое – отремонтировать храм и организовать ремонт крестьянских домов и хозяйственных построек.
Шестое – все это должно быть выполнено за два месяца.
Никакого удивления мои пожелания не вызвали, разве что остекление. Сказал, что это будет стоить очень дорого.
Забегая вперед, признаюсь, что симпатичную конфетку получил. И красивое озеро, и отремонтированные замковые постройки, и красавец-донжон с интересным интерьером комнат и новыми полами, и шикарную мебель из красного, белого и черного дерева. И остекленные окна. А в отношении благ, созданных крестьянам, даже не говорю.
Но да, обошлось все недешево. Если все постройки, ремонт и мебель потянули на семь тысяч пятьсот, то остекление – на две четыреста. Однако нисколько не жалею. Знаю точно, что вложенные в крестьянские хозяйства затраты за два года вернутся с лихвой, при этом крестьяне будут вспоминать своего благодетеля всю оставшуюся жизнь. Что же касается всего феода, то, по словам архитектора, найти на него покупателя за четырнадцать-пятнадцать тысяч не составит труда. Говорит, на одни окна взглянуть – и любого потенциального покупателя они сразят наповал.
И управляющий у меня великолепный хозяин. То есть хозяйка.
Падре, услышав, что мужичок получил отставку, одобрительно кивнул и присоветовал пригласить на эту вакансию вдову Марию, муж которой работал замковым кузнецом, но сеньором был отправлен в армию, где и погиб. Она – сводная сестра бывшего феодала Николо, рожденная от простолюдинки, не раз спасала хозяйство, когда отец и сводный брат влезали в разные авантюры с векселями компаний-однодневок, лишь бы заработать быстрые деньги. Этим в конце концов и угробили феод. Когда отец умер, Николо расправился с семьей Марии, а ее изгнал из замка вместе с малолетним сыном.
Дом, где она квартировала, находился справа от порта, в квартале ткачей. Было уже около восьми вечера, к этому часу народ возвращался с работы, поэтому надеялся застать ее дома. У входа в маленькую комнатушку меня встретила худенькая, бледная женщина лет тридцати в когда-то синем, а ныне выцветшем коротком пиджаке с широкими лацканами, шалью на плечах и многоярусной зеленой юбке. А башмаки ее просили кушать. За столом сидел парень лет четырнадцати, что-то мастерил.
