Афанасьев Александр Афанасьев Александр - Время героев ч3 нов. вариант
По моему наставлению — морпеха, столкнувшегося с какими-то глазами лечили совершенно варварским способом — дали глотнуть разведенного водой до примерно шестидесяти градусов крепости спирта. Помогло — в шоковых и депрессивных состояниях — всегда помогает.
— Стоял на месте. Оружие было при тебе.
— Да, сэр?
— И что дальше? Где ты увидел глаза?
— На стволе?
— На стволе? Парни, я не обыскивал вашу палатку, но чую — мне придется это сделать. Козлы долбанные, вы что думаете, закон для вас не писан?
— Полковник… — поднял руку я, мы играли в старую как мир игру в злого и доброго полицейского — при боевой психотравме можно увидеть и более поразительные вещи.
— Да какая к чертям психотравма?! Отвечай, кто провез марихуану, ну!
— Полковник, смею напомнить, что я старше вас по званию! — повысил голос я — извольте вести себя должным образом.
— Какого хрена?! Если у вас, русских в армии бардак и психотравмы, то это не значит, что такое же дерьмо будет в Корпусе морской пехоты, ясно?! Ты меня вывел из себя, капрал, сейчас увидим, что за дерьмо вы сюда привезли!
Ругид вышел из палатки.
— Сержант, встать по стойке смирно!
Сержант встал.
— Руки вперед, глаза закрыть!
Сержант выполнил и это.
— Теперь — дотронься указательным пальцем левой руки до кончика носа, глаза не открывать.
— Левой, сэр?
— Да, левой… Теперь правой… Садись.
Кем бы ни был сержант — но наркоманом он не был, это точно.
— Садись на место… Милнер. Это ведь твоя фамилия — Милнер — фамилию я прочитал на именной табличке на форме.
— Да, сэр.
— Почему тебе не доверяет твой командир?
— Я новенький в отряде, сэр. Полковник… потерял много людей… в Афганистане… в Триполитании… здесь… в других местах. Я новенький, меня никто не знает.
Да уж… У нас в казарме висел плакат, на нем тонущий моряк на фоне тонущего корабля и подпись — «Кто-то разболтал!». В отличие от сухопутных крыс, моряки часто бывают в чужих портах, сходят на берег и запросто могут стать объектом провокации или вербовки. Тем более — что моряку, что военному, что гражданскому нужно? Выпивка и женщины, вот что нас губит. Поэтому — у нас в курс подготовки входили и контрразведывательные дисциплины. И никто из нас — просто так не вывалил бы незнакомому офицеру из другой страны информацию.
— Успокойся. Ты не курил травку?
— Нет, сэр.
— И не знаешь о том, что кто-то здесь курит. Сержант, это не шутка. Один негодяй может стать причиной гибели всей группы.
— Нет… сэр. Никто из нас не курит.
— Тогда рассказывай. Что ты видел. Глаза на дереве?
— Да, сэр. Глаза на дереве, я правду говорю, сэр.
— Как ты их увидел. Вспомни. Ты стоял на месте?
— Да, сэр, стоял на месте. Потом вдруг понимаю, что на меня кто-то смотрит. Глаза, сэр. На дереве, точно.
— Какие они были? На какой высоте от земли? Большие? Очень большие?
— Нет, сэр. Маленькие. Как у собаки.
— На какой высоте?
— Примерно… фута три над землей, сэр. Фута три, сэр, может чуть побольше…
— А зачем ты туда посмотрел? — вопрос был не праздный, если человек не желает что-то рассмотреть специально — он смотрит обычно на уровень своего, человеческого роста.
— Не знаю, сэр. Просто… я почувствовал, что там кто-то есть. Понимаете, просто почувствовал. А потом — глаза эти пропали. И я… шагнул назад и поскользнулся… И закричал, сэр.
— А почему раньше не кричал? Почему не стрелял?
— Не знаю, сэр… что-то нашло… не знаю, сэр, честно. Я даже страх не сразу почувствовал, только когда они исчезли… я правду говорю, сэр.
Откинув полог, в палатку вернулся Ругид.
— Куда вы дели травку. Смотрите, парни…
— Полковник, давайте выйдем ненадолго…
Мы вышли из палатки. Дождь перестал — но было так сыро, что вода просто висела в воздухе. Лицо можно было вытирать каждую минуту.
Я пересказал то, чего услышал, добавив и свое мнение — парень не наркоман и вряд ли курил. Ругид презрительно фыркнул.
— Что за чушь. Глаза… на дереве… собачьи… ерунда какая-то.
— Помните ЗАПТОЗ, полковник?[48]
— Хотелось бы забыть.
— Там происходило много чертовски интересных вещей. Например — как-то так получалось, что бандитам Вьетконга удавалось подходить вплотную к патрулям, пока не становилось слишком поздно. Каким-то образом Вьетконгу удавалось убивать вооруженных до зубов янки голыми руками. Каким-то образом Вьетконгу удавалось проникать на аэродромы, охраняемые минными полями, патрулями и снайперами. Вы знаете, что такое Вьет-во-дао? Или шаг черепахи?[49] Все это оттуда.
— И при чем тут все это?
— При том. Вернувшиеся оттуда — те, кому посчастливилось выжить — говорили о том, что они не видели вьетнамцев, пока те не подходили почти вплотную, или не начинали взрываться самолеты на аэродроме. Снайперы клялись и божились, что никого не видели в прицелах — хотя проникновение шло в их секторах. Возникло очень серьезное подозрение, что вьетнамцы владеют неким народным способом отводить глаза, что позволяет им как бы растворяться в окружающей среде, становиться ее частью, так что чужак его не видит.
— Ерунда.
— Далеко не ерунда. В русских сказках — не раз и не два упоминается о паранормальных способностях отвода глаз, есть упоминания про шапку — невидимку. В семидесятых — в ЗАПТОЗ работала целая группа русских специалистов, нацеленная на поиск подобных загадок. Это могло быть прорывом в боевых действиях.
— Откуда вы все это знаете? Господин вице-адмирал.
— Мой отец был в ЗАПТОЗ.
— Военный наблюдатель?
— По документам — так. Что было на самом деле — не знаю. Он не успел мне ничего рассказать — его убили в Багдаде. И мать — тоже.
Ругид покачал головой.
— Вас, русских, напалмом не выжжешь.
Я должен был обидеться. Но не обиделся — не самый худший эпитет для народа.
— Потому мы и русские. Эти джунгли — все равно, что клад, здесь никто и никогда не изучал ни растительность, ни животный мир, ни индейские племена дальше, чем на расстоянии несколько километров от воды. Никто толком не описывал индейские племена. Все, что здесь делалось — так это варварская вырубка леса, выращивание наркотиков на тайных делянках, да подпольная добыча золота и драгоценных камней, когда в реку течет смертельный яд! Не исключено, что мы имеем дело с чем-то нам неведомым.
— И это неведомое принесло солдатский медальон?
— Именно! Оно достаточно разумно. И хочет предупредить, чтобы мы не ходили сюда. Оно хочет предупредить нас о том, что здесь были другие люди, и они погибли. Идемте, у меня появилась идея.
Вместе с полковником мы зашли в палатку, которая охранялась отдельно. Это был центральный пост охраны, в этой палатке был расположен командный центр аналога нашей системы Монолит. Системы электронного контроля периметра объекта — причем это была не просто цепь датчиков и столбиков с лазерными излучателями, это была зона сплошного контроля, создававшая в зоне охраны непроницаемый купол, проникнуть в который можно разве что из-под земли. Мы все носили RFID — метки, чтобы система принимала нас за своих.
— Умеете на этом работать?
— Конечно.
— Тогда вот что. Здесь есть классификация объектов по весу?
— Конечно, есть. Иначе система будет реагировать на каждую мышь. Вы хотите сказать…
— Именно! Какой нижний предел?
— Сорок килограммов в пересчете на европейскую систему.
— Поставьте двадцать и посмотрите, что выйдет.
Полковник поставил нижний предел веса в двадцать килограммов — и мы увидели, что за прошедшую ночь у нас было шестьдесят девять нарушений охраняемого периметра. Мы все — прошлой ночью имели реальную возможность уснуть и не проснуться. Присоединиться к тем, кто был здесь и погиб.
— Поставить систему на немедленное реагирование, выдать каждому вибродатчики. По реакции — отработать из пулеметов и посмотреть, что получится.
— Ночью? Как бы друг друга не перебить.
— Тогда использовать бесшумное оружие. У вас есть термооптика?
— Есть.
— И у нас есть. Эти дикари, наверное, даже не имеют понятия, что это такое.
— А вы имеете понятие, что такое яд древесной лягушки, господа? — вступил в спор я.
— О чем вы? — спросил полковник.
— О том, что мы почему-то сразу выбрали враждебную тактику. Прошлой ночью мы все имели возможность умереть — но не умерли. Они — кто бы это ни был — нас не убили. Более того, они оставили медальон, чтобы нас предупредить.
— Но владелец этого медальона погиб! И другие — тоже.
— Ну и что? Возможно, они сделали что-то такое, что не понравилось местным. Мы пока не погибли — и я уверен, что пока мы будем на этой поляне, пока мы не двинемся в джунгли. Подбросив медальон, они хотят нам сказать, чтобы мы не ходили туда.
