Андрей Архипов - Поветлужье
— Здрав будь, лекарь. Ведомо мне, что ночь ты всю провел с ранеными, да весть срочная пришла, кхм-м... Прилетела точно под оконце избы нашей. Токмо... не я один грамоте разумею, да разобрать мы не можем, что там писано. Али твой человек какой писал? — Трофим кивнул на стол.
Там сиротливо лежала оперенная стрела, а также развернутая берестяная грамотка, прижатая по краям двумя тяжелыми ножами. Вячеслав нагнулся и начал читать вслух наспех вырезанные кривые буквы:
"Папка, ворогов побили.
Дядя Ваня ушел к отякам за воями.
Обещал вернуться ночью.
Вовка."
Глава 12
Осада
Холодная вода все-таки добралась до нутра, и зубы, до этого просто выбивавшие чечетку, зашлись мелкой барабанной дробью.
— В-в-в-в-се, с-след-дующий! — Николай выскочил из воды на скользкий глинистый обрыв, оперся руками о травяную кочку и, подтянувшись, вывалился наверх. Руки сами собой обхватили плечи, а ноги пошли вприпрыжку. — Пить надо меньше... мен-ньш-ше надо пить...
— К костерку ужо придвинься, долее всех в речушке пробыл. — Любим скинул нательную рубаху, перекрестился и полез в воду на замену Николаю. — Али иди погрейся у "бабы", подергай ее за сиськи, коли руки не устали...
— И то дело. — Николай отодвинул в сторону одного из плотников и схватился за толстую веревку, на которой через блок была подвешена деревянная "баба" — кусок тяжелого бревна, изготовленного из топляка, которое иначе чем вдвоем было не приподнять. Блок же представлял собой отпиленный кругляк от того же дубового бревна с выдолбленной по краю канавкой и прожженной то ли углями, то ли железом широкой дырой посередине. Изнутри он был смазан дегтем и вдет на толстую жердину. Та была перекинута наискось через речку, и каждая ее сторона держалась на трех перекрещенных кольях. — Эх, дуби-и-инушка, ухнем! — Хрясь! — Эх, зел-е-еная, сама пойдет! — Хрясь!
Очередная дубовая свая входила в илистое дно, перегораживая узкое русло лесной речки частоколом редких зубов, выстроившихся в два ряда параллельно друг другу. Темная вода уже начала вспучиваться в месте рукотворной запруды мелкими бурунами, обтекающими человеческие тела, возившиеся в холодной воде. Водяные косички вихрились и около упомянутых свай, которые впоследствии должны будут служить опорными быками[11] для уже приготовленных на берегу и обтесанных с двух сторон бревен. Последние должны быть плотно заложены меж двух рядов опор сразу после их забивки, для большей прочности углубляясь своими краями в крутые берега лесной речушки. Чуть в стороне один из плотников уже вытесывал лоток из предварительно расклиненного и расколотого толстого бревна, по которому и должен пойти основной поток воды после возведения плотины. Двое других пытались соорудить из квадратного круглое, сбивая толстые тесаные доски в два огромных (метра три с половиной в диаметре) колеса, которые потом надлежало еще соединить между собой и посадить на одну ось. Кроме того, это сооружение впоследствии должно прирасти внутренними карманами, тоже составленными из теса. Они будут наполняться набегающей сверху водой из лотка и крутить под ее напором махину водяного колеса, обильно смазанную в местах сочленения вала с неподвижной основой дегтем. Еще предстояло собрать на той же оси малое силовое колесо, нашпигованное в пазах дубовыми штырями и крутящее своего ортогонально расположенного собрата, закрепленного на вертикальной толстой жерди. По крайней мере, так поначалу задумывалось. Заканчиваться внизу эта слега должна была чем-то вроде пропеллера, перемалывающего в выкопанной и застеленной досками яме куски смоченной водой глины. В мечтах Николая были предусмотрены еще несколько механизмов, которые планировалось достаточно просто менять друг с другом, отводя жердь в сторону и перенося сцепление на что-то другое. Соединение с силовым колесом, конечно, получилось бы аховое, и наверняка дубовые зубья потом пришлось бы достаточно часто менять, но зато в скором времени можно было запустить и глиномешалку, и пилораму. Для последней, правда, не хватало самой главной детали — ножовочного полотна. Поначалу для распиловки бревен Николай хотел выковать круглый зубчатый диск, но потом раздумал, поскольку засомневался, сумеет ли он изготовить достаточно большой по диаметру и сбалансированный железный круг. Гораздо легче отковать узкое длинное полотно и приспособить его на раму по типу лучковой пилы. Можно даже использовать уже готовое, если плотники поделятся им на первое время, получив выгоду с аренды теми же досками...
Солнце уже почти село, и только оранжевое небо за высокими деревьями отдавало последние проблески закатного света на грешную землю. Работники заканчивали на сегодня свои земные труды, собирая инструменты и потихоньку сходясь к костру, где бабы готовили немудреную снедь оголодавшим мужикам.
— А неплохо для половины дня работы, а? Любим? — споласкивая ступни в воде, прокряхтел Николай.
— Не худо, что тут скажешь. Внятно ты растолковал плотникам, что требуется от них, вот и работы споро идут... Кхм... А вот людишки наши вопрос к тебе имеют, — хитро улыбнулся переяславский кузнец. — Что это за портки короткие ты на себя нацепил? Вроде невместно мужу так выглядеть... Однако бабы так и снуют мимо, абы взгляд на тебя бросить, кхе-хе...
— Ты про трусы? Семейные? — полез на берег, стараясь не запачкаться, Николай. — У вас, может, и невместно, а у нас еще и майка полагается к ним — нижним бельем все это зовется. Исподние порты, по-вашему, только разве что чуть покороче, оттого и стирать их полегче. Ты лучше скажи, как на других фронтах дела?
— Я сказывать могу, сколь глины накопали да руды принесли, — неторопливо ответил Любим. — Сколь раз этой мешаной глиной формы под плинфу были набиты, да как Вовка под руку свою сие дело принял, тоже могу обсказать. Что за послание этот ваш грамотей сочинил, да как передали его. Что мальцы из дозора поведали, да куда охотнички идти решили, тоже... А вот про фронты твои, не обессудь, ничего не скажу. Не знаю, про что ты.
— Да про то же, о чем ты собрался мне говорить. Где работают в поте лица, там трудовой фронт, а где воюют — там просто фронт, без всяких добавлений... А что охотники пошли встречать Михалыча к переправе, как он им наказывал, так я про то с самого начала знал. И что они осваивали оружие новое и к кольчугам привыкали, тоже мне ведомо. Будем надеяться, приведет туда Иван еще воев... Так сколько плинф набили за сегодня? Как договаривались, в половину ладони толщиной делали, чтобы сохли быстрее?
— Это ты Вовку поспрошай — у него ладонь одна, у меня другая. Как уж он сговорился с теми, кто формы ему мастерил, не знаю... Но несколько сотен по поляне в тенечке разложили, дня четыре посохнут — и в яму заложим, жечь будем... Хе! — покрутил головой Любим. — Вовка и тут учительствовать пытается... Ты, речет, переверни сотню плинф, а ты четверть того, а потом еще пять раз по столько, а вот ты в полтора раза поболее, чем первый. И проверяет, тычки дает тем, кто не так делает. А они все прутиками на земле чертят, перед тем как исполнять слова его...
— Хм-м... молодца, так их. Да и все хороши — поди помешай глину ногами, — однако не ропщут, делают. А что от ребяток из дозора слышно?
— Ничто покуда. Ждут вороги воев своих, но в лес не суются — боязно... Знать, мыслишки, что не все ладно с ушедшими, посещают их. Кхм-м... А я вот еще попытать хочу у тебя секретов твоих — ответишь ли?
— Разве не отвечал раньше? — удивленно поднял бровь Николай.
— Да такие секреты не каждый сыновьям своим сказывает. Вот ты мне про закалку рек. Ножей тех же, топоров... Ох, совсем запамятовал обсказать про твой топор, что ты днесь общине попользоваться дал. Плотники рекли, что волшебный он, — уж не колдовство ли ты к нему какое применил? Второй-то просто острый и без точила целый день обходился, а этот... С таким топором избу в одиночку за день поставить можно. Сам рубит.
— Хм-м... У нас это тоже редкость, хотя нет, не так... Вот ты мне давеча сказывал про сабли узорчатые, что платок перерубают на лету и вокруг пояса сгибаются. Было дело?
— Болтают разное. Может, сказки люди бают про сабли такие, а? Я токмо узор на клинках видел, а в руки мне чуда сего не дал никто, — огорченно покачал головой Любим.
— Вот и у нас этот топор ценится почти как ваша сабля из сказки. Есть, но дорого.
— Ага... ну да ляд с ним, колдовством этим, раз такое дело. Насчет ножей я заикнулся... Баял ты, как уголь железу крепости добавляет. И что оно твердое становится и сталью зовется. А как быть с той же сабелькой, что сгибаться должна? И меч не только крепость иметь должен, но и гибкость, абы не переломился он при ударе.
— Вот и перешел ты к следующей ступени в своих вопросах, Любим. То, про что я тебе рассказывал, только для хозяйственных инструментов можно применять. Тех же ножей... Небольшие они, изгиба им не нужно. Или топор возьмем... Отковал, наточил, в уголь засунул, зацементировал, э-э-э... углем крепости добавил. Кстати, уголь березовый или дубовый нужно использовать, хотя сосновый еще лучше. А в него можно до трети объема намешивать пера с птицы и кусочков кожи... Или пережженный толченый рог класть, хотя... его не напасешься. Такие инструменты тебе потом долго служить будут. Внутри железо сырое, а снаружи сталь крепкая. Не сломается и долго не сточится. А вот к оружию требования повыше... И острое оно должно быть, и крепкое, и не ломаться. У того же топора при работе лезвие насмерть испоганишь, так плюнуть можно и новый взять. А в бою это тебе ценою в жизнь станет.
